— Сколько можно! — крикнул Алекс. — Я не желаю больше слышать об этих долбаных кассетах. — Казалось, еще чуть-чуть — и он набросится на Клэрри с кулаками.
— А пока я шла домой, я все и поняла. Странно только, почему я не поняла этого раньше. — Клэрри загадочно помолчала. — По правде говоря, я догадалась, только когда открывала дверь ключом. Послать меня со списком за кассетами — совершенно не похоже на Морриса. Как бы сильно он ни изменился, это на него совершенно не похоже. Понимаете, он если смотрел, то все подряд. Ему наплевать, что я принесу из видеотеки.
Алекс застонал.
— Боже, да всем наплевать, что ты принесла из видеотеки.
— Думаю, где-то в глубине души я догадалась давно. Я ведь знала, как он подавлен, знала, что с каждым днем он все больше отчаивается. Собственно, потому я и бегала по городу в поисках кассет — мне хотелось хоть чем-нибудь ему помочь. А когда открывала дверь, я уже знала наверняка. Я знала, что он сочинил весь этот список, чтобы я потратила много времени на поиски. Он подстроил, чтобы меня из дому отослать, понимаете? Чтобы ему хватило времени.
— Хватило времени — на что, Клэрри? — мягко подтолкнула Круэлла.
— Хватило времени, да… На то, чтобы набрать полную ванну, вскрыть вены и умереть. — Клэрри беспомощно пожала плечами, с печальной улыбкой глядя на Алекса.
В голове Клэрри грохотало. Она не слышала ничего, не чувствовала ничего, почти ничего не видела. Она вжалась в спинку кресла, опрокинулась и падала, падала, цепляясь за скатерть — и не могла ухватиться. Она возглавила свое войско из вилок-ложек, стекла, фарфора и подсвечников — все они последовали за ней, как верные солдаты за своим командиром, и вместе с ней рухнули на пол, зазвенели, покатились, остановились. Они замерли вместе с ней, раненые, окровавленные; кое-кто из них оказался прямо на ней — ложки и останки бокалов усыпали живот, ошметки желе облепили уши и волосы, а сверху распласталась громадная скатерть в сладких и винных пятнах, прикрыв ее ноги, стиснувшие сиденье кресла, теперь уже трехногого.
Клэрри схватилась рукой за подбородок — там, где до сих пор жгло от кулака Алекса, — пытаясь вернуть на место куда-то съехавшую челюсть. Целы ли зубы? Вряд ли. Щека онемела, а во рту все вдруг стало огромным. Что-то сочилось из уголка рта — слюна или кровь? Неужели челюсть сломана? Клэрри попробовала улыбнуться.
— Ой, — сказала она.
— Держите его!
— Прекрати…
— Господи.
— Алекс, милый…
— Какого черта…
— Роджер, да сделай же что-нибудь!
— Да-да, вот так. Посадите его.
— Воротник! Расстегни воротник.
— Какого черта…
— Кулаком. Одно дело — пощечина…
— Ш-ш-ш. Дайте ему воды.
— Он в шоке.
— Тильда! Что ты сидишь, иди сюда!
— Какого черта…
— Тильда, подружка, поднимайся же, иди к нему.
— Курить хочу.
— Джентльмен не должен…
— Ш-ш-ш.
— В жизни ничего подобного не видел.
— А она? Что с ней?
— Пусть катится в…
— Алекс, дорогой, как ты?
— Идиотский вопрос.
— Дайте ему отойти.
— Может, на воздух вывести?
— Что я сделал, черт возьми?
— Господи! — Недоверие, отвращение и вселенская усталость отразились на лице Брайана Тэкстона — места в складках кожи хватило всем трем чувствам, в то время как лицо Кристины превратилось в маску ужаса.
— Брайан… кажется, я сейчас упаду в обморок.
— Не упадешь. Хватит с меня твоего говна на один вечер. — Он стряхнул ее руку и шагнул к столу, хрустя осколками стекла. — Бойня, — буркнул он, взглянув на лежащую навзничь с задранными ногами Клэрри. — Бардак, — добавил при взгляде на пустоглазую, оцепеневшую Тильду, так и не покинувшую своего места. — Боже, — ахнул он, переведя взгляд на Алекса, окруженного гостями. Словно его зациклило на букве «б».
— Кофе? — поинтересовалась в приоткрывшуюся дверь голова Полин.
