То ли потому, что в раннем детстве, услышав слово «Навуходоносор», я решил, что прозвали его именно так, потому что ему доносят, да еще и на ухо, то ли еще почему, распространение доносительства в древних деспотиях меня не удивляет. Совершенно в контексте этого воспринимается и рассказ Геродота о том, как знатный перс Дарий, узнав, что страной правит самозванец, потребовал у своих друзей, чтобы они немедленно приняли меры к его свержению. Они проявили нерешительность, ссылаясь на то, что царю доносят о них всех и дело их не удастся. Как же Дарий все же уговорил их на немедленные действия? Да очень просто – «Если мы немедленно не начнем восстание, я сам на вас донесу». В результате, во-первых, сменилась династия, а во-вторых, еще раз подтвердилась очевидная истина, что от доносов больше вреда, чем пользы.
Забавней другое – в республиках доносы оказались не менее важны, чем в деспотиях. Только подоплека обычно разная. В деспотиях главная тема доносов – покушение на деспота и его власть, а в республиках – экономические злоупотребления. Показательно еще и то, насколько больше доносов в неблагополучном государстве, чем в благополучном. Пока Афины процветали, спокойно жили и творили Фидий и Сократ. Как только Спарта стала брать верх в изнурительной войне – сразу Фидия сгноили в тюрьме по доносу о том, что он якобы крал золото и слоновую кость, отпускаемую ему на возведение статуй, а Сократа заставили выпить цикуту по обвинению в непочитании богов, выеденного яйца не стоящему. Что здесь причина, а что следствие – судите сами.
Доносительство, по мнению многих тиранов, должно было укрепить их государства, запугать заговорщиков и лишить кого бы то ни было возможности поколебать существующий строй. А выходило обычно с точностью до наоборот – бесконтрольное доносительство разносило в куски допустившее его государство и государя в кратчайшие сроки. Станислав Лем даже описал в одном из своих рассказов о Трурле и Клапауциусе государство роботов, одной из главных отраслей промышленности которого было производство доносов. Естественно, государство потряс кризис перепроизводства и было принято решение облагать сделавших слишком много доносов специальным налогом на роскошь. Но до этого не додумалась Римская империя при некоторых цезарях (Нероне, Домициане). И началось!
Тем паче что сложилась великолепная тема для доносов, где оправдаться было крайне затруднительно – оскорбление величества. Например, обвинить человека побогаче в том, что он посетил туалет, не сняв перстня с изображением цезаря (как мало меняется мир – описано, как в лагерях специальные люди нарезали из газет туалетную бумагу, выстригая портреты вождей, что, конечно, дешевле и разумней, чем наладить выпуск пипифакса). Дошло до того, что во времена Нерона наиболее удивившей общество смертью оказалась смерть богача Ваттия. Он умудрился, несмотря на богатство, умереть своей смертью, и римские остряки из числа еще не казненных язвили, что это и есть самая удивительная и редкая причина смерти в нероновском Риме.
Донос оказывался выгоден практически всем. Государству – часть конфискованного имущества пополняет казну, а подданные запугиваются до заикания и колик, доносчику – и ему достается награда из имущества осужденного, судебным органам – вот сколько заговоров мы разоблачаем, что бы без нас произошло, подумать страшно… В убытке оказывался только оговоренный, но он один, а прочих вон как много! Вот только рано или поздно людей удается запугать до такой степени, что становится все равно, как погибать, а сопротивление дает хотя бы ничтожный шанс. Так что своей смертью ни Нерону, ни Домициану умереть не удалось, что вполне закономерно, в отличие от приструнившего доносительство Траяна. Но маятник уже раскачали, и тормозить приходилось резко – вплоть до того, что доносы на тех, кто придерживался запрещенного тогда христианства, перестали принимать, пояснив, что казнить можно только тех, кто донесет сам на себя. И такие находились, да еще и в немалом числе, – из желающих достичь райского блаженства мученической кончиной.
