— Гоп! Упал. Идите сюда.
Я подошел к нему с собакой. Он был огорчен:
— Ну вот, вечная история на тяге, — попробуйте найти! Там, где свалился — вот прямо против меня, чуть левее, — такая дребь, и темно уже.
Забыл или не знал Иван Сергеевич, что Яна моя работает с анонсом, то есть не только делает стойку, а, если я ее не вижу, приходит — «докладывает», что нашла птицу.
Я сказал Яне: «Покажи где!» — она ушла, мы ждали. Слышно было, как плескается в темноте по болоту. Пришла и легла — доложила. Пошел за ней — привела к мертвому вальдшнепу. Иван Сергеевич был радостно поражен:
— Великолепного ума собака! Ай да Янушка!
— А может быть, я так ее выучил?
— Нет-нет, это ум, природный ум. Теперь все рефлексы, рефлексы, ума у животных не признают, а другая собака… а лошади…
Долго еще ворчал Иван Сергеевич, повторяя с досадой: «Рефлексы, рефлексы», — пока мы в полной темноте пробирались к дому.
В машину сели не сразу, зашли в дом, поужинали. Потчевала нас рослая, красивая дочка хозяина. Разговорились. Иван Сергеевич подивился, что они сюда приехали из Саратовской области: «Вот куда судьба занесла. Бывал в Саратовской, хорошие там люди».
Пообещал Иван Сергеевич на следующий год привезти девушке жениха, а когда мы сели в машину, отъехали немного, вдруг сказал:
— Очень важно научить себя без боли думать, что так и будут люди вырастать, жениться, рожать детей — и при тебе, и без тебя.
Начиная с 1950 года Иван Сергеевич состоял членом редакции ленинградского альманаха «Наша охота» (тома 1, 3, 4). В этой редакции с первого же тома состоял и я. Мы не обременяли Ивана Сергеевича редакторскими обязанностями, это была почетная редактура. Однако она как бы привлекала внимание Ивана Сергеевича к альманаху, и нам легче было просить и его непосредственного участия как автора. Для номера 1-го он дал нам «На весенней тяге», «Малинка», «Рябчик», «В зимние ночи», для 3-го — «Маленькие рассказы», для 5-го — «На медвежьей охоте», «Олени», «По волчьему следу», «Зайцы».
В июне 1959 года скончался Виталий Валентинович Бианки. Основанная им ежемесячная, очень популярная в те годы радиопередача «Вести из леса» осиротела. Составителем ее стал Николай Иванович Сладков, и я помогал как мог. Помимо того, что пришлось самому много писать, приходилось и собирать материалы у авторов. Иван Сергеевич был в их числе. Я получал от него рассказы у него на дому и по почте. Часто говорили по телефону.
Иван Сергеевич очень хорошо относился к «Вестям из леса». Для иллюстрации этого приведу его письмо (тогда он еще писал сам).
«22 апр. 1960.
Дорогой Алексей Алексеевич!
Посылаю на Ваше усмотрение две крошечные картинки: майскую запевку и о черемухе.
Хотелось бы редакции „Вестей“ посоветовать как можно больше обращать внимания на поэтическую сторону содержания передач, стараться не делать их „утилитарными“ (это теперь в моде). В детстве и в старости нас волнует песня соловья или жаворонка, а не то, какой раскраски яйца в их гнездах и как сделаны эти гнезда. Картины Левитана или Поленова волнуют нас не тем, что в них „научно“ объясняется природа, а тем, что они поэтичны и правдивы, и в них нет никакого „закрученного“ или выдуманного „сюжета“. Даже в самых маленьких вещичках (например, в рисунках Серова, изображающих обыкновенную ворону) необходима крупинка любви, а не только познания.
Впрочем, это я так, пришлось к слову. Знаю, что и Вы сами разделяете эти мои бесспорные размышления».
Жму руку И. Соколов-Микитов.
«А весна-то идет! Вчера ездил в Лебяжье и до Красной Горки, смотрел места. В воскресенье думаю еще раз проехать, не торопясь и с перекуром».
