— Я и взбешена, — меланхолично ответила Мона. — Ты отправляешься в пасти к тварям Проводника, а я остаюсь дома и послушно держусь за мамину руку. Ух, как я зла-а-а!.. — конец фразы смазался зевком. Гарий рассмеялся с облегчением.

— Знаю я, за что ты будешь держаться, — указал глазами на её пояс. Мона небрежно погладила рукояти громобоев, которые теперь носила постоянно. — А твари, что твари… У тебя ещё будет шанс разглядеть их зубы с близкого расстояния.

Девочка улыбнулась.

— Когда идёте? — поинтересовалась.

— Сегодня ночью я грезю… грежу… медитирую!.. Завтра утром ещё раз, неглубоко, а потом — идём.

Мона кивнула.

— Хорошо. Удачи тебе… всем вам. Надеюсь, ты заполучишь обратно свой меч.

— Да, меч, — Гарий засмеялся довольно. — И от глупых ритуалов иногда бывает толк…

Мона заинтересовалась, и он объяснил, как именно намерен искать логово ночных татей. Потом они немного повздорили, так, чтобы не потерять сноровку, помирились и тут Гария позвал названный брат. Они коротко переговорили и ушли в фургон.

Был уже вечер. Девочка немного поболталась вокруг, отправилась к своим, без охоты съела ужин, немного подумала, не стоит ли завалиться спать пораньше. Мускулы ныли от работы, весь день ей доставались поручения типа "подай-принеси", и она таскала брёвна, инструменты. Под конец ещё строгала из лиственницы деревянные гвозди и перепачкалась в смоле, занозила руки и набила мокрые мозоли.

Она снова принялась скитаться по крепости, пока не поняла, что ноги всякий раз приносили её к фургону названных братьев. Ладно, вряд ли будет какой вред, если она подслушает.

Оглянувшись по сторонам, девочка скользнула в тени и скорчилась под днищем фургона.

— …Могу, — голос Гария звучал как-то тускло, устало. — Просто нужно больше времени и усилий. Если я уйду слишком далеко, придётся долго добираться назад.

— А ты не заблудишься? Может быть, не стоит… — начал Алек, брат перебил:

— Стоит. Не заблудюсь… не заблужусь.

— Не заплутаю, — шёпотом подсказала ему Мона.

— Сейчас отдохну немного и попробую ещё раз.

И воцарилось молчание — хотя в фургоне было полным-полно народу. Интересно, не будет ли ему легче, если всех оттуда изгнать? Мона всегда считала, что такие путешествия — дело лишь самого путешественника и, может быть, какого-нибудь близкого человека, который присматривает за телом и подстраховывает.

— Вот что, — как будто подслушав её мысли, сказал Алек, — подите-ка вы все прочь.

Никто не возмутился грубоватой формой требования. Фургон закачался, когда собравшийся в нём люд безропотно повалил к выходу. Мона припала к земле, вжалась в тень, обернувшись ею со всех сторон и впустив в свои мысли. Кажется, её никто не заметил.

— Так лучше? — спросил Алек, когда все вышли.

— Да, спасибо, — вздохнул Гарий. — Зря я всё-таки растрепал всем.

— Если ты не… — опять начал молодой вой, и мальчишка снова перебил:

— Я уверен!.. просто нужно больше времени.

Повисло молчание. Мона живо представила себе, как Алек стоит у кровати, внимательно разглядывая мальчишку и решая, чего больше в этом утверждении — уверенности в своих силах или мальчишеской бравады. Гарий лежит, опустив веки, твердит про себя какую-нибудь тесху или просто дышит. И постепенно уходит, перестаёт присутствовать в своём теле, начинает ощущать всё вокруг.

— Там за дверью Мона подслушивает, — сказал Гарий сонным голосом. — Позови её, пожалуйста.

Мона обмерла, словно пойманная на проказе маленькая девочка. Первым её побуждением было немедленно удрать, но она медленно-медленно выбралась из-под фургона. Послышались шаги, дверь Алек открыл дверь, приветственно кивнул. Мона вошла.

Гарий лежал не на кровати, прямо на полу, сунув под голову плащ. Улыбнулся ей коротким движением губ, повёл глазами. Мона опустилась рядом на колени.

— Если меня ещё и ты спросишь, уверен ли я, — вздохнул Гарий, — я чего-нибудь утворю.

