Во Франции преступников перестали клеймить во времена Великой французской революции (гильотина была настолько загружена работой, что на наличие клейма на плече никто не обращал внимания), но позднее наказание вернули. Окончательно эта процедура была упразднена в 1832 г. Шведский криминалист Гарри Содерман писал в своих мемуарах, что французских заключенных, не приговоренных к смерти, клеймили буквами TF (каторжник), V (вор), а вторую букву V добавляли в случае повторного обвинения. Пожизненное заключение обозначалось буквой Р, от зловещего латинского слова «et perpetuite» (навечно).
В России вплоть до средины XIX века клеймили лица преступников — одна большая буква выжигалась на лбу, две другие — на щеках.
Несмотря на то что стремление преступников к сокрытию своего прошлого казалось вполне естественным, среди них встречались и такие, которые, наоборот, бравировали своей принадлежностью к преступному миру, дополнительно нанося на свои тела весьма болезненные татуировки. Благодаря наколкам у властей появлялся еще один удобный источник для установления личностей заключенных. В XIX веке сбором данных о различных видах излюбленных татуировок преступников занимались патологоанатом Александр Лакассанье и итальянский криминалист и антрополог Чезаре Ломброзо. В своей статье «Варварские корни татуировок», опубликованной в апрельском номере ежемесячника «Популярная наука» в 1896 г., Ломброзо рассказывает об убийце Малассене, ставшем палачом. Малассен гордился выколотыми у него на груди черной и красной гильотинами, дополненными красной надписью: «Я плохо начал, я плохо закончу. Такой финал ждет меня». На правой руке Малассена, отнявшей жизни у множества его бывших преступных соратников, красовалось легендарное «Смерть осужденным».
Ломброзо также цитирует другие впечатляющие надписи, встречавшиеся у преступников. Среди них есть жалостливые — «Дитя несчастья», «Рожденный под несчастливой звездой», «Настоящее мучит меня, а будущее — пугает» и «Выхода нет», угрожающие — «Смерть неверным женам» и «Месть превыше всего», жизнерадостно патриотичные и гурманские — «Да здравствует Франция и жареная картошка».
Ломброзо, твердо уверенный в том, что татуировка — это пережиток прошлого, признак принадлежности к преступному миру и нечувствительности к боли, был поражен, обнаружив, что его теория послужила началом моды на татуировки среди высших слоев лондонского общества, которую в основном поддерживали женщины. Даже у леди Рендольф Черчилль (матери сэра Уинстона Черчилля, в девичестве Дженни Джером) была искусно сделанная наколка в форме змеи, обвивающей запястье. (На официальных приемах она осмотрительно закрывала ее браслетом.)
Если Ломброзо это могло шокировать, то Шерлок Холмс, как эксперт по татуировкам, счел бы узор леди Черчилль занимательным и, несомненно, с первого взгляда определил бы происхождение рисунка. Свои познания в сфере татуировок он демонстрирует в рассказе «Союз рыжих», когда говорит клиенту:
Только в Китае могла быть вытатуирована та рыбка, что красуетЫ на вашем правом запястье. Я изучал татуировки, и мне приходилось даже писать о них научные статьи. Обычай окрашивать рыбью чешую нежно-розовым цветом свойствен одному лишь Китаю.
Для успешной работы детективу викторианской эпохи требовалось разбираться в татуировках и шрамах.
Английская полиция того времени составила перечень татуировок, включавший в себя изображения наколок, наиболее популярных в преступной среде. Судебный патологоанатом Чарльз Меймотт Тайди посвятил несколько страниц своей книги «Судебная медицина» (1882) вопросам образования и внешнего вида «рубцов, шрамов и татуировок» и составил исчерпывающие инструкции о различиях между ними. Очевидно, что Конан Дойль был знаком с этим научным трудом, поскольку местный врач в рассказе «Долина ужаса» замечает: 1 *
Правая рука убитого была высвобождена из халата и обнажена до локтя. Выше запястья виднелся странный коричневый знак: треугольник в кружке.
— Это не татуировка, — продолжал доктор, глядя поверх очков, — это давно выжженный знак, вроде тех, которым клеймят скот.
