«Ты хочешь иметь все сразу. Нельзя одновременно любоваться пирожным и есть его».

«Я это знаю».

«Тебе надо принять решение. Ты ведешь себя нечестно по отношению к Тони».

«И это я знаю тоже».

«Как было бы здорово, — подумала она, — с кем-нибудь это обсудить. С кем-нибудь, но не с Тони. С кем-то, кто меня поймет». Она медленно подняла руку и снова принялась расчесывать волосы. Потом намазала лицо кремом, нанесла на веки тени. Маленькая спальня со свежевыбеленными стенами и букетами свежих цветов казалась уютной и покойной, как викторианская детская. Как славно, наверное, было растить здесь детей. Наверняка они были очень счастливы в этом доме. Внезапно ей ужасно захотелось вернуться обратно в детство. Чтобы все снова стало ясно и определенно и не надо было принимать решения самой.

Но нет, она уже не ребенок. Она Элеонор Крейн, руководитель отдела детской литературы в издательстве «Паркер и Пассмор», двадцати восьми лет, успешная и состоявшаяся, и ей еще далеко до того возраста, когда можно ностальгически вздыхать по давно прошедшим временам. Она спешно закончила накладывать макияж, побрызгалась духами, сбросила пеньюар и застегнула молнию на простом с виду, но очень изысканном вечернем платье. Сунула ноги в лодочки из мягкой кожи, взяла сумочку, погасила свет и, больше не оглядываясь на свое отражение в зеркале, вышла из комнаты.

Тони дожидался ее в баре: коротал время, сидя у камина, а перед ним на столике стоял стакан виски с содовой и блюдечко с орешками. Она попросила принести ей бокал вина, и он сходил за ним к барной стойке, а потом снова уселся за столик и взял свой стакан.

В баре было довольно много народу; все столики были заняты постояльцами, одетыми с разной степенью торжественности. Некоторые явно приехали на выходные, поиграть в гольф. Было там несколько пожилых одиноких дам, большая компания американцев. Сидела молодежь, заглянувшая поужинать и выпить перед походом в ночной клуб.

Покончив с напитками, Тони и Элеонор встали и по устланному толстым ковром коридору перешли в столовую, где почти не осталось свободных столиков — ужин был в самом разгаре.

— Этот отель когда-нибудь бывает не забит под завязку? — поинтересовалась Элеонор, когда они сделали заказ и дожидались, пока им принесут винную карту.

— Вообще-то нет. Тут всего двадцать номеров, и сезонность не влияет на его работу. Я хочу сказать, когда нельзя поиграть в гольф, постояльцам предлагается масса других развлечений — в любое время года. Можно съездить на экскурсию в Стратфорд, в Уэлс или Бат. Можно осмотреть Бродвей и Котсуолдс. По вечерам в субботу тут устраивают танцы, а на Пасху и Рождество дают балы.

— По-моему, это идеальное место для Рождества.

Винная карта наконец оказалась у них на столе. Тони надел очки в роговой оправе, внимательно ее просмотрел и заказал вино. Когда официант ушел, он снял очки, сложил на груди руки и оперся ими о стол.

— Хочешь сыграть со мной в одну любопытную игру? Угадай, кто из людей, находящихся в этой комнате, остановился в люксе для новобрачных?

В его глазах плясали озорные искорки. Что тут было смешного? Элеонор, озадаченная, обвела взглядом столовую. Может, молодая пара в углу? Нет, они не выглядят настолько обеспеченными. Высокие элегантные мужчина и женщина за столиком у окна? Женщина, напоминающая породистую лошадь, смотрит в пространство, на лице у мужчины застыло выражение отчаянной скуки. Вряд ли они когда-нибудь дойдут до алтаря, что уж говорить о медовом месяце. А как насчет молодых американцев, приехавших поиграть в гольф: загорелой девушки и подтянутого мужчины в темно-красном свитере и клетчатых брюках?..

Она встретилась глазами с Тони.

— Не имею ни малейшего понятия.

Он легонько мотнул головой.

— Та пара возле камина.

