— А на твои наблюдения несколько предположений можно? — спросил Рашид. — Ещё неизвестно, будет ли лучше там, откуда приходят «блинчики», то бишь на другом конце «колодца». Во–вторых, неудивительно, что «блинчики» чувствуют себя в «колодцах» весьма превосходно, будучи тварями совершенно безмозглыми…

Леону стало плохо, он вдруг подумал: а не было ли то существо, которое гналось за ним от квартиры Андрюхи, как раз «блинчиком»? А если и его, ставший родным город сейчас умирает под напором всякой нечисти, как умирает Ловушка? «Не хочу…» Андрюхин город, широкой чашей привольно раскинувшийся на нескольких холмах, резко уменьшился до знакомой высотки с двором, где с утра до вечера звенят детские голоса, а затем сузился до крошечной точки — уютного квартирного гнёздышка, где он был тихо счастлив несколько лет… Внезапно до боли захотелось услышать ворчание Ангелины, увидеть себя сидящим глубокой ночью в мягком кресле, перелистывая страницы, желтеющие в тёплом свете торшера, и знакомясь с чужой жизнью на расстоянии…

— … Леон, конечно!

— Не ребята, Брис точно свихнулся!

Догадываясь, что он что‑то прослушал, Леон быстро вклинился между репликами:

— Простите, я несколько отвлёкся. О чём речь?

— Ха, я начинаю привыкать к его велеречивым высказываниям, — пробормотал Игнатий. — Интересно — «несколько отвлёкся»!

— Игнатий, закрой рот! Леон, Брис хочет пустить тебя в «колодец» первым.

И все уставились на него не с беспокойством, что было как‑то привычней, а с любопытством.

— Не знаю, что и сказать… Брис, тебе, конечно, виднее, но не легче ли согласиться с Мигелем? «Колодец» ещё неизвестно к чему приведёт — во всех смыслах. А Мигель предлагает реальное разрешение проблемы: я ухожу с ним — вы свободны.

— Доверять человеку, который, убивая — наслаждается? Взгляни на кошку… Я лучше «блинчику» доверюсь, чем Мигелю. Что мы о нём знаем? Как он внедрился в нашу группу — чёрт знает, но привёл его советник Корпуса. И с документами всё было в порядке. Подумаешь, ещё один стажёр в группе!.. А на следующий день нас уже послали в Ловушку. Что это — совпадение или последовательное действие чьей‑то злой воли? Не будем вспоминать, как он вёл себя до того, как нас разбросало. Сейчас все его поступки можно обозвать одним словом — саботаж. А мы списывали их на его неопытность, молодость и гонор. Теперь же что выясняется? Он якшается с «тараканами», он представитель тех сил, которые организовали Содом и Гоморру в несчастной ловушке. Я не доверяю ему. Предположим, мы согласились с его условиями. А если он окрутит тебя своими колдовскими штучками и уведёт чёрт знает куда, а нас оставит гнить здесь? Зачем ему возиться с нами и возвращать к жизни загаженный город, когда ему нужен только ты и он получает тебя безо всяких хлопот — в тортовой коробке, перевязанной пышными бантами?

— Ну, ты даёшь, старик! — восхищённо сказал Игнатий, а Володька в углу тихонько вздохнул и улыбнулся.

— Логика Бриса безупречна, — сказал Рашид. — Теперь, когда он полностью зачеркнул один возможный путь возвращения пора сосредоточиться на «колодцах»

— И начнём с тебя, — подхватил Роман. — Давай, рассказывай. — И объяснил специально для Леона: — Это Рашид свалился в «колодец», а док Никита и Игнатий вытаскивали его. Давай, колись, что там было, а то тогда ты не очень многословен был.

— Почему только Рашид может рассказать? — загорячился Игнатий. — Я тоже могу. Шли мы по улице, чувствую — Рашид падает! Как схвачу его за руку!

