И тут произошло странное. Не обращая внимания на Ивана, паукомонстр вдруг выпрямил свои многоколенные лапы — его брюхо поднялось сразу на двенадцатиметровую высоту, пасть резко раскрылась и… Иван даже не успел понять, что произошло — мелькнуло, блеснуло что-то — и из среднего ряда, из одной, наиболее плотной набитой ложи, вдруг вылетел негуманоид. Вылетел так, словно его выбросило из катапульты. И тут же очутился в пасти. Пасть захлопнулась. В брюхе что-то дернулось, замерло. И почти тут же из края пасти свесился почти до самой земли длинный и тонкий, похожий на витой канат язык с раздвоенным концом.

— Ар-ра-а-ахх!!! — бесновался зал. Зрители были в полнейшем восторге. И судя по всему, их вовсе не опечалила судьба собрата, наоборот, они почти визжали, колотили в ладоши, стучали ногами — сюрприз, преподнесенный ургом, доставил им немалую радость.

Иван-то сразу заметил, что защитный барьер, поднялся выше. Но он понял, это делалось не столько для защиты зрителей, сколько для того, чтобы паукомонстр не отвлекался, чтобы он помнил — с кем воевать, кого жрать, а на кого и внимания не обращать. И в самом деле, еще трижды ург вскакивал на распрямляющихся лапах, метал свой язык-аркан в зрительный зал. Но лишь отшибал его об невидимую преграду. С третьего раза он понял, что к чему. И медленно, с ленцой развернулся пастью к Ивану.

Тот снова оглушительно ударил рукоятью в щит. И побежал вниз. Помирать, так с музыкой!

— Ар-ра-а-ах!!! — сразу обрадовался амфитеатр. — Ар-ра-а-а-а-аххх!!!

А монстропаук наоборот припал к земле, притих, лишь пошевелил усами-антеннами, да почесывал задней мохнатой присоской шевелящееся брюхо. Ничто не предвещало опасности, в ближайший миг. И потому Иван еле увернулся от языка-аркана, мотнувшегося в его сторону неуловимой молнией. Спасла врожденная реакция и навыки, приобретенные, еще в Школе — там вообще через каждую сотню метров и в классах, и в коридорах, и на полях и учебных макетах, повсюду таились бесконечные и меняющиеся день изо дня «пугала» — только успевай уворачиваться! Что ни говори, а закваску он приобрел, дай Бог!

Но в этот раз чуть не сплоховал! Даже расшиб колено, падая со всего маху на каменную ступень. Неожиданное нападение взъярило Ивана.

— Ах ты погань гнусная! — заорал он, не помня себя от бешенства.

Зрители тут же откликнулись восторженным воем, визгами. И Иван ощутил прилив сил от этой поддержки, от сочувствия этих жестоких и не слишком-то чистоплотных болельщиков. Не было времени разбираться в существе происходящего, надо было наступать — только в этом могло быть спасение, если оно вообще могло быть!

Его неожиданно дернуло, облапило… и он взлетел над ареной — высоко-высоко. И тут же неудержимо повлекло вниз. В самый последний момент Иван успел включить внутренний механизм убыстрения всех процессов, в том числе и реакции, и подвижности. Их обучали и такому. Правда, одновременно в мозг закладывали команду-барьер, и сам обученный не мог в любой обстановке перескочить в ускоренный ритм жизни, лишь крайняя опасность снимала психобарьер. Сейчас как раз был именно такой случай. Иван знал, что за каждую секунду, проведенную в ускоренном режиме, он расплатится в дальнейшем месяцем жизни. Да только не время было считаться, надо было выжить! Он рубанул мечом, когда его уже почти поднесло к пасти, его даже обдало жуткой волной зловония… Но успел! И рухнул на мягкое, напоминающее слой опилок, покрытие арены. Тут же сдернул с себя конец языка-аркана, обвивавший его талию. Конец этот был совсем коротким, метра в три с половиной. Иван не стал его разглядывать. Он бросился вниз, под это мерзкое брюхо, собираясь распороть его. Не тут-то было! Ударом коленчатой ноги его подбросило в воздух на уровень седьмого или восьмого ряда. В лицо ткнулся обрубок языка, залил глаза липкой коричневой дрянью, но Иван не дал языку свиться в петлю, теперь он был неуловимо быстр! Он снова рубанул — язык укоротился еще на метр.

