— Я вот весь налицо, — произнес провинциал, позируя перед Путилиным. — Рассмотрите, что во мне есть подозрительного?
— Кажется, ничего такого, действительно… однако, расскажите, всегда ли, то есть каждый ли ваш выход из дому сопровождается такими результатами?
— Вот только вчера вечером во время пребывания в «Семейном саду» этого не было, а то постоянно… Вчера же я явился домой не только без «добычи», но даже лишился собственного портсигара, очень искусно вытащенного из жакета.
— Ага! Могу вас утешить: не ваша наружность смущает петербургских карманников. Для меня становится очевидным, что вы носите или имеете на себе что-нибудь, служащее мошенникам последним «паролем».
Путилин не ошибся. Когда он стал подробнее расспрашивать посетителя, то оказалось, что в увеселительном саду он был в шляпе, а не в той фуражке, приобретенной три дня тому назад, в которой он фланировал по людным улицам столицы и в которой он явился в сыскное отделение.
Иван Дмитриевич эту фуражку, по-видимому, имевшую условное значение у воров, оставил у себя.
В этот же день он совершил в ней прогулку по тесным проходам Гостиного двора и… нашел в своих карманах несколько украденных вещей, но, однако, ни одного вора поймать не мог, несмотря на свою ловкость и опытность. Они оказались тоже не менее ловкими…
Узнав, где куплена провинциалом эта фуражка, Путилин произвел следствие и обнаружил, что какие-то неизвестные лица принесли в шапочную мастерскую, помещавшуюся на Екатерининском канале, против Казанского собора, собственной материи и приказали сшить по собственному фасону несколько десятков фуражек. Из оставшегося клочка материи шапочник сделал лишнюю фуражку, которую продал отдельно тоже неизвестному лицу.
На другой день большая половина карманников была переловлена. Их забирали прямо по «фуражкам».
Путилин задумал еще раз сделать прогулку в «мазурнической фуражке», но на этот раз его надежды не увенчались успехом. Возвратясь же домой, он нашел в кармане одну лишь лаконичную записку: «Не проведешь! Шалишь! Довольно уж какой-то мошенник попользовался нашим добром. Поработали на него дня три — довольно. Пусть это будет нашим наказанием, а тебе не попадемся!»
И точно. Другая половина жуликов вовремя сбросила с себя предательскую фуражку.
Отъявленный вор сидел в тюрьме, отбывая наказание, и тосковал о свободе. Вдруг в голову его запала идея.
— Погуляю, покучу! — сказал он товарищам по неволе.
— До сроку? — недоверчиво переспрашивали те.
— В скорейшем времени.
— Сбежишь, что ли?
— Зачем? Буду гулять самым честным образом и даже на казенный счет.
Кто-то даже рискнул с ним поспорить. Действительно, вор надумал способ, благодаря которому получил дня на три относительную свободу и действительно на казенный счет вволю пображничал.
Способ оказался незамысловатым. Заявляет он тюремному начальству, что будто бы знает одну преступную тайну, которую может поведать только сыскной полиции. Сообщили относительно этого Путилину. Путилин приказал доставить молодца для личного допроса. Доставили.
— Ну, что имеешь сказать мне? — спрашивает начальник сыскной полиции, предвкушая раскрытие какого-нибудь сложного преступления, по какому-либо исключительному случаю ускользнувшего от бдительного внимания его.
— Я знаю, где делают деньги.
Иван Дмитриевич насторожился.
— Где?
— Да уж знаю.
— Кто?
— Многие… всех не упомнишь.
— Как же ты можешь их узнать?
— Очень просто: встречу и укажу.
Уговорились, что вместе с вором в поиски отправится один из агентов, которому тот обнаружит ведомых ему преступников. Впрочем, помимо агента для надзора за самим доносчиком был прикомандирован переодетый полицейский.
— Только вот мое первое условие, — заявил вор Путилину, — чтоб исправлена моя одежда была, потому что очень пообносился. Да, окромя того, может, в хорошие места заходить придется, куда только в чистом платье допускают.