… Слово «падает» не слишком точно отражало тогдашнее положение: Рашид просто рухнул под землю. Игнатий прыгнул к нему, как футболист к мячу, и вцепился в ускользающие в асфальт руки. С отчаянием понял, что и его самого стремительно тащит куда‑то под землю, но тут на ноги и на задницу свалилось что‑то тяжёлое — подоспел док Никита. А руки Рашида уже исчезли под асфальтом, и его, Игнатия, руки уже втянуло туда же, и он яростно мотал головой, задирая подбородок, и рычал что‑то бессмысленное и протестующее. Каким‑то суеверным чутьём он понял: если его голова въедет вниз — каюк всем, в том числе и доку Никите. А тащило в «колодец» настырно, точно к ногам Рашида привязали пару здоровенных гирь. Мысль — а вдруг Рашид уже мёртв?! — едва только коснулась Игнатия, и он взревел дурным голосом, потому что чёрт знает, что творится там, в неизвестной, не просматриваемой обычным глазом глубине, — виден только грязный пыльный асфальт, а рук (Игнатий снова отчаянно забился, пытаясь их вытащить) он не чувствовал. Умом он соображал, что руки у него ещё есть, что они выполняют приказ мозга не разжиматься — там Рашид! — а чувства твердили: ниже плеч — пустота!.. И тут его снова основательно придавило: по нему полз док Никита, удерживая на месте его тело своей тяжестью. Когда он налёг на плечи, Игнатию волей–неволей пришлось уткнуть подбородок вниз, и от ужаса и затем мгновенного облегчения он весь облился испариной. Подбородок не сунулся в пустоту, а упёрся в мелкие камешки на асфальте… Между тем док Никита навалился на его голову и по плечам Игнатия спустил свои руки в асфальт. Летавшие над ними соколы — облетая словно бы маленькую башню («колодец» — понял потом Игнатий), ринулись на дока Никиту и обсели его голову. Подбородок Игнатия уже жгло от впившихся в кожу острых соринок, когда от его плеч вниз, к кистям, рвануло великолепное живое тепло — тепло, принёсшее ощущение живого груза, такое необходимое ощущение для намертво окаменевших мышц. Потом Игнатий видел только асфальт: док Никита перегнулся через него и правой рукой (птицы перебрались на его левое плечо) потянулся к руке Рашида. Когда он принял на себя часть веса Рашида, Игнатий прохрипел:

— Давай в сторону…

Док Никита медленно сполз с него, и уже вдвоём они начали вытягивать Рашида. Именно вытягивать, поскольку, кроме веса спасаемого, им приходилось преодолевать сопротивление страшной тяги. Она начиналась сразу под асфальтом и имела постоянный скоростной уровень.

Вытянув Рашида по пояс, они, не сговариваясь, оба навалились на него и поползли от «колодца» вместе. Наудачу попробовали на ходу ослабить вес — Рашида вновь потянуло под землю…

… Игнатий сморщился и смешливо вздёрнул верхнюю губу.

— Вот когда Бога‑то возблагодарить, что рядом не Ромыч, а док Никита оказался‑то. Этот бугай нас‑то и выволок, почитай, двоих на одном горбу, одним своим весом.

— Предлагаешь мне тоже мясо на кости нарастить? — поинтересовался Роман.

— Каждому своё, — вмешался Володька. — Не уводите в сторону. Рашид, что скажешь?

— Трудно объяснить. Ну, упал и упал. Ну, тяга. Мало ли аномалий видели. Я ещё тогда ребятам сказал, что дна не видел и вообще там всё в каком‑то тумане было. Но потом я долго думал, и вышло у меня так, что «колодец» — живой.

Последнего вывода никто не ожидал. Рашид улыбнулся и развёл руками.

— И главное — никаких оснований для такого определения. Как обозвать подсказку? Чувственный инстинкт? Подсознание?

— Брис, ты всё ещё думаешь, что мы можем воспользоваться «колодцем»? А если эта тварь, по словам Рашида, заглотает нас и где‑нибудь в уютной кишочке своей зальёт желудочным соком и переварит?

— Кишка — это кишка, а желудочный сок только в желудке, — наставительно сказал Игнатий. — Желудочного сока в кишках не бывает, Роман… Или бывает?

— «Блинчики» — то выживают в «колодце», — заметил Брис. — И выглядят они отнюдь не переваренными, а хорошо сохранившимися.

— Мы не «блинчики»! Что ты нас с ними сравниваешь! И вообще, может, «колодцы», если принять версию Рашида, настолько живые существа, что сами и воспроизводят «блинчиков»!

— Нафантазировать можно всё что угодно, — согласился Брис. — Мы нашли уже два варианта выхода. Один — отдать Леона, тем более что он не возражает. Второй — попробовать пробиться к чёрту на кулички через «колодец». Оба варианта рассчитывают на активное участие Леона. Чего ты ржёшь, Ромыч?

— Есть ещё один вариант! Навалиться на Мигеля и взять его в заложники!