Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Леша пытался встать, но командир прижал его к палубе. Тогда Леша сказал слабым, срывающимся голосом:

— Не стоит благодарности, товарищ начальник дивизиона. Служу трудовому народу! — и устало опустил веки.

Леша шел через базар в новой форменке и брюках первого срока, штанины которых были отглажены до остроты ножа. За три дня, истекшие с памятного боя, он отлежался, отдохнул и чувствовал себя отлично. Зуб уже не болел, и только пустота, ощущаемая языком, была еще непривычна.

Он шел веселый, довольный жизнью и собой, поглядывая по сторонам и поплевывая. И внезапно услыхал за спиной робкий оклик:

— Алексей Васильич!

Леша не спеша обернулся. Военному моряку, получившему боевое крещение, надлежит соблюдать достоинство и не унижать себя торопливостью.

Перед ним стояла Ириша.

Минуту оба молчали. Потом оба начали медленно краснеть и так же медленно побледнели. Туманные глаза Ириши смотрели ласково и жалобно.

— Как здоровье ваше, Алексей Васильич? — спросила Ириша нерешительно.

— Ничего… благодарю вас, Ирина Тихоновна. Здоровье как здоровье, — с достоинством ответил Леша.

Снова молчание, и, опуская ресницы, Ириша тихо промолвила:

— Вы на меня не сердитесь, Алексей Васильич… Я про вас ошибалась по глупости. Думала, вы так себе человек, а вы…

— Ничего, Ирина Тихоновна, — перебил Леша, — с кем не бывает.

— Ах, — почти не сказала, а вздохнула Ириша, — теперь про вас весь город знает… И как вы с белыми сражались, и как через вас истребитель спасли. И вы меня простите за мои надсмешки над вами.

— Ну чего там. Кто старое помянет, тому глаз… (Леша едва не сказал «зуб») вон! Если вам не неприятно со мной находиться, пойдемте на бульваре посидим. Я тоже об вас скучал, Ирина Тихоновна.

Леша взял Иришу под руку. Они прошли в чахлый садик, не по заслугам называемый городским бульваром. Был полдень, самая жара, и на бульваре никого не было. Они выпили в киоске ледяной бузы, которую продавала сонная толстая гречанка. Сели на скамеечке в дальнем углу. Ириша, притихшая и ласковая, попросила Лешу рассказать, как он воевал. Леша сначала отнекивался, — он-де не рассказчик, — но Иришины глаза так просили, что Алеша сам увлекся и наговорил с три короба, хотя приврал совсем немного.

Ириша сидела, опустив голову. Над верхней губой ее, на темнеющем пушке, мерцали серебристые капельки пота. Леша осторожно обвил тонкую Иришину талию, и Ириша не противилась, только вздохнула. Тогда, осмелев, он приподнял остренький Иришин подбородок. Ириша слегка вздрогнула и попыталась отклониться. Леша засмеялся.

— Может, ты про зуб мой вспомнила, про железный, — сказал он смешливо, — что тебе не нравился? Так ты, Ириш, не сомневайся. Ведь того зуба больше нет, а он свою службу сослужил.

Он оскалил рот, показывая пустоту на месте выломанного зуба. И не успел еще закрыть рот, как Ириша уронила голову на его плечо.

Лешину свадьбу праздновал весь дивизион. Начальник дивизиона и комиссар сидели на почетных местах, в голове стола. Когда поздравили молодых и три раза прокричали горько на весь Бердянск, начальник дивизиона поднялся и постучал ножом по тарелке. Все стихли.

— Товарищи, — сказал начальник дивизиона, — мы пожелали молодым счастья и любви, а теперь я скажу Леше Ширикову несколько слов. Во-первых, начну с сюрприза, который мы приготовили Леше к этому дню.

Начальник дивизиона вынул из нагрудного кармана кителя бумагу и прочел приказ командующего флотилией:

— «Согласно рапорта начальника дивизиона истребителей, военного моряка Леткова, за № 17, награждаю младшего моториста флагманского истребителя «Ильич» Алексея Ширикова серебряными часами за проявленные в бою с противником 10-го сего июня находчивость и доблестное поведение».

Начальник дивизиона вынул из другого кармана блеснувшие часы и протянул их Леше.