* * *
Близок был к природе Иван Сергеевич. Даже пожилого и больного тянуло его из города. В деловых письмах постоянно приписки:
«С прежним волнением поглядываю в окно: весна идет! Правда, уже нет прежней ретивости ни в ногах, ни в мечтах. Но все же хотелось бы тягу послушать и внучонку показать».
И, будучи уже окончательно — вынужденно — городским человеком, по старости и по болезни, он не может не думать, что «там», вне города, в природе делается. В одном из писем ко мне он жалуется: «В Волге эту зиму ловят очень много рыбы. Знак худой, верный признак „замора“. Снегу нынче много, лед лег на дно. В поле не пройти, не проехать».
Для характеристики того, что писал Иван Сергеевич для «Вестей из леса», я приведу ту самую «майскую запевку», о которой шла речь в начале письма. Эта запевка опоздала и потому не была передана в эфир, и, насколько мне известно, нигде не опубликована.
«Празднично проходят майские дни в лесу. Нежной зеленой листвою одеваются леса и березовые веселые перелески.
Первая распускается черемуха, а на пригреве у молодых березок набухают и распускаются пахучие клейкие листочки.
Громко кукуют в пробудившемся лесу кукушки. Заливаются над полями жаворонки. Поют дрозды. После первого теплого дождя зеленеет, растет трава. Вот сам собою пошевелился на мокрой земле прошлогодний бурый листочек. Это, вырастая под ним, расправилась молодая стрелка-травинка.
На потных низинах яркими золотыми цветами расцветает мать-и-мачеха. На освещенных солнцем лесных полянах цветут голубые и белые подснежники.
В ольховых и черемуховых кустах над рекой скоро защелкают, запоют соловьи.
Ярко зеленеют на колхозных полях озимые хлеба. В эти весенние дни люди сажают деревья, приводят в порядок сады и огороды.
В теплые весенние дни много у людей работы на пробужденной радостной земле!
И. Соколов-Микитов».
Иван Сергеевич много писал о природе — для взрослых и для детей. Мой друг и учитель Виталий Бианки писал о природе для детей. Они были большими и давними друзьями. Страстные охотники, самозабвенно любящие родную природу, ее поэты. Здесь они были единодушны. Писатели с ярко выраженными индивидуальностями, они, естественно, частенько расходились в вопросах творчества — писательского мастерства.
В те годы по простейшей и печальной причине — потере подвижности — они виделись мало. Продолжали искренне интересоваться друг другом. Я бывал и у того и у другого — тем самым оказывался как бы свидетелем их продолжавшегося заочного спора.
Иван Сергеевич по природе своей был человек не городской: много жил вне города, много путешествовал, повидал, наблюдал, приметил, — однако оставался природолюбом, а не природоведом, таким, как писатели Аксаков, Богданов, Кайгородов, Арсеньев, Бианки, Зворыкин. Конечно, охоту и все, что с ней связано, он знал отлично, а так называемые «охотничьи рассказы» недолюбливал.
Позиция Виталия Бианки в этом вопросе более определенна. Он считал, что у многих писателей есть большой недостаток: они пишут о природе, украшая свои произведения ее красотами, но не знают ее и не понимают. Виталий с этим боролся: прочитав какую-нибудь несуразицу, касающуюся живого мира растений и животных, писал об этом в журналы или, как минимум, обращался с критикой прямо к автору. Помнится, я нашел и послал Виталию вырезку из газеты — рассказ о том, как на путевого обходчика напала стая барсуков. Виталий был в восторге и с юмором передал в «Вести из леса».
Эту же историю я рассказал Ивану Сергеевичу. Весело, заразительно он смеялся:
— Ну и брехня! Это надо же — напала стая барсуков. Они ведь тихие, задумчивые звери и хозяйственные, и стаями не ходят. Это не обходчик написал, это газетчики.
Интересно, что никакого вывода из этой истории и многих других подобного рода вроде «надо написать, надо с такой неграмотностью бороться» он не сделал. Это было не в его характере.
И спор был, и длился долгие годы. Не мог, к примеру, Виталий Валентинович равнодушно пропустить такие строки: «Крупные птицы поднимались на кладбище из-под моих ног» или «В кустах на земле я находил гнезда маленьких птиц, и каждая такая находка была для меня событием». Говорил:
