Дождливым осенним вечером по засыпанной опавшей листвой асфальтированной дорожке вдоль ограды старинного московского парка, с внешней ее стороны, шел человек. Время от времени его обгоняли редкие прохожие, иногда кто-то торопливо шагал ему навстречу. Погода не располагала к прогулкам, поэтому немудрено, что кто-то спешил добраться до метро, а кто-то стремился поскорее оказаться дома. В отличие от них человек шел медленным, размеренным шагом.

Худощавый, на вид около тридцати с небольшим лет, росту чуть выше среднего, он был одет в светлый плащ, который сейчас совершенно потемнел от дождя. Сверху не то чтобы лило, скорее сильно моросило. Ледяные капли вкупе с порывами холодного пронизывающего ветра заставили человека поглубже нахлобучить шляпу и спрятать лицо за поднятым воротником. В остальном же он, казалось, не замечал ни дождя, ни промозглого сырого холода. Глядя со стороны, можно было подумать, что его душа находится где-то очень далеко, возможно, даже давно умерла, а телесная оболочка живет и двигается лишь по привычке.

Когда-то много лет тому назад, в прошлой жизни, этого человека звали Андреем Павловичем Успенским. У него была жена Маргарита, Маргоша, у него была дочь Маришка. Маргарита не любила дождя. Хуже того, пасмурная погода нагоняла на нее глубокую тоску, если не сказать – депрессию. И она боролась с ней как умела. Поэтому, как только небо начинало хмуриться, а в окно принимались барабанить капли, Маргарита отправляла мужа в магазин за тортом, шпротами, коньяком и шампанским. К его возвращению в большой комнате сверкала люстра, ее свет отражался в хрустале фужеров, на плите шипело что-то невероятно ароматное и вкусное. Свежая скатерть слепила глаз белизной. Такое вот маленькое домашнее воплощение счастья. Со временем у него выработался своего рода рефлекс: если на дворе дождь, значит, в доме праздник.

Женился он рано, в 19 лет, когда учился на втором курсе мединститута. Вскоре родилась дочка. В той, прошлой жизни Андрей Успенский был врачом–реаниматологом одной из центральных столичных клиник. Его высоко ценило начальство, про него говорили: «Все мы под Богом ходим, но только доктор Успенский постоянно с Ним спорит. И выигрывает».

Больные готовы были носить его на руках, руководство буквально валялось в ногах, медсестры занимали очередь, чтобы попасть с ним на ночное дежурство. И зря. Доктор Успенский любил на свете только двух женщин: Маргариту и Маришку. Впрочем, не бывает правил без исключения.

Медсестра Анжелина пришла к ним работать сразу после медицинского училища. И сразила наповал всех мужчин больницы: врачей, больных, технический персонал. Всех, кроме одного. Доктор Успенский словно бы не замечал ее ослепительных прелестей. Но однажды и он не устоял.

Та ночная смена выдалась очень тяжелой. Возможно, сказалось перенапряжение, но к утру доктор Успенский понял, что не может думать ни о ком, кроме новой медсестры. И, как человек цельный, не умеющий ничего делать наполовину, Андрей совершенно потерял голову. Его жизнь закрутилась, словно в пьяном угаре. Дни не шли – летели. Теперь после каждого дежурства он завозил Анжелину к ней домой. И оставался. Дома врал про встречи с коллегами, про научную работу. Маргарита верила, и это было хуже всего.

Андрея охватила страсть, дикая, слепая и безысходная. Дни пролетали минутами, месяцы – часами. Наконец он понял, что больше не может вести двойную жизнь. Следовало сделать выбор, но для этого требовалось хоть немного остыть.

Решение пришло внезапно. Нужно отправить жену с дочкой на пару–тройку недель отдохнуть. И куда-нибудь подальше – не в Турцию или Египет, а на Бали или в Таиланд. За это время он успеет основательно поддаться искушению, предаться греху, перебеситься и раскаяться. Только после этого он, возможно, смог бы окончательно вернуться в лоно семьи. В этом он, по крайней мере, уверял себя.