— Бери!.. Носи с честью и учись быть всегда хорошим бойцом и хорошим моряком! Наша семья — самая дружная! Моряк моряку всегда брат, помни это, Шириков, и пусть твоя личная семья не заслонит от тебя нашего большого революционного долга. Мы еще повоюем вместе. Будь счастлив, Леша!

Командиру захлопали.

— Ну, твоя очередь отвечать, Шириков, — произнес комиссар, лукаво поглядев на Лешу.

Леша встал. Он никогда не говорил никаких речей и стал красен, как только что вымазанное суриком днище корабля.

— Конечно, спасибо вам, товарищ начальник, а также нашему командованию, — сказал Леша, вспотев от натуги, — за награду и за ваше обо мне мнение. Только какая же моя тут доблесть? Если правду сказать, так я здорово испугался сперва, вот Гордюшенко видал, подтвердить может. И как мне зуб в голову вошел, сам не припомню. Так что, если уж говорить, то это зуб мои вроде доблестный оказался, а я почти ни при чем. Заслуга моя маленькая. Пока послужил народу только зубом, но желаю сказать, что ежели придется, то буду рвать врага всеми зубами, которые, между прочим, у меня все на месте и новый даже красивше старого. Правда, Ириш?

И Леша Шириков весело осклабился, показывая два ряда крепких естественных зубов, среди которых сверкал новенький фарфоровый резец.

— Выпьем, дорогие товарищи, — продолжал Леша, подымая стакан среди общего смеха, — за храбрый наш Красный флот и чтоб всегда он бил врага, где ни встретит! Ура!

Все закричали «ура» и зазвенели стаканами. Потом грянула гармонь в руках у Гордюшенко и гремела до утра. И долго еще говорили в Бердянске, что это была самая веселая и счастливая свадьба за многие годы.

Севастополь, 1938 г.

Белый верблюд

Неприятности у командира отделения Васи Соколова начались с самого утра.

Приняв при заступлении на вахту спасательную шлюпку, отведя команду на пост, проверив наличие и пригонку спасательные нагрудников, Вася только что начал поверку знания гребцами своих обязанностей, как рассыльный позвал его к помощнику вахтенного командира.

— А где он? — небрежно спросил Вася, потянувшись.

— На верхней… у левого носового каземата, — протараторил рассыльный на ходу и исчез. Вася подтянул ремень, поправил, бескозырку и гоголем сгрохал по трапу со спардека на верхнюю палубу.

Вдоль левого борта стояли в строю стажеры-механики, и старший помощник разговаривал с ними, прохаживаясь вдоль шеренги. Вася бурей промчался между старпомом и строем и уже готовился завернуть за вентилятор, но окрик старпома вернул его назад.

— Скажите, старшина Соколов, — спросил старпом, подымаясь на носки (он был мал ростом и при служебных разговорах старался казаться выше), — кто вас обучал вежливости и правилам поведения на палубе?

Тон у старпома был ехидный и не предвещал доброго, а Вася не мог понять, в чем его проступок, и потому ответил коротко и сухо:

— Я сам, товарищ капитан-лейтенант.

— Прискорбно, — сказал старпом, покачав головой, — скажите самому себе, что у вас был плохой учитель. Вы видите, что я разговариваю со строем, и влезаете, как клин, между мной и шеренгой. Могли обойти. Чтоб этого больше не было. Можете быть свободны.

Вася исподлобья взглянул на механиков. Их молодые лица цвели недвусмысленным и обидным для Васи смешком. Соколов сделал поворот налево с подчеркнутой отчетливостью классного строевика, строго посмотрел на механиков и с независимым видом отправился дальше.

Выговоров и замечаний он терпеть не мог и расстроился. Но не успел еще успокоиться и забыть происшествие, как последовала новая беда. После выхода с рейда, когда соединение занималось эволюциями, с ходового мостика крейсера мелькнул в воздухе темный комок. Раздался чей-то крик: «Человек за бортом!», и сразу звонко ударил выстрел дежурной зенитки.

Вася, подремывавший на солнышке, облокотись спиной о киль-блоки баркаса, молниеносно вскочил и ринулся в висящую на шлюпбалках спасательную шестерку. За ним вскочили двое гребцов готовить шестерку к спуску. Помощник вахтенного командира, дежурный боцман и подвахтенная смена взбегали на спардек, становясь на тали.

32
{"b":"184400","o":1}