После Агерона, желающих найти новое место под солнцем прибавилось во всех группах. Город с его многотысячным муравейником давал приют самым бедным и не защищенным слоям народа. И нет ничего удивительного в том, что слухи о месте, куда идут переселенцы разнеслись среди горожан, не смотря на секретность сохраняемую землянами. От желающих примкнуть не было отбоя, приходилось не только отказывать большинству желающих, но и порой гнать самых назойливых. Не смотря на принятые меры ограничения, численность переселенцев-аборигенов, официально принятых в ряды, достигла четырехсот пятидесяти человек. В основном, это были обедневшие земледельцы, по различным причинам потерявшие наделы земли. Долговое рабство, благодаря заступничеству храмов и поддержке вождей, медленно, но неуклонно изживалось, оставляя разорившихся крестьян в совершенно беспомощном состоянии, без куска хлеба. Известие о приходе переселенцев и надежда получить клочок земли на новом месте, вызвали подъем энтузиазма среди городской бедноты, не смотря на леденящие душу слухи о месте назначения. Большинству было безразлично куда идти, лишь бы изменить нынешнее положение дел. Учитывая местные традиции, во всем полагаться на вождей кланов и старших отцов семейств, которые больше знают и порой обладают магическими способностями, это не удивительно.
Цифра четыреста звучит внушительно, но не следует обольщаться, значительно более половины составляли женщины, и учитывая детей, наличный состав трудоспособных мужчин едва достигал ста пятидесяти человек. Причина? Почти все аборигены приходили не в одиночку, (в Агероне не было одиночек), приводя с собой семьи: жен, детей, братьев, сестер.
Переселенцы-земляне находились в пути уже два с лишним месяца, что превышало первоначальные расчеты более чем вдвое, и теперь, когда до цели оставалось подать рукой, задержки вызывали раздражение. Все устали, особенно доставалось местным, идущим пешком. Земляне, не смотря на трудности, держались стойко, но и в их ряды медленно проникали усталость и апатия. Это сказывалось в первую очередь на отношении к вновь примкнувшим аборигенам, почитаемым обузой, что замедляет движение. Не раз можно было слышать речи:
— Когда это кончится? Идем, идем — конца и краю нет! Сколько можно?!
А самый трудный отрезок пути еще только предстояло преодолеть. Впереди ждали горы. Все это понимали, и оттого не становилось веселее. Как ни странно, но самыми нетерпеливыми оказались горожане Агерона, пройдя четыре дня, вместо двух, пока не гласно, но выражали неудовольствие, одновременно вызывая главные задержки в пути. Караван теперь шел медленно, останавливаясь три раза в день для отдыха и проходил не более двадцати километров.
— Такими темпами мы и за неделю не доберемся до долины, — говорил раздосадованный Ярослав в разговоре с Олегом. На что тот резонно и примирительно отвечал:
— Мы могли не брать на себя подобную обузу, но сам понимаешь, аборигены на новом месте нам нужны как воздух, и даже более…., - и разводя руками: — Приходиться терпеть!
* * *
Жиган с разведчиками нагнали медленно бредущий караван на второй день пути по выходу из Агерона. Задание, не смотря на усилия провалилось. Лифидец исчез, словно канул в воду. После того, как скрылся в храме новых богов, его никто больше не видел. Возможно зная об охоте, объявленной на него землянами, предпочел вовсе не покидать укрытия, или покинул город по реке Маре, наблюдение за которой для землян и их местных помощников затруднительно. По словам колдуна Конесо, ставшего попутчиком переселенцев на пути к горам, не исключен и побег при поддержке магии.
— Среди адептов храма, — поучал он, — не исключены лица, обладающие способностями набросить на беглеца покров невидимости, а среди разведчиков нет людей, кто мог эфективно противодействовать.
Конесо даже выразил сожаление, что Ярослав не обратился к нему с просьбой о помощи в деле поимки преступника (по-модонским законам божий суд определил Лифидца таковым).
— Без сомнения, останься я с вашими людьми, шансы поймать и наказать мерзавца возросли.
