– Вы совершенно правы! – согласилась Дебора.

– И что же случилось с Шандом, когда он пришел домой к Хофштадтеру, чтобы передать ему книги? – спросил я.

– Леви говорит, что дверь открыл Хофштадтер в окружении целого гарема очаровательных француженок. Он пригласил растерявшегося студента в дом, забрал у него книги, поблагодарил и проводил к выходу.

На этом история Леви Шанда, по словам Деборы, заканчивалась.

Несколько мгновений мы молчали.

– Очаровательные француженки?.. – повторил я.

– Не верю его рассказу, – призналась Дебора.

– По-моему, он все это придумал, – согласился я. – А можно мне самому побеседовать с Леви Шандом по телефону?

– Я кое-что о нем разузнала, – ответила Дебора. – У него есть страничка в «Фэйсбуке».

– Отлично. Тогда я свяжусь с ним через нее.

Наступила пауза.

– Дебора?.. – окликнул я свою собеседницу.

– Боюсь, что его не существует, – покачала она головой.

– Но у него же есть страничка на «Фэйсбуке»…

– С тремя сотнями друзей в Америке, – подтвердила Дебора.

– Вы полагаете?..

– Я полагаю, что кто-то создал фантастический образ Леви Шанда на «Фэйсбуке», – ответила Дебора.

Я промолчал.

– Вы не задумывались над его именем? – спросила Дебора.

– Леви Шанд?..

– Проанализируйте его, – сказала она. – Это же анаграмма.

Я замолчал. И растерянно развел руками.

– Levi Shand[1] – «Live Hands», – выдала свой вариант Дебора. – Его имя – анаграмма «Live Hands».

– Ах, вот как, – протянул я.

– Рисунок на обложке «Бытия или Ничто», – пояснила Дебора. – Две руки, рисующие друг друга…

– Но если Леви Шанда не существует, – произнес я, – то кто же его создал?

– Я думаю, что все они – Хофштадтер, – ответила Дебора. – Леви Шанд. Петер Нордлунд. Я думаю, что все они – Дуглас Хофштадтер.

Я решил немного прогуляться по Гётеборгу. Откровенно говоря, я был раздражен и разочарован. Провести здесь без толку несколько дней и обнаружить, что, возможно, виновник всего – известный университетский профессор, обитающий за четыре тысячи миль отсюда в Индиане… Дебора предоставила мне еще ряд косвенных доказательств того, что вся головоломка – продукт лукавого ума Дугласа Хофштадтера. По ее словам, эта история совершенно в его духе. А так как он автор международного бестселлера, то у профессора, несомненно, имеются финансовые возможности для ее организации. Кроме того, ему хорошо знакома Швеция. По свидетельству «Википедии», он жил там в середине шестидесятых. Более того, «Бытие или Ничто» вообще очень похожа на другие книги Хофштадтера. Чистая белая обложка напоминает обложку продолжения «Гёделя, Эшера и Баха», вышедшего в 2007 году и называвшегося «Я – замкнутый круг».

По правде говоря, придумывание несуществующего университетского студента со страницей на «Фэйсбуке» и совершенно невероятной истории с гаремом из очаровательных француженок выглядело слишком уж странным дополнением, но пытаться искать мотивы поступков такого гения, как Хофштадтер, было явно неблагодарным занятием.

Более того, Дебора решила, что ей удалось разгадать головоломку. Да, в ней действительно имелось отсутствующее звено, но не в форме невидимых чернил или значимых слов, вырезанных из страницы тринадцать. Оно, по ее мнению, заключалось в том, как книга раскрывала присущий каждому ее получателю нарциссизм.

– Его книга «Я – замкнутый круг» именно об этом, – сказала Дебора. – О том, как мы проводим свою жизнь, постоянно, снова и снова, замыкаясь на самих себе, словно в неком бесконечном замкнутом круге. И вот теперь многие люди задаются вопросом: «Почему именно мне прислали книгу?». Они ведь задумываются не столько о книге и ее смысле, сколько снова о самих себе. Значит, «Бытие или Ничто» создала некий круг людей и стала для них очередным инструментом замыкания на собственной личности. – Она помолчала. – Полагаю, что именно в этом и заключается идея Хофштадтера.

Теория Деборы поначалу показалась мне вполне убедительной: я поверил, что она может и в самом деле стать решением загадки, пока час спустя не побеседовал по скайпу с Леви Шандом, который, как очень быстро выяснилось, был самым что ни на есть реальным студентом из Университета Индианы.

Шанд оказался симпатичным черноволосым молодым человеком с меланхоличным взглядом. Он сидел в захламленной комнате студенческого общежития. Его было совсем нетрудно найти. Я послал письмо на его страницу на «Фэйсбуке». Леви мне сразу же ответил (в тот момент он сам был в сети), и через несколько секунд мы уже смогли взглянуть в лицо друг другу.

Шанд утверждал, что вся его история – совершенная правда. Он и в самом деле нашел книги в коробке под железнодорожным виадуком, а дома у Дугласа Хофштадтера действительно есть гарем из француженок.

– Скажите мне в точности, что произошло, когда вы к нему пришли, – попросил я.

– Я очень волновался, – ответил Леви, – ведь он же такая знаменитость в когнитивной науке… Дверь мне открыла очень привлекательная молодая француженка. Она попросила меня подождать. Я заглянул в соседнюю комнату: там было еще несколько очаровательных девушек.

– И сколько же их было в общей сложности?

– По крайней мере, шесть, – ответил Леви. – Брюнетки, блондинки… Все они стояли между кухней и столовой. И все были потрясающе красивы.

– Это в самом деле так было? – выпалил я, будучи не в состоянии поверить его словам.

– Ну, возможно, они были не француженки, а бельгийки, – ответил Леви.

– И что же произошло потом? – спросил я.

– Из кухни вышел профессор Хофштадтер. Он был очень худ, но выглядел вполне здоровым. Он действительно харизматическая личность… Профессор взял у меня книги, поблагодарил, и я ушел. Вот и все.

– То есть вы хотите сказать, что каждое ваше слово абсолютно правдиво?

– Абсолютно, – ответил Леви.

Однако что-то не состыковывалось. История Леви – да и теория Деборы – могли быть правдоподобны только в том случае, если бы Дуглас Хофштадтер являлся легкомысленным шутником-дилетантом, каковым он, по всем имевшимся у меня сведениям, не был ни с какой точки зрения. К примеру, в 2007 году корреспондент «Нью-Йорк таймс» Дебора Соломон задала ему несколько довольно провокационных вопросов, и в своих ответах он проявил себя как довольно серьезный, а в некоторых случаях даже раздражительный человек:

И так далее. Как мне удалось установить, работы Хофштадтера появились в результате двух трагедий, имевших неврологические причины. Когда ему было двенадцать лет, стало ясно, что его младшая сестра Молли не сможет ни говорить, ни понимать обращенную к ней речь. «Меня уже тогда очень интересовал вопрос, как работает мой ум, – сказал он в интервью журналу «Тайм» в 2007 году, – и когда болезнь Молли стала очевидной, у моего теоретического интереса появился выход в реальный мир. Обстоятельства заставили меня еще больше задуматься о работе мозга, о человеческом «я» и о том, как функционирование мозга определяет особенности человеческой личности».