– Ты имеешь в виду, что она чокнутая? – спросила Персик. – А кто такой ты сам, Ферди, если тебя не оскорбляет мой вопрос?

Ферди вытянулся во весь рост, что позволило ему стать вровень с нижней пуговицей жилета Моргана, и продекламировал:

– В глазах Творца мы одинакового роста,

Но черт решил, что это слишком просто.

Любила мать меня, но вскоре умерла.

Тут злоба закусила удила.

Сокройся с глаз долой, немыслимый урод.

Забыли о тебе, живи во тьме, как крот.

Морган опустил голову и словно впервые увидел Фредерика Хезвита, испытав нечто вроде чувства вины. Он смотрел на молодого человека как на пустое место, считая его слабоумным только оттого, что тот маленького роста, и приняв как должное его заточение в сумасшедший дом. Конечно, этот малый вел себя несколько эксцентрично, сочинял нелепые вирши, но неужели этого достаточно, чтобы лишить его нормальной жизни?

– Хезвит… Не может ли быть такого, что вы сын сэра Джозефа, Ферди? – Морган задал этот вопрос неожиданно для себя. – Сэр Джозеф Хезвит, насколько мне известно, проводит в Лондоне круглый год и считается бездетным вдовцом.

Нельзя было без боли наблюдать за тем, как изменилось выражение лица Ферди.

– Таковым он себя считает.

– Мне очень жаль, – искренне извинился Морган. – Мы, англичане, умеем быть на удивление холодными и нечуткими.

Ферди склонил набок свою большую голову, и гримаса боли на его лице сменилась улыбкой.

– Не нужно так переживать. В любом случае мир закончит свое существование через восемь месяцев. Если уж быть совсем точным, то через восемь месяцев, три недели и четыре дня. Никто не может этому помешать. Все должно уравновеситься.

Персик попятилась назад, пока не уперлась в Моргана.

– Не стоит долго находиться под этой крышей, – прошептала она, еле шевеля губами. – На вашем месте я бы уже сидела в карете, завернувшись в попону и вознося молитвы Святой Деве, если бы смогла ее припомнить.

Морган удержал Персика за рукав, так как она пятилась все дальше к лестнице.

– Значит, вы говорите, через восемь месяцев, Ферди? – спокойно переспросил он. – Кажется, вы в этом абсолютно уверены. Интересно почему?

– Через восемь месяцев, три недели и четыре дня. А почему бы и нет? – ответил Ферди, избегая испытующего взгляда Моргана. – Седьмое июня тысяча восемьсот шестнадцатого года. Умереть в этот день ничем не хуже, чем в любой другой.

– Наверное, в этом есть какой-то смысл, Ферди, – задумчиво произнес Морган, припоминая ужас в глазах лорда Джеймса, когда тот испустил дух. – Думаю, для умирающего число не имеет особого значения. Важнее то, как он прожил свою жизнь, отсюда страх перед неизведанным, ожидающим его за гробом.

– Боже, спаси и сохрани нас, грешных! Молодой господин, кажется, тоже свихнулся! Да вы оба сумасшедшие! – завопила в страхе Персик. – Каролина! Каролина! Где ты, девочка моя? Спаси свою воспитательницу от этой пары безумцев. Где ты, Каро?

– Персик! Это ты? Ах, Персик, я не могу поверить своим глазам!

Морган посмотрел туда, откуда раздался женский голос, звавший Персика, и увидел тоненькую девушку, одетую в лохмотья. Она отвесила ему низкий поклон, затем распрямилась, и ее стройные ножки обнажились почти до колен.

За ней в дверном проеме показалась высокая женщина, с головы до ног одетая в красное.

– Дульцинея! – закричала она, растопырив руки и ухватившись за дверной косяк, словно нечто не давало ей сделать еще один шаг и выйти в коридор.

– Не Дульцинея, а Каролина, ты, пустоголовая крыса! – заорал Ферди, подпрыгивая от ярости. – Ев зовут Каролина!

– Заткнись, проклятый лилипут! Дульцинея! Вернись ко мне сейчас же, непоседливое дитя! Сколько раз тебе повторять, что воспитанные девушки не… О Боже!

