Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ебучий Голливуд. — Важно кивая головой, по слогам проговорил Штык. Шкет перестал волосы свои драть и голову поднял. Мутным взглядом посмотрел на товарища по несчастью.

— Такая подстава. — Прохрипел он, после минутной паузы.

— Не говори кореш, в натуре кидняк не детский. А ты забей. Там у них просто всё по сказкам, по этим, как их, легенды, шоб им всем в рот да метра три. Всё путём будет.

— Нихера не будет. — Шкет посмотрел на свои руки, Штыку их показал. — На них столько крови…

— Да под краном вымой и всё. — Лениво зевая, протянул Штык — опять на кровати растянулся.

— Чего?

— Говорю под краном, с мылом и нормуль. Чё там кровь, грязь, оно с мылом и норм… — Закрыв глаза, он безмятежно улыбнулся и добавил. — А классно что срать не надо, если только кровью питаешься. Клёвая тема, мне так реально нравится…

— Штык. Эй, ты тут? — В ответ раздался громкий храп. Шкет откинулся на спинку стула и ошеломлённо хлопнул веками. — Н-да, послал Бог кореша…

Но в одном он прав абсолютно. Шкет по большому в туалет не ходил с того дня как его превратили в вампира.

А вот его логика насчёт тех, кого можно убивать…, странная логика. Совсем странная. Получается, убивать можно почти всех, кого закон порой и вовсе на свободу отпускает. С другой стороны, с такой логикой и еды всегда впрок и вроде как совесть чиста — плохих людей караешь…, и всё равно как-то на душе не спокойно. Шкет встал, подошёл к стене. Облокотился плечом, закрыл глаза и повернул лицо так, что бы лучше чувствовать тухлый запах разложившихся тел, въевшийся в стену. Минуты три так стоял, вдыхал вонь тухлятины и блаженно улыбался. Когти сами, без участия сознания, то слегка вылазили из пальцев, то вновь в них втягивались. Потом Шкет вдруг отпрянул от стены и тряхнул головой.

— Что за хрень со мной творится? — Он чувствовал, как бурлит кровь, как организм буквально жаждет поохотиться на живую, визжащую добычу. Словно он большая кошка, хищник, а они все кролики, его законные жертвы, мясо на ножках…

Шкет поспешно вышел на улицу, на свежий воздух. В голове немного прочистилось. Сердце успокоилось, желание рвать и убивать, исчезло. Почему эта вонь так на него влияет? Ответа у Шкета не было. Он просто знал, что запах тухлого мяса, пробуждает в нём звериные инстинкты и сознание человеческое начинает затухать, растворяясь в них. И самое противное — ему нравится этот момент. Он преполняется таким наслаждением, какое не даст ничто в этом мире. Он становится зверем…

Парень тряхнул головой и зашёл в дом. Прошёл в комнату, где лежали мертвецы. Открыл шкаф. На пол посыпалась одежда, украшения, кошельки — вещи тех мертвецов. Всё более-менее целое или ценное, он укладывал сюда. Сам не особо понимая зачем. Тогда его не волновали вещи сами по себе. Наверное, трофеи, как у всех маньяков…, он переодел рубашку, сменив её на тонкую кофту, слабо пахнувшую духами. Взял один кошелёк. Рублей пятьсот. Хватит. Проверим, слова этого Штыка…, всё-таки именно этот урод палас изгадил. Сто процентов. Шкет хорошо запомнил тот момент. Ладно уж…, он всё-таки сумел вырвать его из этого кровавого безумия, даже дал какую-то зыбкую надежду и нечто вроде новой морали. А она ему сейчас дороже жизни. С прошлым мировоззрением ему одна дорога — в петлю. Что не вариант. Пробовал. Час провисел на перекладине. Раз сорок задохнулся и умер, а что толку? Секунда, оживает и опять задыхается. Только намучался и всё. Пробовал и вены резать, пока брат валялся на кухне с разорванной глоткой. А потом Артём начал вонять тухлятиной и крышу снесло. Шкет не помнил дней пять своей жизни. Только рваные фрагменты, картинки тёмных улиц, крики, кровь, тёмные фигуры и бесконечная зловещая радость настоящей охоты…

Шкет шёл до магазина обычным, человеческим шагом. В пути он думал о том, что произошло. Вспомнил всё, до мельчайшей детали. Как пришёл серый человек в плаще, как он укусил его и как утром загорелся в лучах восходящего солнца, прямо в его комнате. Он помнил, какая жажда жгла его, лишая разума. Помнил как услышал в соседней комнате тяжёлый стук человеческого сердца, как накинулся на брата, что-то готовившего на кухне, то есть в зале — они у них совмещены как бы, и зал и кухня сразу…, почему он не увидел того серого человека? Почему не услышал сдавленного крика ночью, когда вампир пил его кровь? Почему? Он убил Артёма, выпил его. А потом понял что натворил. Эта пелена, этот голод, они схлынули, едва Артём испустил последний вздох, а в желудке появилось приятное тепло — он был полон кровью брата. Шкет сходил с ума, пытался умереть, но не получалось. Раны заживали, смерть не длилась больше одной секунды. Потом вернулся голод, но Шкет не уходил из дома. А потом душок тухлого мяса…

Всё помнил, до мельчайшей детали. А подробностей безумия кровавой охоты, вспомнить не мог.