— Утворяй, — разрешила Мона. — Только возвращайся побыстрее.

— Как получится, — Гарий несколько раз вдохнул и выдохнул. — Посиди здесь, ладно? Если ты будешь рядом, у меня окажется больше причин возвращаться.

Люди, поступки, время, вещи и намерения сливались в единый поток. Тёмная река несла его, тащили струи, течения, волны накрывали с головой, швыряли.

Он отдался на волю волн. Пробуя воду на теплоту и вкус, наблюдая, как течения взаимодействуют друг с другом, образуя волны, водовороты и стоячие места, он скоро нашёл искомое и поплыл назад.

Главное — не забыть, вновь став человеком, и суметь соотнести сведения, полученные в этом невообразимом пространстве, с реальным миром и человеческим мышлением. Тёмная глубина манила обещанием покоя, волны шептали, стремясь рассказать ещё что-то, но он упорно держался на поверхности реки, плыл к берегу, выгребая против течения на далёкий огонёк.

В тёмной реке не было ни слов, ни имён. Когда имя появилось, понял, что почти добрался до берега.

— Мона, — позвал, и тёмная волна выплеснула его на камни…

На доски пола. Гарий замычал, дёргая головой, как в припадке. Невесело отходить от глубокого транса, снова привыкать к присутствию в собственном теле. Чьи-то руки ухватили его и принялись разминать конечности. Во мраке плавали туманные пятна.

— С возвращением, — сказало одно пятно, превращаясь в лицо брата и учителя.

— Как ты? — заботливо спросило второе, бледное, сверкающие глаза, волосы — яростный костёр… Гарий протянул руку и осторожно погладил пламя. Со дна рассудка медленно всплыла мысль, что он делает что-то не то. Но обдумывать было лень.

— Я? Лучше не бывает, — он пропустил пряди огня меж пальцев.

— Ты нашёл? — спросил учитель. — А завтра найдёшь?

Получив утвердительные ответы, Александр кивнул и вышел. Гарий перевёл дух. Он любил названного брата, но иногда его присутствие было трудно выносить. Особенно сейчас, когда он с особой чёткостью воспринимал внутреннюю суть гения Ненависти — всепожирающее тёмное пламя.

Он с облегчением перевёл взгляд на Мону, любуясь её огнём, ярким и жгущим, но после учителя — почти домашним, спокойным и безопасным.

И всё-таки понял, что не так. Подскочил в замешательстве, отдёрнул руки — словно действительно в костёр сунул. Мона тоже отпрянула, но убегать погодила. Оглянулась на дверь и уселась рядом.

— Извини, — торопливо сказал Гарий. — Я ещё не совсем очнулся… и спросонья… твой огонь такой красивый, понимаешь, я шёл на него, и ты как будто…

Он запутался и умолк.

— Ничего страшного, — Огнёвка дёрнула плечами, гадая, какой такой огонь он увидел. — Если тебе надо было… Я не сержусь…

Он больше поверил её беспечной речи, если бы она не покраснела так — и в полутьме фургона можно было заметить.

Повисло неловкое молчание. Мона кашлянула.

— …Но непременно рассержусь, если ты сейчас же не расскажешь мне, где-ты-был?!.

Гарий засмеялся, с удовольствием её разглядывая.

— Ещё кулаки в бока упри — и будет как раз жена, которая дождалась мужа с гулянки.

— Так? — Мона упёрла.

— В самый раз, — одобрил Гарий. — Значит, где я был… сложно сказать… Везде. Или нигде. То ли в глубине самого себя, то ли бродил по миру…

Он разводил руками, изображая что-то этакое, то сжимая кулаки, то делая плавные движения раскрытыми ладонями. Сделав ещё несколько попыток объяснить, и в конце концов беспомощно замолк.

— Да не знаю я!.. Нет таких слов!..

— Понятно, — задумчиво протянула девочка, наблюдая за его жестами. — То есть, конечно, ничего не понятно.

Гарий попытался встать.

— Пойду… Верно, надо сказать всем.

— Не надо, — Мона уложила его. — Учитель сам всё расскажет, и получше тебя. Ты только будешь опять маячить, — она поводила руками, передразнивая.

Гарий невольно улыбнулся.

— Ты ещё не совсем ты.

— Ну да, — признался Гарий. — И завтра я был бы уже совсем я, который я другой.