Еще один неплохой тормоз – наказание за ложные доносы. Раз специально пишется, что Траян его ввел, – значит, до него не было. Так чего удивляться их обилию, особенно с учетом того, что часть имущества жертвы доноса доставалась доносчику! Давайте запомним этот прием – речь о нем еще пойдет… Кстати, и меру наказания при этом придумывать недолго – древний принцип талиона, он же закон Моисеев «око за око», вырабатывает рекомендацию автоматически. Как только за ложный донос к доносчику стали применять ту же кару, что грозила объекту доноса в случае, если бы его признали верным, число доносов быстро снизилось до приемлемого уровня. Действительно, зачем принцепсам поощрять доносы, если Цезаря донос, призывающий остерегаться мартовских ид, все равно не спас – он не поверил и отправился в сенат навстречу собственной гибели. И понятно почему – когда доносов слишком много, большинство из них явно ложны и все равно не поймешь, какому верить, а какому нет.
Кстати, страсть к доносам так глубоко проникла в сознание римлян, что они даже часть своих завещаний оформляли в форме доноса – перечисляли грехи своих врагов и просили богов поскорей призвать их на свой суд, благо и свидетель уже прибыл. Ну-ну…
А тем временем в римской колонии Иудее был сделан чуть ли не самый известный в мире донос, да еще и за денежное вознаграждение. Правда, сумма совершенно копеечная – 30 шекелей, меньше 10 долларов по нынешнему курсу. Почему бы Израилю не выпустить такую купюру – цены бы ей, как сувениру, не было? Впрочем, потому, очевидно, и не выпускает – слишком быстро они уйдут из денежного обращения в альбомы коллекционеров. Да и кого там изображать? Впрочем, это как раз ясно…
Кстати, в наше время масса описаний истории Иуды связана с подыскиванием оправданий его поступку или, во всяком случае, поиску причин для него. В знаменитой рок-опере «Иисус Христос – суперзвезда» Иуда, пожалуй, не менее важный герой, чем Иисус – если не более важный. Да это и понятно. С точки зрения государства доносчик Иуда прав (ты нам сообщи, а мы уж разберемся), а проповедник Иисус – нет. Как же это так?
А как же иначе? Конечно, слово «донос» имеет в наших умах практически однозначную отрицательную окраску. Назвав кого-то доносчиком, вы практически наверняка не сделаете ему комплимента. Но при всем при том государство обязывает нас доносить, более того, грозит за недонесение о целом ряде преступлений тяжкими наказаниями. Да и спорить с этим затруднительно – кто оправдает недонесшего об известном ему зверском убийстве! Какой нормальный человек посочувствует приблатненному урке, для которого отнять у ребенка деньги – «не западло», а пожаловаться на грабителя в милицию – «западло»? Так что все не так просто… Подумайте: для нас самих любой конфликт биполярен, одна его сторона – «хорошие парни», другая – «плохие». Как мы оценим того, кто донес на «плохих парней»? Как выполнившего свой долг? Или все равно нехорошо как-то?
Но вернемся в Средневековье. Тогда был сделан эпохальный шаг в проблеме ложного доноса. И сделала его церковь, а кодифицировали ныне широко известные инквизиторы Шпренгер и Инститорис в печально знаменитой книге «Молот ведьм». Для них даже возможность вымогать признание пытками казалась недостаточной – вдруг найдутся такие, что сдюжат и не признаются, а как же тогда с авторитетом церкви? Решение, предложенное ими (к нему и сводится краткое содержание «Молота ведьм»), гениально просто. Если подозреваемая в колдовстве под пытками призналась – она ведьма, потому что призналась. Если не призналась, несмотря ни на какие пытки, – она ведьма, потому что только поддержка дьявола дала ей силы выдержать такое и не признаться. Настолько логично, что даже неясно, зачем вообще пытать – все равно подозреваемая виновна! А уж какой простор при этом мелким корыстолюбцам, подлым пакостникам и сексуальным маньякам – просто слов нет! Во многих городах просто не осталось красивых женщин – всех сожгли, как же она так возбуждает, если дьявол ей не помогает? А вот в Англии все было так же, но пытать при рассмотрении подобных дел не позволяли – и ведьм тоже практически не было. И уровень доносов не рос с такой сказочной скоростью.
