Тех, кто прежде служил в Красной армии, обирали до нитки, снимая даже нательные кресты и порой нижнее белье, и предлагали вступать снова в Красную армию. Тех, кто не соглашался, добавляли в колонны, идущие каждую ночь на мыс Св. Ильи или городское кладбище, но и тех, кто под влиянием пережитого соглашался, направляли в полевые лагеря особых отделов 6-й и 4-й советских армий, располагавшихся под Керчью, Бахчисараем, Джанкоем и Симферополем, где их под предлогом отсутствия продовольствия или солдат для охраны, за ненадобностью, также расстреливали.

Для упорядочивания репрессивного аппарата, Бела Кун и P. C. Землячка инициировали создание Крымской ЧК, во главе которой был поставлен С. Реденс, а начальником оперативного отдела — некто Я. П. Бизгал. Комендантом Крымской чрезвычайки назначили И. Д. Папанина, чья карьера, под воздействием пережитых ужасов, творимых его товарищами, закончилась долгим пребыванием в клинике для душевнобольных.

Прошло и доукомплектование (на 70 %) Особого отдела 46-й советской дивизии, батальона особого назначения и комендантских команд чинами расформированной Эстонской стрелковой дивизии. Феодосийский Особый отдел, во главе которого встали некие Зотов и его заместитель Островский, человек палаческих наклонностей, поместился в картинной галерее Айвазовского, вместе с ними в галерею въехали местные чекисты и временно Морской отдел. Новоселье было отмечено грандиозным пьяным дебошем, в ходе которого было исколото штыками несколько картин великого художника.

Въехавшие в галерею чекисты, совместно с Особым отделом 46-й дивизии, разработали ежедневный план уничтожения арестованных, который не прекращал своей чудовищной работы вплоть до конца апреля 1921 года. Осенью 1921 года крымские большевики получили приказ уничтожить следы массовых расстрелов. Рвы и балки, куда на протяжении полугода комендантские команды сваливали расстрелянных людей, стали спешно засыпаться негашеной известью, однако «и весной 1996 года дожди вымывали из земли кости»[248]. Впоследствии чины феодосийского ЧК и особого отдела 46-й советской дивизии были расстреляны самими же большевиками «за злоупотребления» выездной оперативной командой Крым ЧК.

…А суда с беженцами и эвакуированной армией причалили к турецким берегам: «Взорам находившихся на палубах представилась удручающая картина. По правому борту показались унылые постройки казарменного типа, в которых по соседству с сенегальским батальоном французских колониальных войск, предстояло разместить Сергеевское училище. Дальше был маяк, а за ним потянулись серые развалины небольшого городка с редкой чахлой зеленью, неказистыми домиками на набережной…»[249]. Выбор Галлиполи, не самого райского уголка на земле, был далеко не случаен. Обратившийся за помощью в размещении беженцев митрополит Вениамин вспоминал: «Совершенно отказали в приеме русских итальянцы и вообще католические страны. Они наоборот воспользовались случаем, принялись буквально вылавливать детей русских беженцев, устраивая их в приюты и окатоличивания их там. Мне Синод поручил провести переговоры с папским представителем в Константинополе (архиепископом Дольче), чтобы они прекратили эту практику. Не оказали гостеприимства и союзники-румыны, и бывшие враги — немцы, и даже единоверцы-греки»[250].

Выбор мест размещения лагерей русских беженцев, обсуждаемый Врангелем с союзниками и Турцией, был неслучаен. Франция и Англия как победившие державы получили по Мудросскому соглашению, а впоследствии и по Сверскому договору в сферу своего безраздельного господства европейскую часть Турции, включая Константинополь. Специально созданная союзническая особая комиссия, следившая за демилитаризацией черноморских проливов Босфора и Дарданелл и возможностью открытого плавания по ним судам всех государств, получила под свой контроль и полуостров Галлиполи. Этот полуостров, в ширину в районе одноименного города всего в 27 километров, отделяющий европейскую часть Турции от ее азиатской части и тянущийся узкой полосой с северо-востока на юго-запад до 90 километров вдоль Дарданелльского пролива, был избран для устройства основного лагеря. В нем высаживались и размещались для переформирования все пехотные и артиллерийские части Русской Армии, конница, штаб корпуса, военно-учебные заведения и тыловые учреждения.

Ушедшие из Крыма 30 кораблей Черноморского флота, с личным составом в шесть тысяч человек, включая последних гардемарин Морского кадетского корпуса, по указанию Французского правительства сосредоточились в тунисском порту Бизерта, на севере Африканского континента. Общее руководство всеми соединениями и частями оставалось за Врангелем, перебравшимся со штабом на яхту «Лукулл», которая встала на якорь на рейде Константинополя. 22 тыс. гражданских беженцев и два кадетских корпуса, после переговоров, были переправлены в Королевство СХС, 4 тыс. удалось переправить в Болгарию. Греция и Румыния наконец согласились принять по 2 тыс. человек. Оставшиеся перебрались в другие европейские страны или остались в Константинополе.

