Был у Амнона друг. Весьма лукавый

Давидов родственник Ионадав.

Придворный льстец, распущенного нрава,

приветлив, но коварен, как удав.

Проведал он, по ком Амнон тоскует

и тотчас другу хитрость предложил:

«Хочу, чтоб ту, что так тебя волнует,

с собой ты без опаски уложил.

Ты должен ближе стать твоим родным.

Ложись в постель и притворись больным.

Когда придёт отец, его попросишь,

прислать к тебе Фамарь – сестру твою.

«Пусть подкрепит меня, – его попросишь, –

горячей пищей, той, что я люблю».

И лёг Амнон в постель, и притворился

совсем больным. Наведал сына царь.

Амнон просил, едва не прослезился,

чтоб пищу приготовила Фамарь:

«Лепёшку, или две моя сестрица

мне испечёт и тут же даст поесть.

Она готовить пищу мастерица,

и посидит потом со мною здесь».

Давид послал к Фамари в дом просить,

чтоб брата шла больного навестить.

И вот Фамарь к Амнону в дом явилась.

и видит – бедный брат больной лежит.

Взяла муки и тесто замесила,

и вот они, румяные на вид,

на сковородке вкусные лепёшки!

Несёт ему на блюде дорогом,

даёт в постель, но он не съел ни крошки.

Людей просил оставить их вдвоём,

Фамарь увёл во внутренний покой,

а ей сказал: «Я там поем с тобой».

И вот они во внутреннем покое,

но есть лепёшки не желал Амнон.

Сказал сестре: «Пойдём, ложись со мною.

Я без тебя на муки обречён»!

Она в ответ: «Меня ты не бесчести!

В Израиле не делается так!

Безбожники сестёр лишают чести!

Не совершай безумный этот шаг»!

Но он Фамарь и слушать не хотел,

схватил её, свалил, преодолел.

Не ведал, что творит в порыве страсти,

и грубо изнасиловал сестру.

Всю ночь был с нею на вершине счастья,

пришёл в себя лишь только поутру.

А утром посмотрел и содрогнулся,

сестры увидев побледневший лик.

Он понял, что к святому прикоснулся,

что за предел возможного проник.

И больше жизни девушку любя,

её возненавидел…  и себя.

«Встань и уйди, – сказал Амнон Фамари.

«Не большее ли делаешь ты зло,

чем первое, свершённое в угаре,

когда желанье разум унесло? –

Фамарь спросила. Слушать не хотел он.

Сказал: «Вставай и вон иди теперь»!

И проводил лишь взглядом оголтелым,

когда слуга закрыл за нею дверь. 1

И яркие одежды, что на ней,

она разодрала в тоске своей.

Посыпав пеплом голову, рыдая,

она к себе домой вернулась днём.

«Твой брат Амнон с тобою был, я знаю –

сказал ей старший брат Авессалом.

Он понял всё, возненавидел брата,

Фамари же велел: «Теперь молчи.

Не сокрушайся сердцем об утрате

и о своём бесчестье не кричи».

Фамарь во всём послушалась его,

оставшись жить у брата своего.

Услышал царь Давид об этом деле.

Но к сыну он закон не применил,

хоть гнев его достиг того предела,

когда сдержать едва хватает сил. 2

Авессалом с Амноном не встречались,

но иногда, наведав  царский дом,

они, не тратя лишних слов, общались,

не говоря,  по сути, ни о чём.

Так время шло – ни мира, ни войны.

Прошли два года странной тишины.

Настало время у Авессалома

в Ваал-Гацоре стричь его овец.

На праздник здесь любимый, всем знакомый,

был приглашён Давид, его отец.

Но царь сказал: «Тебе мы будем в тягость.

Спасибо, сын, на праздник не пойдём».

«Так пусть Амнон со мной разделит радость, –

просил тогда царя Авессалом.

Он был настойчив с просьбою своей.

С ним отпустили царских сыновей.

В разгаре праздник стрижки. Блеют овцы,

катают кипы шерсти стригали.

Ликует над горой Ефрема солнце, 3

На праздничных столах дары земли.

Изысканные блюда, льются вина

и музыка рокочет и звенит.

Но из гостей никто не знает ныне,

какую тайну этот пир таит!

Не знает этой тайны и Амном.

Он ест и пьёт. Беспечно весел он.

Авессалом же отрокам покорным