Отвели его на рынок, переодели. Затем он с агентом начинает переходить из трактира в трактир. Всюду угощается и не задумывается перед издержками. За все, по поручению начальника, расплачивается, конечно, агент.
К вечеру, когда добрая половина «питейных заведений» ими была обойдена, вор сказал своему спутнику, неоднократно уже выражавшему нетерпение:
— Ну, что делать? Как назло, никого не повстречали!.. Может, завтра посчастливится.
На другой день снова началось трактирное мытарство, но также безуспешно.
— Уж не наврал ли ты? — усомнился агент. — Кажется, напрасно вводишь нас в заблуждение.
— Жизнь надоела мне, что ли? — ответил доносчик. — Знаю ведь я, что за клевету и обман полагается наказание.
На третий день стал сомневаться и сам Путилин. Призвал он вора к себе и говорит:
— Если ты сегодня же не наведешь на след преступников, плохо тебе будет! Так ты и знай!
— Да уж коли сказал, что укажу, где делают деньги, так укажу!
— Пьянствуешь только, шатаясь по трактирам.
— Это уж так беспременно следовает, чтобы найти кого нужно…
Через день терпение Путилина истощилось. Приказал он было водворить обратно в тюрьму ловкача, но тот категорически заявил:
— Нет уж, ваше превосходительство, пока не покажу места, где делают деньги, в тюрьму не пойду Я, слава тебе Господи, не подлец какой-нибудь и начальству облыжничать никогда себе не дозволю.
— Врешь все! Ничего ты не знаешь.
— Уж коли такое недоверие на мой счет, то нежелательно ли вам персонально со мной поехать на Фонтанку. Сейчас же укажу.
Поехал с ним сам Путилин. По дороге он расспрашивает его:
— Кто же делает деньги?
— Разный народ. Есть и простые, есть и чиновники, генералы тоже… Много там разных сословий.
Подъезжают к Египетскому мосту.
Завидя здание «изготовления государственных бумаг», вор указал на него рукой и серьезно сказал Путилину:
— Вот где делают деньги, ваше превосходительство!..
Такой неожиданный финал так смутил Ивана Дмитриевича, что он не знал, чем закончить эту неосторожную шутку тюремного арестанта… Однако она прошла без последствий.
* * *
Путилин как-то приходит к своему приятелю и не застает его дома.
— Как прикажете о вас доложить? — спросил встретивший его слуга.
— Подай мне кочергу, — сказал Путилин.
Слуга, недоумевая, вручил ему большую железную кочергу. Путилин без всякого усилия связал ее двумя узлами и отдал пораженному лакею, приказав:
— Когда приедет домой барин, подай эту мою визитную карточку, он разберет, кто был.
* * *
Отец писателя Владимира Александровича Соллогуба однажды, прогуливаясь в Летнем саду со своей дочерью, девушкой поразительной красоты, повстречался с одним знакомым, очень самоуверенным и очень глупым.
— Скажи, пожалуйста, — воскликнул знакомый, — как это случилось? Ты никогда красавцем не был, а дочь у тебя такая красавица?
— Это бывает, — отвечал Соллогуб. — Попробуй-ка, женись: у тебя, может быть, будут умные дети.
* * *
Русский ученый Климент Аркадьевич Тимирязев в 1877 году посетил Дарвина. Разговаривая с Тимирязевым, Дарвин спросил:
— Вы не знаете, почему это немецкие ученые так ссорятся между собой?
— Вам это лучше знать, — ответил Тимирязев.
— Но я никогда не был в Германии, — удивился Дарвин.
— Зато вы автор борьбы за существование в природе. Видимо, в Германии развелось слишком много ученых. И всем им не хватает места, — ответил Тимирязев. — Это прекрасная иллюстрация к вашей теории.
* * *
Однажды молодому студенту, страстно желавшему научиться красноречию, кто-то посоветовал послушать лекции Тимирязева и профессора Н.
— Как вы можете называть эти имена вместе? — возмутился студент. — Великий Тимирязев, а рядом — косноязычный и бездарный профессор Н.?
— Вот то-то и есть, — ответили ему. — У Тимирязева вы научитесь, как надо говорить, а у профессора Н. — как говорить не надо.