Великий русский исход завершился, и перед ушедшими поднимались новые задачи по налаживанию жизни на новом месте. Впереди их ждали новые разочарования и тяготы, годы труда и борьбы. Трагичен и велик их жизненный подвиг за границами Отечества, но это — тема для отдельного повествования в другой книге. Борьба с большевизмом продолжалась, принимала новые формы в новых условиях и продолжается она и по сей день.

По мере того как большевистская власть распространялась по поверженной и лежащей в руинах империи, а ее противники один за другим эвакуировались с российских берегов в неизвестность, территория, ставшая подвластной «интернационалу», все более возрастала. На карте России становилось все меньше точек сопротивления большевизму, а к июлю 1920 года, когда большевики почувствовали, что становятся хозяевами положения в стране, их усилия были перенесены на самые отдаленные уголки бывшей империи и, в частности, на Дальний Восток, где еще оставалось сильным влияние назначенного Колчаком атаманом всех казачьих войск Семенова, активно поддерживаемого Японией. Там же еще находили себе прибежище и другие ее недавние противники, принесшие коммунистическим войскам немало неприятностей, такие как молодой генерал Сергей Николаевич Войцеховский и другие. К 27 сентября 1920 года большевистским командованием был разработан и принят к осуществлению план так называемой Читинской операции. Основной удар предполагалось обрушить на Семенова, чьи силы насчитывали в то время около 29 тысяч человек, в чьем распоряжении находилось 9 бронепоездов и около двухсот орудий. Для удара по семеновским соединениям и частям большевиками были стянуты дополнительные силы регулярной армии и некоторое количество партизанских соединений. «Владения» атамана Семенова с севера и востока были надежно прикрыты 2-м и 3-м каппелевскими корпусами, расположившимися от Читы до станции Бырка. Вдоль железнодорожной ветки Чита — Манчжурия, располагавшейся на западе, находился 1-й семеновский корпус.

15 октября 1920 года, когда последний японский эшелон покинул Забайкалье, войскам Амурского фронта ДРВ был отдан приказ о наступлении, совместно с так называемыми «народоармейцами», названными большевиками для простоты наименования «повстанческой армией».

Наступление на первых порах явилось совершенной неожиданностью, но уже спустя два дня, 20 октября 1920 года, каппелевскими частями был нанесен ощутимый контрудар красным отрядам на центральном участке наступления и к северу от Читы. Против каппелевцев действовали многочисленные партизанские отряды, собранные для этого по всему Дальнему Востоку и превосходно вооруженные. Они наносили неожиданные удары, сбивали боевые порядки каппелевцев, оставляя регулярным красноармейским подразделениям довершать свое дело, опрокидывая белые войска. Целью большевистских ударов было отрезать семеновские части как можно быстрее от границы и не дать им уйти в Манчжурию, затем окружить и уничтожить. Под непрерывными ударами противника отошел из Читы корпус генерал-майора Викторина Михайловича Молчанова, пробиваясь на юг, но в целом каппелевские части успели нанести несколько увесистых контрударов большевикам под Храшаибири, Хадабулаком и под Борзей. Под непрерывными атаками красных 1-й семеновский корпус разделился на несколько отрядов и частей, самостоятельно уходивших к китайской границе. Несколько подразделений 1-го семеновского корпуса отражали наступление красного 1-го Забайкальского корпуса у станций Борзя и Оловянная. С востока и запада каппелевские и семеновские части сходились у Манчжурской дороги, постепенно переходя в организованное наступление вдоль нее. У большевиков никак не получалось окружить белые части. Не могли они и препятствовать белому отходу за китайскую границу. К 21 ноября 1920 года оба каппелевских и семеновский корпуса благополучно пересекли манчжурскую границу, где были остановлены китайскими регулярными войсками, разоружены и переведены на положение «беженцев», расположившихся в Харбине и в полосе КВЖД. Атаман Семенов направился в Приморье, где еще сохранялось влияние японцев и существовало коалиционное правительство, пытаясь отстаивать идеи Белого движения, но по настоянию Владивостокского правительства был выслан в Китай и отправился в Порт-Артур в декабре 1920 года. Часть перешедшего русско-китайскую границу 1-го семеновского корпуса оказалась впоследствии рассеянной по монгольским, бурятским и тувинским улусам, самообразовавшись в повстанческие партизанские отряды под предводительством легендарного барона Романа Унгерн фон Штернберга и менее известных Бакича, Кайгородова и Казанцева. Еще одна часть бывшего корпуса, оставшись в Советской России, перешла на службу в Красную армию или подалась в «народные партизанские отряды», участвовавшие впоследствии в красном терроре против «тайных белогвардейцев» и «семеновских шпионов».