Кофе
Отменен в связи с непредвиденными обстоятельствами
Отъезд
— Что ты делаешь?
Клэрри не выносила, когда ей мешали. Раздосадованная, она нехотя подняла голову. Так и есть, досужий зритель. Узкое лицо, блестящие глаза, козлиная бородка.
— Рисую. А на что похоже?
— А почему на полу?
Клэрри предпочла не услышать.
— Отойди. Закрываешь.
Парень опешил, замялся.
— Извини. — Он присел рядом с ней на корточки. — Я не буду мешать, только перейди в кафе. На полу сидеть не разрешается. Запрещено, понимаешь?
Клэрри смотрела на него сквозь прищур. Лицо — сплошь вертикальные линии. Горизонтальных, похоже, ни одной.
— Как тебя зовут?
— Меня?
— Да.
Он дернул плечом.
— Моррис. Прости, но тебе все-таки придется пересесть.
Клэрри была озадачена:
— Разве это не Центр искусства?
Он улыбнулся. (Первая горизонталь за все время.)
— Да, конечно…
— То есть — для искусства. Чтобы делать искусство, — настаивала Клэрри.
— Вообще-то больше для того, чтобы смотреть на искусство, — виновато возразил он.
— Правда? Только чтобы смотреть? Не делать?
Он опустил ладонь на ее плечо. На левое. Клэрри была приятна твердая сила этой ладони.
— Послушай, я здесь подрабатываю. Я должен выполнять свою работу.
Где-то она его видела. Точно, видела.
— Ты учишься в колледже искусств?
— Да. — Он убрал руку. — А тебя как зовут?
— Смешные там все, в этом колледже, — сказала Клэрри. — Тоже не любят, когда я на полу сижу. Я — Клэрри.
— Красные картины — твои? — спросил Моррис. — Большие такие?
— Мои.
Он вовсю ухмылялся. Клэрри видела его зубы — небольшие, острые.
— Диковатые немножко.
— Да, — согласилась Клэрри. — Сидят на полу когда вздумается.
Он хохотнул.
— Смешная! — И попробовал заглянуть в эскизный блокнот Клэрри, но она живо прижала его к груди. — Да ладно тебе! Дай взглянуть.
— Нет. — Клэрри слилась с блокнотом. — Это личное.
— Ну и на здоровье, — фыркнул он. Обиделся. Отгородился от нее, словно дверцу захлопнул.
Клэрри вдруг захотелось, чтобы дверца открылась.
— Хорошо. Только быстро. — И она дрожащими руками оторвала блокнот от себя.
— Моррис! — донесся издалека мужской голос. — Моррис, ты где? Помоги!
— Нужно идти. — Он выпрямился, отряхнулся. — Дуг Уиттем выставку устраивает, а я у него в помощниках. Он меня не выносит. Будет к чему придраться — в два счета вышвырнет.
Клэрри вздохнула, наблюдая, как он опять превращается в сплошную вертикаль.
— Держу пари, у тебя линия спины красивая, — сказала она. — И задницы. Хочу потрогать. Хочу нарисовать.
Клэрри издала громкий хлюп и осторожно приложила край скатерти к губам — или тому, что от них осталось. Скатерть мгновенно пропиталась красным. Поразительно, сколько из нее вытекает крови, подумала Клэрри. Машина по производству красных потоков… хотя и не сравнить с потоками красного в ванне… от Морриса. Клэрри попробовала выговорить «красное» вслух — вышло «уввашш».
Любопытнее всего то, что происходит с левой стороной ее лица. Клэрри потрогала пальцем — щека раздулась, круглая, как живот беременной. И с каждой секундой все увеличивается. Кожа натянулась как на барабане. Наверное, когда опухоль спадет, останутся растяжки. Внутри же творилось и вовсе несуразное. Каша. Океан густой жидкости, нескончаемой струйкой рвущейся наружу и пропитывающей скатерть. Вторая струйка заливала горло Клэрри, и та хлюпала, чмокала, булькала. Попытки исследовать внутреннюю сторону щеки языком (сколько зубов осталось?) ни к чему не привели — язык превратился в гигантский, ни на что не годный кусок поролона. Клэрри перестала и пытаться. Хорошо хоть, болит не сильно. Должно быть, боль придет к утру.
— Меня никто до сих пор не бил, — сообщила она Пластилину, когда он оказался рядом.