Annotation

Тюмень: П.П.Ш, 2011

На основе музейных и архивных материалов Л. Боярский и др. подготовили к печати сборник «Очерки старой Тюмени», в который включены воспоминания «наивных историографов» — Николая Захваткина, Аркадия Иванова, Николая Калугина, Станислава Карнацевича и Алексея Улыбина.

Очерки опубликованы в 2011 году в тюменском издательстве «П.П.Ш.» на средства подписчиков.

Очерки старой Тюмени

Предисловие

Определение жанра

Автобиографический акт

Общее в воспоминаниях старожилов

Николай Захваткин

Аркадий Иванов

Хиромантия

Уважаемая Нина Абрамян

Неугомонный

Ещё о проститутках

Ледяной дом. Разсказ

Без борьбы нет жизни

Легковой извозчик [или] Лошадиное такси

В редакцию газеты «Тюменская правда»

Ограбление продавца Ренского погреба братьев Поклевских Козелл

Законодатели мод

В редакцию газеты «Тюменская правда»

О людях свободных профессий

Уважаемый заведывающий отделом писем редакции газеты «Советская культура»

С прошедшим днем праздника Рождества Христова

Станислав Карнацевич

Алексей Улыбин

1. Базарная площадь

2. Ярмарка

3. На пристани

4. Стройки

5. Снабжение водой города

6. Транспорт

7. Союз охоты

8. Кулачные бои в Тюмени

9. Добровольное пожарное общество

10. Маслянка

11. Гости

12. Охрана города

13. Улицы уходят в реку

14. Где какие были строения

notes

1

2

3

4

5

6

Очерки старой Тюмени

Воспоминания старожилов

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

Николай Захваткин. Детство и юность Марасана

Аркадий Иванов. Из далёкого прошлого

Николай Калугин. [Отсутствует в электронной версии]

Станислав Карнацевич. Очерки старой Тюмени

Алексей Улыбин. Заметки о Тюмени (1906–1956)

Предисловие

Определение жанра

Опубликованные в этой книге тексты относятся к тихой, таинственной области биографического жанра. С точки зрения отечественной ученой традиции, внимательной к формальной стороне старинных повествований, их следует включать в число источников личного происхождения, и именовать мемуарами. Мемуарами называют «повествования о прошлом, которые основаны на личном опыте и собственной памяти повествователя» (А. Г. Тартаковский)^[1]. По мысли того же автора, мемуары в их подлинном смысле появляются тогда, когда возникает историческое самосознание личности, т. е. когда человек, записывающий свои воспоминания, начинает осознавать их историческую ценность для современников и последующих поколений. Мемуары, таким образом, предполагают читателя, адресата: иногда он хорошо известен автору, иногда неясен.

Это безусловно верно в отношении большинства тюменских воспоминаний, опубликованных ниже. Хранителями областного краеведческого музея, прежде всего Алексеем Ивановичем Харитоновым, начиная с 1950-х годов, проводилась работа по сбору воспоминаний жителей Тюмени, участников гражданской войны и установления Советской власти^[2]. Однако, помимо санкционированных начальством воспоминаний о борьбе с контрреволюцией, на встречах ветеранов старики «травили байки» про повседневную жизнь в старой Тюмени, рассказывали о своем детстве и юности. Вероятно, при соответствующем оснащении мы бы имели сейчас замечательный фонд «устной истории», но диктофонов не было и записей на магнитофонную ленту практически не делалось. Единственным возможным вариантом были письменные воспоминания. Кто-то посоветовал старикам перенести свои рассказы на бумагу. Так в конце 1950-х — начале 1960-х гг. появилось несколько великолепных текстов, ярких образцов «народной истории». Среди них были и публикуемые в настоящем издании манускрипты, хранящиеся ныне в фондах Тюменского краеведческого музея.

Тюменские старожилы подчёркивали свою роль «живого документа» истории. Вот что, например, писал переплётчик А. А. Иванов: «И хотелось бы помочь нашим читателям стать поближе к живым людям — документам прошлого. Не в обиду будь сказано тем историкам, которые пишут свои материалы на основании хранящихся в архивах документов и не верят в живого человека, для них бумажка это все: нет бумажки — нет человека. Я не против, чтобы историю писать по документам. Это очень важно. Но в документе всего не прочитаешь. Так как об этом расскажет живой человек».

Автобиографический акт

Очевидно поэтому, что употребление термина «мемуары», вызывающего стойкие ассоциации с литературным жанром (воспоминания «участников исторических событий», писателей, военных, политиков), требует и еще одной оговорки: конечно же, напечатанные в этой книжке мемуарные тексты составлены авторами неискушенными. Трудовая биография многих из них была далека от высоких сфер и интеллектуальных занятий; лишь на склоне лет, на пенсионерском досуге, довелось им обратиться к перу. По аналогии с самодеятельными художниками, каждый из них может быть назван «историком выходного дня»; и, вероятно, каждый из них, сбиваясь на устную речь, тем не менее, следовал в своем творчестве, как некому смутному идеалу, определенным письменным образцам.

Можно убедиться, что рассказы тюменских старожилов не всегда соответствуют канону привычного, выстроенного по хронологии автобиографического повествования от первого лица: автобиографией в подлинном смысле можно назвать сочинение образованного С. И. Карнацевича, но, например, автобиография А. Г. Галкина, вероятнее всего, происходит из личного дела автора, беспорядочные записи А. А. Иванова о прошлом представляют собой копии отправленных писем в различные газеты и наброски к выступлениям перед школьниками, а текст А. С. Улыбина составлен как историческое сочинение о Тюмени начала XX в., своего рода «наивная историография». Для нас это жанровое разнообразие есть повод перейти от определения формального к определению социокультурному.

Действительно, общее, объединяющее эти воспоминания, лежит не в самих текстах, но как бы за ними. Американские исследовательницы С. Смит и Дж. Уотсон, издавшие пособие для чтения подобных народных мемуаров, предпочитают именовать их «жизненными рассказами» (life narratives)^[3]. Главная отличительная черта «жизненных рассказов» — их самоописательный характер. Очевидно, что не все тексты, которые создаются людьми, желающими поведать другим о собственной жизни, являются автобиографиями в каноническом смысле, и наша книга тому подтверждение. Но, однако, все подобные тексты объединяет их социальная функция: все они представляют собой средство коммуникации между поколениями, материальное следствие того, что в указанной книжке называется автобиографическим актом.

При таком подходе к воспоминаниям отдаляются на задний план различия между между устной речью и записью, но зато проясняются отношения, связывающие мемуариста с обеими эпохами его жизни — прошлой, о которой он вспоминает, и нынешней, в которой и для которой он вспоминает. Становится очевидной политическая сущность памяти: рассказы стариков, конечно же, посвящены субъективной «правде», а не объективным «фактам». Такое воспоминание представляет собой автопортрет автора, соединяющий фотографическую точность с творческим воображением, картину, на которой прошлое изображается современными красками и в духе нового времени. Вспоминающий не пассивен: он активно реконструирует прошлое, используя мнемонические образцы и модели той эпохи, в которой теперь живет, редактирует собственный жизненный опыт, чтобы утвердиться в своей роли «документа прошлого», заявить о своем социальном статусе, оказать влияние на настоящее, которое так стремительно и невозвратно уносится из его стареющих рук.