Упал он неудачно, слегка подвернул четырехпалую лапу. Но ничего, терпеть можно было. Теперь Ивану казалось, что все происходит будто в старинном замедленном кино. Зрители двигались еле-еле, как в растворе масла, движения их были плавными и грациозными, гул тянулся единым «а-а-а-а-а», без переходов, без промежутков. Иван сразу понял — убыстрение было по меньшей мере тройным, и этого должно было хватить!

Язык снова метнулся к нему. Но не сверхбыстрой молнией как прежде, а всего лишь плетью в умелой руке. Иван упал набок, перевернулся несколько раз, подкатился почти под брюхо. Но его опять подбросило ввысь. Рядом с головой щелкнула клешня. На этот раз бросок урга был очень ловким и точным. Иван падал туда, куда и должен был упасть по замыслу чудовища — на скорпионье жало.

— А-а-а-а-а… — гудели зрители.

Тихо шипел паукомонстр. А Иван все падал и падал. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем он коснулся жала. Ему повезло, а может, он сумел инстинктивно извернуться в воздухе — неважно! Он упал не на само острие, а на его боковину, тут же вонзил в хоботистую поверхность меч. И тут же его швырнуло с исполинской силой об барьер. Иван потерял сознание, упал на опилки. Но в его мозгу сквозь тьму и безвременье бухнул какой-то внутренний колокол, полыхнуло кроваво… и высветилось ярко, неестественно ярко и зримо, прекрасное лицо Ланы-Светы… Нет, рано еще подыхать, рано! Иван вскочил на ноги. Отмахнулся мечом от языка.

Его новый бросок был более удачный — он проскочил-таки под брюхо урга. Воткнул меч, сразу бросил щит наземь, ухватился поудобнее обеими руками, загнал острие по самую рукоять, уперся что было силы ногами… и всем телом навалился, нажал — брюхо стало расползаться. Ивана с головы до ног облило вязкой бурой жидкостью. Но он успел все же пропороть урга — рана зияла расширяющейся полутораметровой дырой. И все это произошло в долю мига.

— А-а-а-а!!! — заорал сам Иван в диком неистовстве. Он уже не ощущал себя человеком, разумным существом, он был просто животным, которое из последних сил, вкладывая остатки жизненной энергии, бьется за себя, не желая покидать этого мира. — А-а-а-а!!!

— …а-а-а-а-а-а!!! — гулко и вяло отзывался амфитеатр. Он жил для Ивана пока еще в замедленных ритмах.

Однако паукомонстр не упал, даже не присел. Он только издал невероятно высокий, неожиданный для него звук — будто завопил фантастически огромный павлин. И распрямил ноги, ушел высоко вверх всей своей брюхо-головой.

Иван, не мешкая, рубанул по ближайшей ноге. Меч отскочил от хитинового панцыря-покрытия. Нога дернулась и Ивана подняло вверх. Подняло медленно, осторожно. Он даже не сразу понял, что это мохнатая лапа-присоска всосалась в его спину. Он уже был на высоте восьмиэтажного дома. Паукомонстр стоял на пяти лапах, истекал вонючей дрянью, но держал-таки Ивана в шестой лапе. Это была серьезная промашка! Иван чертыхнулся, крепче сжал рукоять меча.

Снизу к нему приближалась иззубренная трехметровая клешня. Коротенькое основаньице, к которому она крепилась, оказалось телескопическим, выдвижным — на такое Иван не рассчитывал, казалось, все предугадал, и вот на тебе! Воевать с хитиновой клешней было бессмысленно. Иван ткнул за спину мечом, потом еще раз, еще! Но присоска держала его крепко. Это был конец!

Клешня приблизилась вплотную, раскрылась медленно. Иван ударил мечом со всей силы. Ударил снова! Клешня даже не вздрогнула. Она обхватила его поперек туловища — совсем нежно обхватила, Иван почти не чувствовал прикосновения, но вырваться не мог, и понесла столь же медленно к раскрывающейся пасти.

Только теперь Иван сумел по-настоящему оценить этот кошмар! Из такой камнедробилки нельзя было выйти, живым. Это была его смерть. Он опускался сверху, пасть медленно и неостановимо разворачивалась вверх — на миг Иван сам себе показался маленьким и беззащитным червячком, слизнячком, которого бросают в раскрытый клюв птенца. Где-то с ним уже происходило подобное. Но где, Иван вспомнить не смог. Клешня раскрылась и он стал падать в чудовищную зубастую, вонючую ямищу пасти. Ург даже не пытался помочь себе свисающим вниз языком. Судя по всему он считал игру законченной.