— Да. Это красные. — Фрик не упустил возможности напомнить Митцеру, что группировка «Роте арме» взяла на себя ответственность за это нападение. — Вашим коллегам следует знать, что только мы можем вывести их из этой сумятицы. Что мы являемся единственной альтернативой анархии и беспорядку. Это наша общая судьба. И я надеюсь, мой дорогой Гроб, что вы подскажете им правильную дорогу. Для их же спасения. Для спасения Германии.
Сила этого человека захватила Митцера. Он почувствовал мощь и чары, которых никогда не было у Кушмана. Действительно, сейчас время радикальных действий, и Фрик обладает магнетизмом, необходимым лидеру национального движения.
— Я… можете рассчитывать на мою преданность… на мои усилия, — промямлил Митцер, не чувствуя больше возможности называть Фрика по имени. Лидер партии заслуживает большего уважения.
— Ничего большего я и не ожидал, Гроб. Я предоставлю вам средства для достижения наших целей. Не стану вас сегодня обременять всеми этими планами, но в нужную минуту вас снабдят всем необходимым, чтобы убедить ваших коллег. А тем временем давайте позволим коммунистам, сионистам и другим анархистам драться вместо нас за наше дело. — В тоне его нарастала ненависть. — Даже еврейское дерьмо требует возвращения якобы их собственности на территории Восточной Германии. Они обескровили нас перед 1930 годом и теперь снова хотят проделать то же самое. Как на это должны реагировать простые немцы? Их дома, их земли были отобраны коммунистами, а теперь, когда они снова начали работать на себя, евреи используют германские суды, чтобы опять захватить их собственность. По какому праву? А потому, говорят они, что эта собственность украдена у них до войны. Украдена у них? Да ведь они сами являются жуликами истории. Как же, черт возьми, можно украсть у жулика?
Фрик отвалился на стуле, гнев его вдруг иссяк. Митцер, только собравшийся поддержать разговор, увидел по лицу собеседника, что тема исчерпана.
— Мы никогда не позволим им вернуться, — спокойно констатировал Фрик. — Никогда. — И он внезапно поднялся. — Вам нужно идти. Нас ждет большая работа.
Митцер последовал за Фриком к двери. Фрик повернулся лицом к промышленнику.
— И еще одна вещь. «Призраки Луцы».
— Это соответствует нашим планам, — сказал Митцер.
— Да, но это же непрактично. Напрасные усилия.
— Но они ключевые люди.
— Люди прошлого.
— С жизненно важными знаниями.
— Двадцатилетней давности. Не нынешними.
— Мы же обещали, что…
— У нас нет для этого не только ресурсов, но и потребности. События в Берлине показывают, что все быстро развивается нам на пользу. Мы должны сосредоточить усилия здесь, в фатерланде.
— Остановиться уже невозможно. Дело приобрело инерцию…
— Я оставляю это на ваше усмотрение. Поступайте, как сочтете возможным. И все же остановиться надо.
— Но ведь это работают их деньги! — Митцер пожалел о своих словах, запнулся. Он увидел, что в глазах Фрика блеснула ярость. Он тут же изменил тактику: — Ведь были и несчастные случаи.
— Несчастные случаи?
— Смерти.
— А что вы хотите? Они уже стары.
— Насильственные смерти. Убийства друзей, которые хотели вернуться домой.
— Друзей? Нет. Людей, которые вынуждали нас вернуть их домой, зная, что условия для этого еще не созрели.
Слова Фрика привели Митцера в оцепенение. Он стоял с широко раскрытым ртом, но Краган поспешил объяснить сказанное лидером:
— Это не мы, Гроб, не мы несем за это ответственность.
— Извините. Это был большой удар. Особенно смерть бедняги Вилли.
— Фюрер хотел сказать, что у нас другие приоритеты. У нас своих дел по горло. И нам не нужно дополнительное давление со стороны.
— Сколько же умерло? — спросил Фрик.
— Около двадцати.
— Так много?
Митцер кивнул.
— К сожалению, трое из них были агентами. Двое работали на американцев, а один на КГБ.
— Действительно?
— Боюсь, что истина может оказаться еще трагичнее.
