Мы, жители России, привыкли воспринимать запуск первого советского спутника, состоявшийся 4 октября 1957 года, как триумф научной мысли и достижение всего человечества. Чисто национальная гордость отступила за минувшие годы на второй план, и как-то уже забывается, что то давнее событие имело исключительное политическое значение. Теперь об этом можно судить лишь по реакции Запада. И это была реакция стороны, которая вдруг осознала, что проиграла затяжную войну. А что может быть страшнее?

Американский журнал «Форчун» впоследствии напишет: «Мы не ждали советского спутника, и поэтому он произвел на Америку Эйзенхауэра впечатление нового технического Перл-Харбора».

«Нью-Йорк таймс» развивает мысль: «Первый советский спутник до основания потряс миллионы американцев, поскольку впервые поставил под сомнение их уверенность в полном превосходстве Соединенных Штатов и в неизбежности победы Америки в «холодной войне».

«Рухнула догма о техническом превосходстве Соединенных Штатов», — вторит «Пари Матч».

Обозреватель С. Сульцбергер подытоживает: «Соединенные Штаты вступают в новую ущербную фазу своей национальной истории и международного влияния. Американского века не было и нет».

Если для нас 4 октября 1957 года связано только с теплыми и светлыми воспоминаниями, то для американцев — это кошмар. Все они, от школьника до президента, были буквально раздавлены новостью о советском искусственном спутнике, она стала для них первым звонком к Армагеддону. Небо над Америкой перестало быть безопасным, оно больше не принадлежало американцам.

И, что самое интересное, это был вполне закономерный итог.

…Первый полет в космос совершил, разумеется, американец…

Это не фантастика, И даже не ирония.

Очень не хочется злословить по поводу наших новых «геополитических партнеров», но из песни слова не выкинешь: при существующей в США системе пропаганды, основанной на принципе «Америка — родина слонов, а Бенджамин Франклин — основоположник учения о слонах», никто особенно не удивится, если завтра американцы заявят о своем исключительном приоритете в области освоения космического пространства. Тем более что опыт уже есть. Кажущийся нам малозначительным на фоне собственных достижений эпизод запуска баллистической двухступенчатой ракеты на высоту 400 километров, состоявшийся 23 февраля 1949 года в рамках проекта «Бампер» («Bumper» или «Bum-per-WAC»), уже полстолетия представляется всему миру как первый шаг человечества в космос. При этом как-то забывается, что если взять за основу собственно американское определение границы космического пространства, то «первый шаг» за все человечество сделали конструкторы Третьего рейха, которые еще в середине 1944 запускали свою «Фау-2» на высоту более 190 километров.

Но идеологи Нового мирового порядка вполне могут пойти еще дальше. И повод для этого есть. В книге Николая Рынина «Ракеты и двигатели прямой реакции» (1929 год) вы можете обнаружить картинку, на которой изображена металлическая (?) труба, установленная на примитивном подобии стартового комплекса; на трубе сидит человек в кожаной куртке и шлеме летчика. Зовут этого человека Лоу, и он, по утверждению американских газет, на которые ссылается Рынин, воспроизвел подвиг незабвенного китайского мандарина, но с более эффективным результатом -13 марта 1913 года он поднялся на трубе-ракете в небо Нью-Йорка, после чего, «отцепившись» от нее, спустился на парашюте, снимая виды города с помощью киноаппарата. Рынин, разумеется, не принимает всерьез сообщение о полете Лоу, явно недооценивая то влияние, которые оказывали и оказывают средства массовой информации на человеческое представление о мире. Очень многие американцы могли прочитать о Лоу и легко поверить в историю его полета, поскольку она лишний раз доказывала то самое «техническое превосходство» США, которым они так привыкли гордиться.

