Никто на свете не умрет, коль верит в это сам.
О, дайте водки Мне глоток, брусникой закусить
Моченой!.. Омуля кусок – и нечего просить.
Согреюсь, на сетях усну. Горячий сон сойдет.
И по волнам Свой вспомяну непобедимый ход.
Так на Вселенском холоду, в виду угрюмых скал,
Я твердо верил, что пройду, и шел, и ликовал!
И кедр, как бы митрополит сверкающий, гудел!..
И рек Андрей: – Спаситель спит.
О, тише, тише… Пусть поспит…
Он сделал, что хотел.
Той зеленой воде с серебристым подбоем
Не плескаться уже никогда
Возле ног, отягченных походом и боем,
Где сошлись со звездою звезда.
По-французски, качаясь, курлыкают птицы
На болотистом масле волны…
Вам Россия – как фляга, из коей напиться
Лишь глотком – в дымных копях войны.
Я – в Париже?! Я руки разброшу из тела,
Кину к небу, как хлеба куски:
Где вы, русские?.. Сладко пила я и ела,
Не познав этой смертной тоски –
Пятки штопать за грош, по урокам шататься,
Драить лестницы Консьержери
И за всех супостатов, за всех святотатцев
В храме выстоять ночь – до зари…
О вы, души живые! Тела ваши птичьи
Ссохлись в пыль в Женевьев-де-Буа.
В запределье, в надмирных снегах, в заресничье
Ваша кровь на скрижалях жива.
И, не зная, как сода уродует руки,
Где петроглифы боли сочту,
Имена ваши носят парижские внуки:
Свет от них золотой – за версту.
О, Петры все, Елены и все Алексеи,
Все Владимиры нищих дорог!
Я одна вам несу оголтелой Расеи
В незабудках, терновый, венок.
А с небес запустелых все та ж смотрит в Сену
Белощекая баба-Луна,
Мелочь рыбную звезд рассыпая с колена,
С колокольного звона пьяна.
ПОКУПКА ТКАНИ НА РАБОЧУЮ РОБУ И ПОШИВ ЕЯ
Ты отмерь мне ткани… да не той, поплоше!
Чтобы ту рубаху отодрали с кожей.
Эх, сельмаг заштатный, прилавок дубовый!
Дверь раскрыта настежь, снег летит половой:
В синий глаз Байкала небо звезды мечет –
То ли стрелы свищут, то ль дымятся свечи?..
В срубовой столовке – водка да брусника.
Продавец холстины! Мне в глаза взгляни-ка:
Не для ушлой моды, не в прельщенье тая –
Я для целой жизни робу покупаю!
Все здесь уместится: свадебное платье –
Порву на пеленки, коль буду рожать я!.. –
Та ли затрапезка, в коей режу сало,
Тот ли свет небесный – погребальный саван…
Бабе дайте волю – жизнюшку проходит
В ливнях да в метелях, при любой погоде –
Все в одной да той же стираной холстине,
Все молясь трудами об Отце и Сыне…
Так отмерь мне ткани, ты, чалдон усатый!
Может, в той тряпице буду я – распятой.
Может, что содею, неугодно Богу,
Крест на плечи взложат, повлекут в дорогу?!
И пойду я в этом рубище истлевшем
Пахотами, снегом, полем ошалевшим,
Рыжею тайгою – мокрою лисою,
Заберегом-яшмой, кварцевой косою,
Мохнатым отрогом, ножами-хребтами,
Что стесали сердце, высекая пламя,
Горбами увалов, грязями оврагов,
Зеркалом Байкала в славе звездных стягов,
По Мунку-Сардыку, по Хамардабану,
Вдоль по рыбам-рельсам, по мерзлотам пьяным!
И на всех разъездах, да на станционных
Водочных буфетах, на стогнах каленых,
Там, где рыщут танки, там, где жгут кострища,
На чугунных вечах, на злых пепелищах –
Как народ сбежится, на меня глазея,
Пальцами затычут в меня ротозеи,
Матери младенцев поднимут повыше –
Это Лунный Холод в затылок задышит! –
Я ж – сбивая ноги – дальше, выше, мимо,
Мимо всех объятий, мимо всех любимых,
Не тылом ладонным утирая слезы –
Северным Сияньем, запястьем мороза!
Замычат коровы, заклекочут куры,
Пацанье освищет холщовую дуру,
А на Крест, спорхнувши, сядет с неба птичка,
А мой лоб украсит снеговая кичка!..
И когда дойду я до своей Голгофы –
В слезах не упомню лика дорогого,
Опущу Крест наземь, и меня растащат –
Щиколки-лодыжки!.. из ступней пропащих,
Пятерней дрожащих, из-под ребер тощих –
Кровь моя живая бьется и полощет!..
Эту ржавь по шляпку в плоть мою вогнали?! –
Нет! не гвозди – реки в алмаз-одеяле!
Чехонями – рельсы! Нимбы – над церквами!
Да костров рыбацких на излуках – пламя!
И лечу, раскинув кровавые руки,
Пронзена землею нестяжальной муки,
В той седой холстине, что я покупала
В мышином сельмаге на бреге Байкала,
Да и сарма крутит горевую робу,
Да и сыплет Космос волглые сугробы,
Да и плачут люди по распятой дуре,
Да Господь над нею звездным дымом курит,
Да брусника – щедро – с ладоней – на платье,
Да рот – в холод:
люди… что хочу… сказать я…
Левый складеньПравый складень
Ноги маленькой церквушки Об одном молиться буду
Моют ясные ручьи. И в жару, и в холода:
На горячечной подушке – “Смертны все… Яви же чудо –
Щеки жаркие мои. Пусть он будет жить всегда!”
Я рожаю. Неужели Но над миром трубы грянут.
Святки, сани, Страшный Суд, Про войну приснится сон.
Колыбели и купели – И в глаза мои заглянут
Все вот в ЭТОМУ ведут?! Очи сорванных икон.
Раздерут парчовый полог Тот комочек вечной плоти,
Руки толстых повитух: Что когда-то жил во мне –