В столь ранний час, магазин оказался пуст. В плане покупателей. Продавец на месте, у весов скучает, тётя Клава звать. Полки ломятся от товаров. В основном крупы — народу тут немного, этот магазин на отшибе, если будет торговать пирогами, там рыбами всякими, быстро прогорит. Просто сгниёт всё. Вот и торгуют в основном крупой, да картошкой. Но иногда привозят и скоропортящиеся товары, такие как колбасу. Немного и расходится по местному населению довольно быстро. Впрочем, сейчас ещё не всё успели скупить.

— Здрасте тёть Клав.

— И тебе не хворать. — Поправив кокошник, мрачно отозвалась продавщица. — Опять бухаешь?

— Нет, что ты тёть Клав. Мне колбаски взвешайте.

— Чё нет-то? Вон, — толстый палец ткнулся вперёд, чуть не выбив глаз, — глазищи красные все. Алкаш! Да если бы не знала мамку твою, да вот как взяла б кочергу и по хребтине тебя ирода!

— И водки мне, пять бутылок. — Рыкнул Шкет, вдруг разозлившийся от таких слов и жестов. Вспышку ярости подавить стоило не малых усилий, но тётя Клава возмущаться перестала. Ворча, что-то выставила на прилавок водку, стала колбасу взвешивать. Отказываться как бы поздно. Раз уж на прилавке уже…, водка она помогает. От душевных травм лечит. А он брата…, не так давно.

Шкет расплатился и вышел.

— Алкаш проклятый. — Буркнула продавщица, в спину покупателя.

Шкет не отреагировал, просто вышел. Может этот Штык и прав. Может, стоит подумать о будущем в его ракурсе восприятия. Мораль санитаров леса…, хм, а звучит. И, если он поможет как-то этому миру, сделает его чуточку лучше — может, ему простится за братоубийство? Может, Артём его простит? Ведь если он спасёт много-много жизней от участи героинового рабства, от участи изнасилования, от смерти, может, это добро перевесит чашу весов Зла и его простят? А?

Раб героиновый, в миру Алексий, более известный как Штык, открыл глаза. Но ещё до того, он понял, что в доме остался один. Сел, закурил.

— Чё за нахер? — Буркнул вампир, почесался. Не, голова не чесалась. Ниже, там, где ремень. Ну, бывает, не так лёг не там повернулся и чесаться начинает. Это ничего, нормально. А вот куда Шкет стёрся с этой реальности? В смысле куда ушёл? — Ну если опять трупак притащит…, по зубам ногой, без вариантов! — Глянул вниз, на тапки свои. — Левой, с неё половчее.

Почему именно левой? А бес его знает. Просто с левой показалось удобнее.

Воняет ещё. Вот тоже догадался трупы в комнате складировать. Молодой ещё. Вот чего Артёма не превратили в вампира? Он нормальный был. И возраст нормальный и по всем прочим статьям. Например, траву уважал. Хороший был человек. А Шкет он какой-то…, малахольный что ли.

Ладно, как с козырями свезло, так и придётся колоду тасовать. Только бы мусорам не спалиться раньше времени. Сейчас даже самый сопливый стажёр легко сообразит, почему тут пахнет так невкусно. Блин, а ведь в кино говорят, что запах мертвечины вообще не выветривается. Вот если сдохла крыса в доме, за обоями там или ещё где. Полежит неделю и всё — обои менять надо мебель выкидывать. Ну, будем надеяться, в кино ошибались. Тем более вот живой пример — он, да Шкет. Дракула от солнца горел как факел. И распятия боялся панически…, впрочем, в кино ведь не говорили, что он именно от распятия как от вещи шугался. Ну, что там сила типа какая-то могучая вся страшная. Может по фильму, там режиссёрская задумка, может, Дракула головой болен был и боялся всяких вещей, не только там распятий каких, а ещё может, боялся фантиков от конфет «буратино» и женских трусиков — никто же прямо там не сказал, что вот Бог реальный авторитет для любого кровососа. У блин, слово это гадкое опять — кровопийца! Во, это звучит. А сосы эти, не очень оно как-то, ассоциации всякие нехорошие появляются.

41
{"b":"184748","o":1}