Волей-неволей надо было разбивать лагерь. Целый день мы сушили имущество. Боеприпасы, одежда, лекарства, книги, провиант, мотор грузовика, запасные части, постели, палатки — все отсырело. Эльса никак не могла оторваться от этого «натюрморта». Она все ходила, обнюхивала его и недовольно сморщилась, когда ей попался табак.

На другой день река вышла из берегов, и мы перенесли лагерь повыше. Всю следующую ночь лил дождь, грозя положить конец нашей охоте. Все-таки мы решили подыскать дерево, на котором можно было бы соорудить махан. Буш на этой стороне был низкорослый, и нам пришлось довольствоваться небольшим деревом мсваки. Его высота только-только позволяла устроиться вне досягаемости голодного льва. Джордж убил зебру и привязал ее к стволу. Едва стемнело, он вместе с Джоном вскарабкался на платформу. Возможно, львы чувствовали, что наш махан, сколоченный на высоте всего двух с половиной метров от земли, не очень-то надежен; так как через часок охотники услышали рычание обоих разбойников. Один подал голос от брода, до которого было с полкилометра, второй — с другого берега. Первый лев рычал все громче и громче, он явно был в ударе, от его могучего голоса дрожала платформа. Вдруг Джордж уловил характерные звуки: хищник рвал тушу. Но в кромешной тьме охотники ничего не могли разглядеть. Подождав, пока лев войдет во вкус трапезы, Джон включил фонарик и увидел зверя. Он лежал спиной к охотникам, зарывшись головой в тушу зебры. Неудобная мишень. Но тут лев, потревоженный светом, повернул голову в их сторону.

Джордж выстрелил, целясь в шею. Лев рявкнул, подпрыгнул и бросился наутек, издавая горловые звуки. Он был серьезно ранен. Джордж не сомневался, что утром мы найдем в буше мертвого льва. Как только рассвело, из лагеря пришли два следопыта, и все вместе двинулись по следу. Пятна крови исчезали в прибрежной чаще.

Но если лев еще жив, преследовать его опасно… Охотники шли очень медленно, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Вдруг раздалось рычание, и Джордж приметил в зарослях двух львов, которые тотчас обратились в бегство. Похоже, товарищи соединились… теперь держи ухо востро, ведь подраненный лев не замедлит напасть. Кровавые пятна почти исчезли, а в сумраке буша трудно было отыскать отпечатки лап. Охотники остановились, разглядывая почву. Вдруг один из следопытов хлопнул Джорджа по плечу и кивнул назад. В пятнадцати метрах от них из-за куста показалась львиная голова. Джордж выстрелил и попал льву в переносицу. Это был крупный самец — два метра восемьдесят пять сантиметров от носа до кончика хвоста. Судя по всему, тот самый, которого они поранили ночью, так как в затылке у него было два пулевых отверстия. Второй лев, видимо, перебрался на другой берег. Джордж услышал плеск воды сразу после выстрела.

Отыскав охотников, я не могла не выразить Джорджу своего восхищения. Не очень-то приятно идти за раненым людоедом по таким зарослям… Мы уже охотились три недели и не щадили себя, стараясь выследить желтых разбойников, но до этой минуты я даже мельком их не видела. Теперь богатырь был повержен; лапы, отпечатки которых мы уже хорошо знали, безжизненно поникли. Ему было лет восемь, самый расцвет. Хорошо, конечно, что один людоед обезврежен, но почему-то победа над великолепным зверем нас не обрадовала. Со льва сняли шкуру. Я сфотографировала его сердце, оно было величиной с детскую голову. Мне стало ясно, почему мне всегда казалось, что в груди Эльсы стучит мощный мотор.

На следующий день Джордж и Джон снова отправились дежурить на махане. Они надеялись подстеречь второго людоеда, но не дождались его и только промокли насквозь. Правда, с того берега кто-то подавал голос.

Река сильно разлилась, переправиться на машинах было невозможно, вплавь тоже нельзя из-за крокодилов. Тогда Джордж смастерил из раскладушки лодку. Получилось неплохо, только лодка не могла выдержать больше одного человека. Джордж пересек реку и дошел до Мерти. Весть о победе над людоедом всех обрадовала. Убедившись, что разбойники уязвимы, бораны тотчас вызвались помочь выследить второго. По пути в Мерти Джордж видел свежие следы львицы. Не она ли рычала ночью? Он уже сомневался, что убил того самого льва, которого перед тем подранил. Может быть, разрывная пуля прошла насквозь и отверстия в затылке пробиты осколками? Но тогда раненый лев бродит на том берегу, где мы разбили второй лагерь.

