А ещё — чтобы мачеха благополучно заперлась в погребе. Вместе с малым. Тот был славен умением оказываться в неподходящее время в неподходящем месте.

Игвар всё оглядывался, стоя посреди прохода, кто-то пихнул его в бок, кто-то обругал. Могучая лапища взяла его за шиворот и поставила рядом с треножником, на который установили чашу.

— Стой здесь, — прорычал Варута, тяжёлый и мощный мужик, которого в темноте со спины можно было перепутать со стеноломом. — И смотри за огнём.

Пробегавший мимо сверстник щедро плеснул в чашу крови земли. Резкий запах щекотнул ноздри, Варута смачно чихнул, и тут же раздался треск ткани. Варута вполголоса забранился, выворачивая шею, чтобы разглядеть порванную от неловкого движения рубаху. Посопел и снял вовсе, швырнул в угол. Разулся.

Игвар ощутил настоятельную потребность посетить домик у основания стены. Ой-ёй… и ведь ему придётся стоять рядом с этим!..

— Не боись, не укушу, — насмешливо прорычал Варута и оскалил в ухмылке зубы, уже великоватые для человеческого рта. — Зажигай давай.

Игвар отвернулся и прищёлкнул пальцами, вызывая искру. От волнения получилось не сразу, он попробовал ещё, и пламя полыхнуло до самого невысокого потолка. Варута отдёрнул голову с бранным возгласом, Хетти отвернулась, болезненно моргая.

Игвар виновато сжался. Если у самого в глазах солнечные зайчики, то этим-то каково?

Впрочем, его оплошка тут же была забыта. Джерф снова превратился, притащил в пасти ременную упряжь и выплюнул ему под ноги.

— Ну и спускался бы как забрался!.. — Игвар вполголоса бранился, распутывая.

— Я не рысь, чтобы вниз головой по брёвнам спускаться!.. — огрызнулся тот. Наконец Игвар с помощью Хетти управился, и Варута спустил Джерфа вниз, за стену. Оборотень убежал на разведку.

Странное место.

Пузырь — огромный, несколько лиг в диаметре, словно выдутый безумным богом-стеклодувом из дымчатого стекла. На поверхности пузыря стремительно бегут облака, серые и чёрные. В середине плывёт остров тверди.

Всё это, камни, почва, трава на ней — разных оттенков серого.

В центре островка возвышался дом, тоже серый. Богатое поместье, несколько этажей, два крыла, башенки. Светло-серый камень, колонны, высокие окна с витражами — не из цветного стекла, а из серого разных оттенков, от почти белого до почти чёрного. Сад с такими же серыми деревьями, чьи листья дребезжали, словно жесть, под порывами мёртвого ветерка, с серой колючей травой.

Посреди сада стояла девушка в странной одежде, в какой уроженцы другого мира признали бы больничную пижаму с завязками на спине. Этот нелепый мешок еле скрывал её болезненную худобу. Мёртвый ветер играл короткими прядями волос, обрамляющими бледное истощённое лицо. В глазах девушки была бесконечная темнота.

Странный мир — всё серо или черно, ни запахов, ни звуков. И гостья этого мира сама себе тоже казалась серой, то прозрачной, как виражи стрельчатых окон, то рассыпчатой, как здешняя почва. Она не знала, где находится, и даже о самой себе имела лишь смутное представление.

Что лучше — Тьма или Серость?

Гостья оглядела себя. Странная одежда привела её в недоумение. Тапочки в виде пушистых зайчиков с глазами-пуговицами, носами и ушами из клочков меха, вызвали кривую улыбку — она словно забыла, как правильно улыбаться.

Напрасно ты

сюда пришла

Ветер, казалось, шептал угрозы.

Ты больше не поднимаешься наверх,

ты останешься здесь навсегда и умрёшь

Наверх?

Девушка запрокинула голову, глядя на разрезы в небе. Восемь длинных полос, из которых в серый шарообразный мир медленно падал Свет. Смотреть на Свет было неприятно, он резал глаза, гостья отвернулась.

— Наверх? Я и не собиралась?.. — начала она и умолкла, услышав собственный голос — глухой, безжизненный. Как у автомата…

У кого?

Человекоподобный механизм, тяжёлая поступь, блеск металлических сочленений, клинок в одной руке, быстрострел в другой, на передней части головы, "лице", решётка звуковода, из которой исходит примерно такой же глас…

Память начинает возвращаться, подумала девушка. В прошлой жизни я имела дело с такими устройствами.