Шрамы и татуировки послужили весомой уликой для раскрытия личности «самозванца Тичборна» в 1866 г. (это разбирательство в течение восьми лет приковывало к себе внимание общественности Англии и других стран мира). Холмс, чья осведомленность в старых делах была поразительной, безусловно, не мог не знать об этом случае.
Сэру Роджеру Тичборну, неженатому наследнику баронского титула и огромного состояния Тичборнов, было двадцать пять лет, когда в 1854 г. его объявили пропавшим без вести в океане неподалеку от побережья Бразилии. Его мать-француженка, воспитывавшая сына на своей родине и учившая его французскому до тех пор, пока юноше не исполнилось шестнадцать, отказывалась верить в его исчезновение.
В 1866 г. мужчина из австралийского селения Вага- Вагга, живший под именем Кастро, заявил, что он и есть пропавший наследник. Он рассказал, что, добравшись в Австралию после кораблекрушения, решил добиться успеха самостоятельно прежде, чем возвращаться в Англию. Однако не преуспев, ему было неудобно сообщать о себе своим родственникам. Увидев объявление, написанное от имени его дорогой матушки, о том, что его ищут и ждут, мужчина воспрянул духом и пожелал немедленно вернуться в Европу, чтобы воссоединиться с родственниками. Ему, его жене и детям требовались деньги на путешествие. Леди Тичборн немедленно выслала их ему. Семейство Кастро отправилось в Европу.
Когда Роджера Тичборна видели в последний раз, он выглядел довольно худощавым. Естественно, Тичборн свободно говорил на французском языке, поскольку он был его родным языком. Мужчина, выдающий себя за Тичборна, был чрезвычайно тучным и совершенно не разговаривал по-французски, объясняя это тем, что немного подзабыл язык во время пребывания в Австралии. Имя его матери леди Тичборн (Генриетта Фелиция) тоже вылетело у мужчины из головы. (К счастью, он сумел вспомнить имя семейного пса.) Переполненная обнадеживающим ожиданием, леди Тичборн пожелала увидеть джентльмена собственными глазами.
Внимательно осмотрев грузное тело и тяжелый подбородок самозванца Тичборна, женщина радостно провозгласила, что это действительно ее сын, еще раз подтвердив, что материнское сердце слепо, а глаз видит только то, что угодно сердцу. Она возобновила его содержание, составлявшее тысячу фунтов в год.
Дама предпочла проигнорировать физические различия между своим потерянным сыном и самозванцем, но остальные члены семьи не пожелали согласиться с этим. Кроме того, на локтях у пропавшего молодого человека имелись крупные широкие татуировки. Друзья и родственники вспомнили о них и подробно описали их внешний вид. У Лжетичборна татуировок не было. Зато на боку у самозванца было обнаружено родимое пятно, которого не было у Роджера. Помимо этого, у настоящего Тичборна должны были остаться шрамы от многочисленных кровопусканий, которые ему делали во время болезней, а у самозванца их не было.
В ходе следствия было обнаружено множество других несоответствий, не говоря уже о том, что глаза у Роджера были синими, а у самозванца — карими. Рост, форма носа и ушей самозванца были иными, чем у пропавшего молодого человека. Казалось бы, эти факты должны заставить леди Тичборн одуматься, но она оставалась непоколебимой в своей уверенности в чудесном спасении и возвращении сына и с ослиным упрямством настаивал на своем вплоть до внезапной смерти от сердечного приступа в 1868 г.
После ее кончины Лжетичборн прекратил получать содержание и у него появились проблемы с законом. Остальные члены семейства Тичборнов, отказавшиеся признать джентльмена из Вага-Вагга наследником состояния, ополчились против него. В результате уладить конфликт призвали судебную систему Англии. Это пришлось по вкусу многим юристам, чьи кошельки раздувались благодаря такой работе. Журналисты извели огромное количество газетной бумаги описаниями процесса, большая часть которых была преувеличена. Публика, не желающая ограничиваться недостатком точной информации, горячо поддерживала ту или иную сторону.