— Мой друг, — отвечал ему Ярослав, — зная занятость и обязательства, данные вашей милостью деспоту, Бурути не решился обременять.
— Бурути ждал неделю, — искренне отмахнулся Конесо, — потерпел бы и еще два дня. Я понимаю, вы не посмели. А зря! В будущем учтите, обращайтесь, не стесняясь.
Действительно, колдун проявил себя к переселенцам дружелюбно. По нескольку раз в день проводил магические ритуалы заживления ран у Олега и Ярослава, не оставляя вниманием и простых людей, причем не брал платы, хотя предлагали. На что подозрительный Олег в разговоре с Ярославом заметил:
— Что-то колдунишка ласков! Часом не шпион?
На что Ярослав выразил законное сомнение:
— Он связан с семьей Бурути договором задолго до нашего явления на Троне, тут скорее наша необычность вызывает в душе образованного человека любопытство, — но сам предполагал другое: Артефакт, упомянутый Ярославом при первой встрече, не дает покоя волшебнику, а Ярослав молчит, будто ничего не знает и не обещал. В конце концов, Конесо не выдержал, жажда познания возобладала над сдержанностью. В последний день, когда оставались считанные часы, до ответвления дороги в восточные долины, напомнил о жезле:
— Возможно, уважаемый Дхоу, уже получил жезл? — с усмешкой спросил колдун, давая понять, что не верит рассказам Ярослава о где-то застрявшем в пути артефакте. Изворачиваться не было смысла, пришлось сознаться:
— Жезл доставлен и можно осмотреть, но так, чтобы не вызвать подозрений, — заговорщически согласился Ярослав.
— И лучше испытания провести подальше от лагеря, — столь же волнительно продолжил мысль волшебник, — следует не только исключить лишние уши и глаза, но и подумать о безопасности окружающих. Результаты действия артефакта могут быть непредсказуемы.
В результате, сгорающие от любопытства экспериментаторы покинули лагерь, взяв с собой минимум охраны. Волшебника сопровождал один из телохранителей, в то время как стратег стражи Бурути отсутствовал, что в разумении Ярослава могло означать только одно: недоверие. Сомнительно, чтобы такой человек добровольно пропустил тайную встречу чужого вождя и нового архимага, деспота Бурути. Землян было четверо, только те, кто участвовал в первом походе Ярослава по лесам вуоксов и был как-то причастен к тайне жезла. В первую очередь, Уир (вуоксы вновь присоединились к переселенцам только по выходу каравана из Агерона) и Жиган, четвертой была Анюта-младшая, верхом на Ласке. Ярослав посчитал необходимым присутствие подающей надежды племянницы и не смотря на протесты женщин группы, взял с собой на якобы конную прогулку, объясняя необходимостью уже сейчас приучать ребенка к седлу. Возмущению наперсниц: Галины, Людмилы и Анны не было предела, но они вынужденно смирились, уступая авторитету командира. На характерах женщин начинали сказываться необычные условия нового мира, делая их более сговорчивыми и покладистыми.
* * *
Отъехав от лагеря на расстояние пары километров, выбрали для остановки свободный от кустов и деревьев склон сопки. Оставили телохранителей внизу с лошадьми, а сами поднялись вверх по склону до относительно ровной площади.
— Насколько наши испытания будут безопасны? — спрашивал Ярослав, выбирая, где расположить Жигана с Анной.
— Не беспокойтесь, я буду, осторожен и гарантирую: зрители не пострадают, — уверенно отвечал Конесо.
— Думаю, вы понимаете, что моя племянница не совсем зритель.
— Уверен, она здесь не ради забавы, скорее всего Дхоу Ярослав предполагает в девочке задатки магии.
— Вы просто читаете мои мысли, — с усмешкой подтвердил Ярослав, передавая сверток с жезлом.
Развернув, Конесо долго рассматривал, любуясь предметом. Вертел в руках, как будто ища секрет, и разве что не нюхал, и не лизал. Достав из кармана линзу, рассматривал камень под увеличением.