На обратном пути Джордж встретил у брода шестерых молодых воинов с копьями. Они хотели участвовать в охоте. Он попросил их прийти на следующий день и захватить своих лучших собак. Наутро мы встретились с ними, как было условлено. Но что за жалких псов они привели с собой? Правда, воины уверяли, что эти собаки бесстрашные, не боятся львов.

И вот мы снова идем по бушу. Джордж вскоре заметил, что собаки, как их ни подгоняют владельцы, не очень-то рвутся вперед. Ну конечно же! Вот вожак, поджав хвост, вернулся назад, и за ним вся свора. Сейчас раздастся рев, и лев ринется в атаку… Но рычания мы не услышали, зато возбужденно затявкали бабуины. Это верный признак, что поблизости опасность — лев или леопард. Немного выждав, мы двинулись дальше. Джордж пригнулся, нырнул под ветку и заметил светлое пятно! За колючим кустарником, приготовившись к прыжку, лежал лев. Джордж уже прицелился, но в это время услышал жужжание мух: зверь был мертв. Пуля, которую он выпустил ночью, пробила насквозь горло льва и, видимо, разорвала яремную вену. Лев был настоящий красавец, правда, поменьше первого — около двух метров семидесяти сантиметров. Хотя он и натворил немало бед, я смотрела на него с почтением.

Оба убитых нами льва были в расцвете сил. Никаких недугов, которые оправдывали бы их людоедство. А ведь чаще всего львы становятся людоедами из-за какого-нибудь физического изъяна. То ли они ранены стрелой, то ли пострадали от капкана, то ли зубы у них плохие, или же в лапах застряли иглы дикобраза. И престарелые животные тоже иногда отдают предпочтение менее прыткой добыче.

Но бывают исключения, когда можно лишь гадать, что побудило льва охотиться на людей. Может быть, беспечность местных жителей, которые часто спят под открытым небом у загона, куда на ночь помещают скот? Представьте, себе голодного льва, который готов пробиться за добычей сквозь колючую изгородь и вдруг видит у ограды спящего человека. Мудрено ли, если он не устоит против соблазна? Случайность кладет начало привычке, и появляется еще один людоед. А у родителей учатся львята, так что эта черта может передаваться из поколения в поколение. Не по наследству, конечно, а в силу примера.

Мы выполнили свою задачу, и бораны теперь могли не бояться «духов». Хотя кто поручится, что у пристреленных львов не найдется бойких потомков? Оставалось надеяться, что дети не пойдут по стопам родителей.[9]

Эльсе было уже полтора года, когда я впервые заметила, что от нее порой распространяется резкий запах. Вместе с мочой она оставляла выделения двух так называемых анальных желез, которые расположены под самым хвостом. И хотя это был ее собственный запах, Эльса гримасничала, нюхая его.

Как-то во время одной прогулки нам встретилось стадо антилоп канн. Эльса тотчас стала подкрадываться к ним. Крупные животные паслись на крутом откосе, в стаде было много телят. Одна антилопа загородила путь Эльсе и, чтобы отвлечь ее, затеяла в кустах игру. Так продолжалось, пока стадо не ушло за пригорок. Тогда антилопа галопом умчалась прочу, и бедняжка Эльса осталась в дураках.

Помню еще один забавный пример «звериной стратегии». Мы пошли с Эльсой на пригорок, и я увидела внизу пасущихся слонов со слонятами, штук восемьдесят. Львица тоже их приметила. Не успела я крикнуть «нельзя», как она ринулась вниз по склону. Потом спохватилась и начала осторожно красться к стаду.

Ближе всего к ней была слониха с маленьким слоненком. Эльса кралась очень искусно, но мамаша тотчас смекнула, в чем дело. Мы испугались: сейчас пойдет в атаку! К нашему удивлению, слониха ограничилась тем, что закрыла слоненка собой и стала потихоньку подталкивать его к другим слонам. Тогда Эльса незаметно подобралась к двум самцам. Но они отнеслись к ней равнодушно. Третья группа, к которой она подкралась почти вплотную, тоже не захотела поиграть с нею. Солнце было уже совсем низко. Мы окликнули Эльсу, но она даже ухом не повела. Мы решили идти домой без нее, — может, и не натворит глупостей.