Тут она обнуружила, что не только мёртвый ветер слышал её слова. Растения, странные, уродливо искажённые, поворачивали ломаные венчики, неприятно похожие на пасти.

Напрасно ты

сюда пришла

Ветви деревьев скрипели, изгибаясь. Из-под жестяных листьев показались сверкающие шипы.

Девушка попятилась.

И вскрикнула. Трава под ногами ощетинилась.

Напрасно ты

сюда пришла

Гостья выпрыгнула на тропинку. Наклонилась — нет, не показалось. Ушастые тапочки оказались изрезаны лезвиями травы.

— Кажется, мне здесь не рады, — глубокомысленно сказала девушка, с подозрением оглядываясь на сад. Деревья зло шумели, пытаясь достать нарушительницу. Трава волновалась.

Гостья подумала.

Потом показала язык агрессивной флоре и пошла вперёд по между серых колонн по дорожке серого гравия.

Широкое крыльцо из серого мрамора сторожили каменные мантикоры. Они стояли на перилах, твари с головой и телом льва, крокодильими лапами, огромными крыльями и длинными скорпионьими хвостами.

— Можно мне пройти? — поинтересовалась девушка.

Статуя слева дёрнула хвостом.

— Кажется, нельзя, — заключила гостья.

Один каменный зверь повернул морду. Зевнул — из каменной пасти пахнуло отчего-то пеплом, — и заворчал. Точки зрачков каменных глаз налились тьмой.

Игвар не понял, что его насторожило. Потом сообразил — на тереме, на стенах прекратились негромкие разговоры и деловитая суета. Все смотрели на лес. Ничего…

Ток-ток-ток. Уоу, уоу…

Игвара мгновенно обсыпало морозцем. Несвычному человеку ночные звуки северного леса покажутся страшными. Вопль медной птицы, вой гигантского волка, хриплый рёв шестирогого тура, на которого тот охотится… Северяне посмеиваются над трусами. Бояться надо не шума, а молчания.

Или вот этого деловитого негромкого птичьего посвистывания и пощёлкивания. Так переговариваются твари Стаи.

Парень вытер вспотевшие ладони. Покосился влево, вправо. Хетти вперила отстранённый взгляд в темноту, глаза её горели лютой зеленью, красивые губы изуродовала гримаса — наследница волчьей крови как будто беззвучно рычала.

— Где же Джерф, — прошептала.

Варута стоял, ссутулив широченные плечи, сгорбившись, висящие руки его почти доствали колени. Мускулы бугрились, жилы и вены выделялись на смуглой коже. Под кожей словно черви ползали, неестественные волны прокатывались под ней, лицо кривилось — оборотень сдерживал превращение.

— Сейчас, — тихо сказал дядька Елец, и из тьмы хлынул мрак.

Именно на это и было похоже. Как будто обычная ночная темнота выпустила из себя нечто ещё более тёмное, бесформенное, ужасающее в своей мощи и чуждости людям.

Люди стояли, оцепенев, глядели, как ползучий мрак находит на вырубку близ частокола. Кто-то вскрикнул, как придушенный котом шуршавчик, кто-то с грохотом уронил щит.

— Свет!.. — выкрикнул дядька Елец, и полыхнуло солнце.

Игвар не сразу понял, что он не вызвал светило, как когда-то Творец, а всего лишь выпустил из лука стрелу с магией Света и Огня.

И миражи рассеялись, расточились чёрным дымом.

— Слабаки!.. — Елец огляделся презрительно. — Вас ещё грызть не начали, всего лишь блазни морок бросили, а вы уже штаны полные наложили. Хорошо воинство!..

Люди отводили глаза стыдливо, вытирали холодный пот, слышался металлический звон и костяной стук — многих потряхивало. Кто-то метнулся в сторону и освободил желудок. Игвар тоже ощутил позывы к рвоте. Он тряхнул головой, поднял руки, приложившись щеками к холодному металлу боевых рукавиц. Едва не поцарапался о жёсткие пластины, кожу кольнула вплетённая в сталь магия.

— Молодец, — Хетти ободряюще улыбнулась ему и снова уставилась в темноту. — Где же… Тс-с-с!.. Сейчас будет!..