— Оставим эту шушеру, — опять вмешался Краган. — У нас достаточно своих забот, чтобы разбираться с ними. Как говорит фюрер, нам нужно сосредоточиться на более важных вопросах. Вам следует сказать им, чтобы они набрались терпения.
Митцер понял, что ничего поправить уже нельзя.
— Я постараюсь все уладить.
— Разумеется, вы сделаете это, — сказал Фрик. — Но помните, что они умерли вместе с Борманом. Нет никаких призраков, Гроб. Только воспоминания стариков. Меня не интересует прошлое. Помогите мне открыть будущее. Революция предполагает общество крайностей. Оно налицо, так же как и в 1933 году.
Фрик открыл дверь в прихожую и жестом поручил телохранителям проводить Митцера.
— Спасибо, что не пожалели своего времени. Помните, что порядок возникает из хаоса. До свидания, мой давний друг, — попрощался Фрик с Митцером. Он не пожал ему руку, а отдал нацистское приветствие.
И прежде чем Митцер ответил на него, он закрыл дверь, оставив своего гостя с двумя телохранителями, один из которых предложил себя в качестве провожающего.
Разговор закончен.
Никто не пожелал счастливого Нового года.
Был нарушен обет, и Митцер оказывался исполнителем этого печального акта.
Внутри номера Краган наблюдал за молчаливо стоящим у окна Фриком. Нельзя было нарушать течения его мысли. Внезапные перемены в настроении фюрера были хорошо известны окружающим.
— Он никогда не должен обнаружить это, — сказал наконец Фрик. — Он стал бы опасным противником.
— Об этом знают немногие люди.
— А в Каннах? Он не был одним из наших.
— Мы наняли его. Чтобы никто не мог проследить до…
— Я знаю, как было дело. Но я не хочу, чтобы снова использовались какие-то черные ублюдки или вообще иностранцы. Теперь мы будем использовать только наших.
— Но это может подвергнуть нас риску.
— Не думаю. Наши люди лучше всех. Они не станут совершать таких ошибок, как этот черномазый.
— Он запаниковал.
— Именно. Если бы не это, если бы он выполнил данный ему приказ, то мы бы оплакивали не Вилли.
— А если вмешаются ЦРУ и КГБ?..
— Они ничего не обнаружат. По крайней мере, будет слишком поздно.
— Предлагаю воздержаться от дальнейших акций в отношении «Призраков Луцы».
— Не моя это вина. Думаю, не нужно было так настаивать на возвращении. Меньше всего мы хотим… несчастья «Призракам Луцы». Но я не могу жить прошлым. Германия нуждается в том, чтобы мы определили ее будущее.
Штаб-квартира КГБ
Площадь Дзержинского
Москва
— И это все, что удалось спасти? — спросил Алексей Ростов у руководителя архивов, когда оба они вошли в большую комнату, куда перенести с четвертого этажа все оставшиеся материалы.
— Это более половины той информации, которая там складывалась.
Ростов прошел вдоль длинного ряда обгорелых и покоробленных шкафов для хранения досье. В комнате стоял тяжелый и острый запах гари.
— Многие шкафы для досье были деревянными, — продолжал архивист. — Они целиком сгорели. Но металлические, вроде этих, сопротивлялись огню значительно дольше. Большинство нам удалось спасти. Пропали те, которые стояли ближе к центру пожара. Слава Богу, пожарная команда прибыла очень быстро. — Говоривший задержал дыхание. Бог все еще был посторонним в пределах КГБ. И он быстро закончил: — Если бы не тренировки, которые мы проводили, потеряли бы все.
— А перевод на компьютер? — Ростов проигнорировал ссылку на Бога, но внутренне усмехнулся.
— Работаем по расписанию. Не думаю, что мы потеряли действительно ценный материал.
Ростов остановился у одного из рядов и стер гарь с передней стенки ближнего шкафа. Показалось изображение, которое являлось символом нацистской партии — орел, распростертый над свастикой.
— Что это такое? — спросил Ростов.
— Военная добыча. Конфисковано после войны.
Ростов усмехнулся такому объяснению кражи — столько полезных вещей забрали у немцев: шкафы для досье, пишущие машинки…