Эту веру подкреплял и мощный поток фантастического чтива — книг и комиксов, выбрасываемых на лотки магазинов десятками издательств. Джон Картер из романов Эдгара Раиса Берроуза, Капитан Фьючер из романов Эдмонда Гамильтона, Ричард Сетон из романов Эдварда Элмера «Дока» Смита, Лакки Стар из романов Айзека Азимова, Флэш Гордон и Бак Роджерс из одноименных комиксов — все они стопроцентные американцы, отстаивающие идеалы демократии и прогресса на других планетах под светом других солнц. С какого-то момента грань между вымышленным и реальным мирами стиралась, чему подтверждением появление множества фан-клубов, объединивших вовсе не любителей литературы о нереальном (как это было, скажем, в Советском Союзе), а тех, кто уверовал в реальность нереального. Космос в представлении многих и многих был уже населен и перенаселен; там, в черной пустоте, обитали более высокоразвитые существа, строились и разрушались целые галактические империи, и чтобы стать одним из «небожителей» вовсе не требовалось изучать какие-то мудреные книги, чертить невразумительные графики и делать сложнейшие расчеты — достаточно простейшего желания.

Поэтому никакого научного правдоподобия в газетных историях, подобных репортажу о полете ракеты Лоу, и в романах основоположников жанра «космической оперы» искать не имеет смысла: властителей американских дум редко заботит правдоподобие, главное для них — внешний блеск, эффектность. И в этом смысле полет Лоу ничем не хуже полета Гагарина — для подготовленного сознания они совершенно разнозначны, и в виртуальном пространстве космический приоритет США неоспорим. Только проиграв информационную войну, мы начинаем понимать, какой из фронтов XX века был важнейшим.

На самом же деле у довоенной Америки не было ни малейшего шанса стать космической державой. И прежде всего потому, что она в этом не нуждалась.

Помню, как в годы, которые нынче принято называть «застойными», нам, ученикам средней школы, внушали, будто бы главное преимущество социалистической системы хозяйствования перед капиталистической заключается в том, что при социалистическом планировании любое изобретение или рационализаторское предложение сразу же становится достоянием всего общества, что стимулирует прогресс, а вот у «загнивающего» Запада аналогичное изобретение является собственностью владельца патента и только от его прихоти зависит, получит это изобретение широкое распространение или нет.

Впоследствии, будучи студентом Политехнического института, я убедился, что первая часть этого тезиса, мягко говоря, не соответствует действительности: несмотря на необходимость регулярных публикаций в специальных журналах, многочисленные доклады на конференциях и защиты диссертационных работ, всякий уважающий себя руководитель научной группы все «ноу-хау» старался держать при себе; военные же спецы из «ящиков» в принципе не делились достижениями с гражданскими, а то, что это вовсе не способствует «стимуляции прогресса», никого не интересовало. Именно поэтому, в частности, мы имеем сегодня лучшие в мире истребители и довольно посредственные аэробусы.

Что же касается второй части, то и тут не все правда, В большинстве случаев владельцам патентов невыгодно держать изобретение при себе, изобретение должно приносить прибыль, и если оно кому-нибудь нужно, его раньше или позже купят. Вопрос только в одном: раньше или позже?

Роберт Годдард, которого вполне справедливо называют «пионером ракетостроения», прекрасно ориентировался в реалиях своего общества, понимал значение патента и не относился к числу «полоумных изобретателей», каким его считали соседи. Но, как говаривал Иисус из Назарета, нет пророка в своем Отечестве, и патенты, которые могли бы дать Америке решительное преимущество в освоении космоса, остались невостребованными.

В ряду других «пионеров ракетостроения» Роберт Годдард стоит особняком. В нем нет ничего от той бескорыстной мечтательности, которая отличала других энтузиастов идеи межпланетных путешествий. В трудах Годдарда вы не найдете описаний космических кораблей будущего в духе Циолковского или орбитальных заправочных станций в духе Германа Оберта. Годдард был прагматиком и писал только о таких системах, которые можно было бы построить уже сейчас и на конкретные деньги. Кроме того, американский инженер очень скупо распространялся о своих идеях и достижениях, считая ракеты (по образному выражению Фрэнка Малины) «своим частным заповедником». По этой же причине он терпеть не мог «конкурентов» и патентовал для защиты от них каждую закорюку.