Ферди разразился очередными стихами, в которых говорилось о женщинах, не осознающих, насколько они нелепы и отвратительны. Тем временем леди в красном, глядя на Моргана совиными глазами, сделала шаг назад, в комнату, и принялась торопливо поправлять свой тюрбан, внезапно осознав, что находится в обществе Очень Важной Персоны. А светловолосая девушка и рыдающая ирландка кинулись друг другу на шею. Морган Блейкли, маркиз Клейтонский, полез в карман за манильской сигарой, не зажигая, сунул ее в рот, затем прислонился к стене.

Каролина примостилась на подоконнике, засунув в рот указательный палец и глядя на красивого, безупречного одетого маркиза Клейтонского, как птичка на змею.

Его волосы были иссиня-черными и блестели; его глубоко посаженные глаза были темнее ночи. Загорелая кожа свидетельствовала о том, что этот человек видел солнце гораздо чаще, чем она. Каролина вынула палец изо рта и осмотрела свою слишком бледную руку, разукрашенную синяками и кровоподтеками.

Затем она продолжила изучать его лицо. Отметила вертикальные морщины на щеках с высокими скулами, свидетельствовавшие о том, что этот человек умел сдерживать свои эмоции, аристократический нос, прекрасные белоснежные зубы; отметила, что его плечи широки, а длинные ноги стройны, затем перешла к осмотру его одежды.

Синий жилет, под ним безупречной чистоты и белизны сорочка, рубин, мерцающий на галстуке… При виде драгоценного камня Каролина невольно подумала о том, как много пар деревянных башмаков можно было бы купить для обитателей лечебницы, если бы она ухитрилась спереть рубин у этого господина и отнести его Сету Восли, деревенскому лавочнику, не гнушавшемуся краденым товаром.

Это не означало, что Каролина действительно собиралась провернуть подобную операцию. Персик неплохо ее обучила, и ей достаточно было одного взгляда, чтобы понять: перед ней малый не промах. Маркиз Клейтонский не был легкой добычей. Самое правильное, что можно придумать, имея дело с подобными людьми, – это вообще не иметь с ними дела.

– Еще чаю, милорд?

Каролина улыбнулась, наблюдая за тем, как мисс Твиттингдон подняла старую кастрюлю и сделала вид, что наливает чай в выщербленную чашку, использовавшуюся для чистки зубов. Она пристала к маркизу с предложением чая, как только все собрались у нее в комнате.

– Благодарю вас, – сказал человек, представившийся как Морган Блейкли, маркиз Клейтонский. – Я уже выпил достаточно. И поел тоже. Должен вам сказать, что сандвичи с огурцами были необычайно вкусны. Всегда приятно отдохнуть после утомительного путешествия, особенно в это время года.

– Ясно, как день, что у молодого господина поехала крыша, – шепнула Каролине Персик, примостившаяся рядом с ней на подоконнике. – Я не видела и намека на сандвичи, только пустые тарелки.

– Так уж у нас принято, – тихо ответила ей Каролина. – Иногда тетя Летиция попадает из-за этого в неловкое положение. Но чего я никак не могу понять – зачем наш джентльмен подыгрывает ей. Мягкость и доброта ему как-то не к лицу.

– Не позволяй этому парню одурачить себя, Каро. Если он кажется добряком, так это оттого, что он такой же сумасшедший, как и она, вот что я тебе скажу. Признаюсь, я привела его сюда только для того, чтобы иметь возможность повидаться с тобой, моя дорогая деточка. Я ни на минуту не поверила басням, которые он мне наплел. Всей этой чепухе: что ты, якобы, леди Каролина и дочь графа. Придурок – вот он кто!

– Но рассказанная им история довольно правдоподобна, – возразила Каролина, наблюдая за тем, как маркиз слушает мисс Твиттингдон: та делилась с ним своими планами относительно выхода Дульцинеи в свет.

Персик хмыкнула:

– Говоришь, правдоподобна? Не возьму в толк, что означает это слово, Каро. По правде говоря, я не узнаю тебя, моя девочка. Тебе не пошло впрок мое обучение, если ты на каждом шагу употребляешь непонятные слова, от которых скулы воротит.

Каролина подмигнула Персику.