- А вот мы сейчас узнаем, - говорит он и обращается к собравшимся, отсылая, кого взять солдат, да перевернуть в поисках подозрительных личностей и двор, и дом, кого проверить обоз. - А мы пока здесь разберемся. Дмитрий, иди-ка за мной. Алексашка, тащи этого, что живой, поспрашиваем.

   Поняв, наконец, что меня пока убивать не собираются, шагаю за Петром Алексеевичем в комнату. Сзади раздается жуткий крик. Оборачиваюсь. Оказывается, Алексашка, намереваясь тащить за нами бандита, схватил его за покалеченную руку, отчего тот и взвыл благим матом.

   - Тьфу ты! - сплюнул испугавшийся крика денщик и влепил орущему подзатыльник, отчего с головы того слетела папаха.

   И почему я окрестил этого страдальца абреком? Вполне славянская физиономия с носом-картошкой и шапкой русых волос. Вероятно, мохнатая папаха вызвала определенные ассоциации.

   Дальнейшие события повергли меня не то чтобы в шок, а в некий умственный нокдаун. Пытаясь осмыслить и понять происходящее, мой мозг постоянно находился на грани, перейдя за которую, обладатели этого макета ядра грецкого ореха начинают счастливо и беззаботно улыбаться.

   Сначала я рассказал Петру Алексеевичу о своем столкновении с абреками. Потом, о том, как ходил за водой, о странном поведении горбатого, о ком-то, прячущемся за печью, и о спящем, как мне тогда показалось, караульном. Когда я закончил, долговязый кивком головы отправил куда-то Алексашку. Кроме нас в комнате остались Федор и ночьной разбойник с вывихнутой рукой.

   - Ну что ж, послушаем теперь ночного гостя, - заявил Петр, и Федор пинком в спину толкнул стоящего на коленях абрека.

   Тот сначала отказывался отвечать на вопросы, но после того, как Федор завалил его на пол и несколько раз врезал ногой по больной руке, начал что-то говорить, что весьма трудно было разобрать из-за его частых всхлипываний и хрипов.

   Тут-то до меня и дошло окончательно, что эти люди не играют. Ведь травмы допрашиваемому я наносил сам, и сомневаться в их достоверности не приходилось. То, как бил его по вывихнутому суставу Федор, не вызывало сомнений, что он делал это с целью причинить как можно более сильную боль. Я попал к маньякам? Откуда сразу столько много маньяков? О массовом психозе слышал. А вот о массовом маньякозе... Или как это назвать?

   Тем временем Остап, так звали допрашиваемого, что-то рассказывал о том, что они засланы князем Бельским, дабы порешить Светлейшего Князя.

   - Не мог Бельский самолично на такое пойти, - подскочил Петр. - Не мог! Не иначе, Голицыны, змеиное отродье, снова козни строят. Пользуются тем, что на царствии юная Ольга повенчана. Ох, доберусь я до столицы.

   Он принялся быстро ходить по комнате от одной стены к другой. Остановился, посмотрел на меня, произнес:

   - А не просто так я тебя, Дмитрий, в чистом поле подобрал. Божьим промыслом ты мне послан. Кабы не ты, так и зарезали бы меня нынче, аки порося.

   Знал бы он того алканавта, чьим промыслом занесло меня в эти... в эту... в этот... Твою мать! Да куда же меня занесло? Если я не сплю, то все, что со мной происходит результат действия сэмового испарителя. Это, конечно, невероятно и похоже на бред, но ведь и испарение Дэна тоже не обыденное происшествие, а оно произошло на моих глазах. Да и опыт с кроликом. Значит, я все-таки сел в кресло испарителя и подвергся разложению на эти, каких, на нуклоны. И теперь я появлюсь в реальной жизни через... Стоп. Если я сейчас разложен на эти мелкие частицы, то... Нифига не понимаю.

   Тут ввалился Алексашка и начал в полголоса, однако достаточно громко, чтобы я слышал, докладывать Петру Алексеевичу. Оказывается, после моих слов о горбуне, он отправился вниз и с пристрастием допросил того. Выяснилось, что подосланные убийцы застращали мужика, держа нож у горла Ксении, дочери горбуна. Потому тот и не решился сообщить мне о них.

   - Я наказал пока кинуть его в поруб, - закончил денщик.

   - Да и черт сним. Поутру выпусти, - отмахнулся Петр. Однако, подумав, добавил: - Но плетей всыпь.

   Начали приходить с докладами бояре. Первыми явились братья Соболевы - Михаил и Никита, те самые бородачи-храпуны. Это с ними я, что ли, на руках боролся? Нифига не помню. Доложили, что в обозе все в порядке, все живы-здоровы, подняты на ноги и находятся при оружии. Следом зашел пожилой мужик, коего Петр Алексеевич звал Афанасием Никитичем, и рассказал, что ночные гости зарезали трех караульных - одного на крыльце и двоих в доме. Один из тех, что были в доме, вероятно, вопреки уставу, завалился спать под лестницей. Там его сонного и порешили. Вот значит, почему я видел всего одного солдата у дверей.

   Кто-то заходил еще, кто-то уходил, о чем-то говорили, иногда задавали вопросы пленному, попутно угощая его тумаками. Я, поглощенный своими мыслями, словно отключился от происходящего. В моем сознании вдруг всплыли слова Сэма о том, что почти все подопытные крысы "возвращались". Почти... Почти! Значит, были те, которые не вернулись?! Не оказался ли я одной из таких не вернувшихся крыс? Почему я не придал значения этому "почти" раньше? Получается, что эти самые нуклоны, из которых состоит мое тело, собрались не там где надо? Или не тогда... А когда? Если это не ролевики и не маньяки, то получается, что я попал в прошлое, причем, в весьма не близкое прошлое. А может, я еще вернусь домой? Может, Сэмов испаритель не разбирает тела на нуклоны, а лишь отправляет их в другое время, а в нужный момент возвращает обратно? А может, я рано зарекся не пить? Может, надо напиться? Интересно, что я вчера начудил, кроме соревнований по армрестлингу? Почему этот длинный Светлейший Князь назвал меня ученым мужем? А ведь я и вправду ученый для ихнего времени с моими-то познаниями двадцать первого века. Кстати, а какое сейчас время? Какой век? Какой год?

   - Дмитрий, ты куда направился? - слышу за спиной голос Петра Алексеевича и обнаруживаю себя выходящим из комнаты в коридор.

   Оказывается лунатить можно не только во сне, но и в задумчивости. Куда я, в самом деле? Понимаю, что захотел пить и отправился к принесенному ковшику, причем сделал это автоматически, не отвлекаясь от размышлений. Не окликни меня князь, сходил бы попил, вернулся бы назад и не вспомнил бы об этом.

   - Пить хочу. Горит после вчерашнего, - честно признаюсь, обернувшись к долговязому.

   - Смотри, с утра не напейся. Мне с тобою с трезвым поговорить интерес имеется.

   - Да я воды, - обещаю и выхожу в коридор. Мимо проходит широкоплечий мужик, тоже, небось, какой-нибудь боярин. Он мимоходом дружески мне подмигивает и хлопает по плечу. Похоже, у меня вчера появилось много новых знакомых. Вот только я почти никого не помню. И ничего.

   Вижу выходящего из комнаты одного из братьев Соболевых. В руке у него мой ковшик. Он сходу выплескивает его содержимое в лицо все еще валяющегося второго диверсанта. Оказывается, тот оклемался и начал подавать признаки жизни. Крепкая у него голова оказалась, как у того чукчи, что выпал из самолета, переломал руки-ноги и радовался, что мозгnbsp;ов нет, а то еще и сотрясение мозга мог бы получить.

   Вид опустевшего ковшика заставил жажду усилиться, и я побрел вниз, к спасительной кадке.

   У входных дверей стоит караульный. На полу, рядом со столом лежатnbsp; три тела, накрытые каким-то пологом, типа мешковины. Из-за печи доносится всхлипывание. Кадка, к моему разочарованию, оказывается пуста. Обернувшись, вижу вчерашнюю девку, сидящую на низкой лавке и плачущую в ладошки. Подхожу к ней за печь и трогаю за плечо.

   - Эй, Эсмеральда, не хнычь. Ничего твоему гор..., ничего твоему бате не будет. Выпустят поутру. Ну, может, пару раз плеткой перепояшут для профилактики. А вот я могу серьезно пострадать, если не утолю жажду

   - Чего? - девушка перестала хныкать и подняла на меня глаза.

   А ничего так милашка. Если этот мешок с нее снять да нарядить в цивильные шмотки... Хотя, фиг ее знает, что там под этим парашютообразным сарафаном скрывается. Не, грудь-то есть, оно и так видно. А вот что там дальше? Вдруг у нее тонкие кривые волосатые ноги... Да ну нафиг! Не может быть!