Маргарита была немного удивлена такой спешкой. У нее оставались еще кое–какие незаконченные дела, и она собиралась на отдых только в следующем месяце. Но Андрей, снедаемый пагубной страстью, переубедил ее лететь немедленно. Наврал что-то про горящие путевки, и она, поколебавшись, согласилась. На работе у него накопилась куча переработок, и он без труда взял неделю отгулов.

И вот Маргарита с Маришкой улетели. Проводив их в аэропорт, Успенский направился на дежурство. Последнее перед отгулами. Пока он ехал к себе в больницу, пошел дождь. И Андрей вдруг ощутил не то чтобы тоску, но какое-то странное щемящее чувство. В эту минуту предстоящая неделя блаженства с Анжелиной впервые показалась ему не такой радостной, как прежде. Но он тут же отогнал беспокойную мысль.

Разумеется, Анжелина работала в его смену. Дежурство выдалось спокойным. С работы они вернулись вместе, на сей раз к нему. Анжелина тут же отправилась в душ, а Андрей включил телевизор и моментально задремал в глубоком кресле. Но расслабиться и отдохнуть не получилось. Через пару минут его разбудила мелодия мобильника. Звонила Маргарита.

– Андрюша? Здравствуй, родной! У нас все в порядке. Добрались нормально, уже разместились. И сразу на пляж. Я только теперь поняла, что море и океан – это совсем разные вещи. Спасибо тебе. Здесь просто рай. Представляешь, тут такой странный отлив. Маришка бегает прямо по дну, собирает рыбок и крабов. Час назад вода стала уходить и теперь, насколько глаз хватает, ее почти не видно. Как они купаются – не представляю. А вообще-то мы по тебе уже соскучились. Прилетай, а?

В это время Андрей разглядывал через приоткрытую дверь ванной умопомрачительные формы Анжелины. Ему было немного стыдно перед женой, поэтому он не сразу понял смысл сказанного. И тут его как кувалдой по голове ударило. Он даже подскочил в своем глубоком кресле.

– Постой, Маргоша! Как ты сказала? Вода ушла так далеко, что ее не видно? Проклятье! Марго, это не отлив! Это цунами! Немедленно уходите! Сейчас волна вернется! Хватай Маришку – и в такси, в любую машину, за любые деньги! Уезжайте куда-нибудь подальше от берега, лучше заберитесь на какую-нибудь гору! Немедленно, слышишь?!

Даже через телефонную трубку он услышал низкий нарастающий гул. Пауза была долгой. Когда Маргарита снова заговорила, голос ее был твердым, хотя и тихим.

– Поздно. Волна возвращается. Она уже близко, мы не успеем… Ты даже не представляешь, какая она высокая. Маришенька, детка, иди сюда, сядь, посмотри на меня. Хочешь с папой поговорить? Потом? Хорошо, в другой раз поговоришь. Андрюша, мы тебя очень любим… Прощай.

В трубке что-то оглушительно громко щелкнуло, и связь оборвалась. Андрей сидел ошарашенный.

Из ванной вышла, покачивая бедрами, Анжелина.

– Ну, и как я тебе? – Она подошла к нему вплотную, посмотрела на трубку мобильника в его руке, прислушалась.

Из трубки не доносилось ни звука.

– Твоя звонила? – осведомилась Анжелина. – Ну, как она там, кайфует? Смотри, подцепит кого-нибудь знойного. Или что-нибудь не менее экзотическое.

Андрей не убил ее. Удержался. Но в его взгляде Анжелина прочитала что-то настолько страшное, что, побледнев, подхватила свои вещи и оделась быстрее, чем ефрейтор из батальона быстрого реагирования. Через секунду хлопнула дверь квартиры. Позднее, встретив Успенского в коридоре больницы, она извинилась.