Элеонор посмотрела ему через плечо. И увидела их — мужчину и женщину, которые по возрасту могли быть ее родителями, а то и бабкой и дедом. Серебристые седые волосы женщины собраны на затылке в тяжелый узел; мужчина плотный, лысеющий, с усами… На ней было простое, не стесняющее движений платье, на нем темный костюм со строгим галстуком. Обычная пожилая пара. И одновременно необычная, потому что они явно наслаждались взаимной беседой, постоянно смеялись и неотрывно смотрели друг на друга.

Живленная Элеонор перевела взгляд на Тони.

— Ты уверен?

— Да. Уверен. Мистер и миссис Ренвик. Люкс для новобрачных.

— Ты хочешь сказать, они только что поженились?

— Очевидно, да. Ведь медовый месяц обычно бывает после свадьбы.

Элеонор снова поглядела на пару у камина. Женщина что-то рассказывала, мужчина, держа в руке бокал с вином, внимательно ее слушал. Очевидно, она пошутила, потому что он внезапно разразился смехом. Зрелище было завораживающее.

— Может, — сказала Элеонор, — они много лет дружили, а потом ее муж и его жена умерли и они решили пожениться.

— Может быть.

— А может, она так и не вышла замуж и он после смерти жены смог наконец признаться, что всегда был в нее влюблен.

— Может и так.

— Или они встретились во время круиза и он был потрясен тем, как ловко она играет в шаффлборд.

— И это тоже возможно.

— А ты не мог бы разузнать? Мне ужасно интересно!

— Я так и думал, что ты заинтересуешься.

Люкс для новобрачных. Она снова посмотрела на них, очарованная тем, как тепло они общались между собой. Мистер и миссис Ренвик.

— Что, если, — спросил Тони, — глядя на них, ты передумаешь? Или сможешь, наконец, определиться? Касательно наших отношений, я имею в виду…

Элеонор опустила глаза и принялась рассматривать скатерть. Преувеличенно аккуратно, словно это имело бог весть какое значение, поправила лежащий рядом с тарелкой нож. Потом сказала:

— Ты дал мне слово. Не надо нарушать его сейчас.

Вино было подано, опробовано и разлито по бокалам, бутылку официант оставил на столике.

— За что будем пить? — спросил Тони.

— Только не за нас с тобой.

— Тогда за новобрачных. Пожелаем им долгой и счастливой совместной жизни.

— Почему бы нет? — Они выпили, глядя поверх бокалов друг другу в глаза. «Я люблю его, — думала Элеонор. — Доверяю ему. Почему же я не доверяю самой себе?»

Утром после позднего завтрака они отправились на прогулку. День, к счастью, выдался прекрасный. Элеонор надела белые джинсы и рубашку, а поверх нее пуловер. Они осмотрели сады и гигантский десятинный амбар, стоявший неподалеку от дома, а потом нашли укромную ложбинку близ заросших камышом берегов реки, куда не задувал ветер. Трава там была густая и очень зеленая, кое-где уже белели первые ромашки. Они легли на землю и стали смотреть, как редкие облачка плывут по прозрачной небесной голубизне. Они лежали так тихо, что парочка любопытных лебедей подплыла к ним поближе, удивленная появлением незваных гостей в своем тихом уединенном мире.

— Как чудесно, — сказала Элеонор, — быть хозяином всей этой красоты. Расти здесь, принимая ее как должное. А став взрослым, ощущать усадьбу как часть себя. Часть своей жизни и часть своей личности.

— Но и ответственность это налагает нешуточную, — заметил Тони. — Конечно, на тебя работает много людей, но и ты должен думать о них тоже. Когда крестьяне становились старыми, надо было заботиться о том, чтобы у них была крыша над головой, уголь для очага и запасы пищи. Надо было следить за тем, как возделывается земля, в каком состоянии находятся постройки, поддерживать церковь. В старые времена все помещики были очень набожные. Они крепко верили в Бога и старались не разочаровать его.

— Наверняка это была очень приятная семья — владельцы усадьбы. В доме до сих пор такая чудесная атмосфера. Он очень гостеприимный. Тебе нравилось здесь работать?

— Да, — сказал Тони, — но через некоторое время я ощутил, что остановился в развитии и просто плыву по течению. Что мне недостает стимулов к деятельности.