— В чем-то вы, конечно, правы, — обратился Клайв к Брайану, размахивая полупустым бокалом. — Честность — одна из добродетелей и все такое… Но согласитесь, даже в таком дружеском застолье, как наше, остаются некие ограничения. Я бы сказал, запретные темы.

— То есть? Я не совсем понимаю… — Брайан сдвинул брови, силясь уловить смысл сказанного.

До чего же мерзкий субъект этот Клайв, негодующе подумала Тильда. Возражает только ради того, чтобы возразить. Сказать-то ему, по существу, и нечего. Рот кривит злобно, весь напыжился, будто вот-вот укусит.

— По-моему, Клайв имел в виду… — встрял сразу занервничавший Алекс.

— Я имею в виду, — перебил его Клайв, — что все мы бываем честны, когда честность нам выгодна. Нет проблем назвать еду великолепной, если она действительно великолепна.

— А так оно и есть, — заверил Брайан и послал Тильде улыбку. Дескать, к чему бы там Клайв ни клонил, уж я-то точно не врал насчет еды.

— Верно. Ну а если бы нет? Что, если бы все блюда сегодня оказались несъедобными и после каждого глотка тебя тянуло бы к унитазу?

— Полегче, старик, — процедил Роджер.

Тильда невольно глянула на Хайди, восседавшую с таким видом, словно ее давно уже тянет к унитазу.

— Ну, Брайан? Что бы вы сказали в этом случае? Или представьте на минутку, что с первого взгляда вы невзлюбили одного из гостей, совершенно отвратного типа. Стали бы вы нахваливать компанию и угощение? Вспомнили бы о своей честности? Неужели заявили бы хозяйке, что еда у нее дерьмо? Неужели выложили бы соседу по столу все, что о нем думаете?

— Э-э-э… — ошарашенно протянул Брайан.

Тильда потеряла дар речи. Что это на Клайва нашло? Какого черта он из кожи вон лезет, чтобы испоганить вечер?

— Клайв, дружок, ты делаешь из мухи слона. — Инициативу перехватила Джуди. — Совершенно очевидно, что ты клонишь к тому, что всегда нужен такт. Уверяю тебя, всем нам известно значение хороших манер и этикета. Свои истинные чувства мы выражаем лишь в подходящей для этого ситуации. Попасть в компанию друзей, где можно говорить все, что думаешь, — это здорово, о чем нам только что и сказал Брайан. Он рад знакомству с близкими ему по духу людьми, и он этого не скрывает. Верно, Брайан?

— Д-да, конечно. — Тот кивнул.

Тильда облегченно обмякла в кресле, но тут же вспомнила о невестке. До Клэрри, похоже, напряг за столом не дошел: она впилась немигающим взглядом в Роджера.

— Но, Брайан! Ты ведь знаешь, что твоя честность куда как глубже! — Щеки Кристины Тэкстон пошли красными пятнами, лоб блестел от испарины. Она выглядела неопрятной и взбудораженной. Глотнув вина, Кристина повернулась к Джуди: — Он бывает просто болезненно честным. Забывает и о приличиях, и о такте. Что думает, то и говорит, и плевать ему на всякую там дипломатию.

— Не скажи, дорогая. И о приличиях, и о такте я помню, но прямоту люблю, это верно. И в бизнесе, и в личной жизни.

— Всем нам нравится считать себя честными, — настаивал Клайв. — Однако открываемся мы лишь до определенной степени. Уверен, ни одному из нас не хотелось бы продолжать ужин за обсуждением проблем и наболевших вопросов каждого. Так что честность, конечно, штука хорошая, но лишь постольку-поскольку.

— К чему такие крайности, дорогой Клайв? Мы ведь за столом собрались, а не в кабинете психотерапевта.

Джуди хохотнула, следом рассмеялись и остальные.

Клэрри пропустила разговор, поглощенная изучением внутреннего мира Вояки. Ей не сразу удалось заглянуть в его голову: мешали усы, с таким упорством заслоняя ей обзор, что она готова была протянуть руку через стол и как следует дернуть за них. В конце концов усы сдались, позволив Клэрри увидеть, что творится в глубине солидного черепа.

Клэрри обнаружила там напуганного черноволосого мальчика с идеально ровным пробором, в шортах и серой нейлоновой рубашке. Опрятность облика портили сползшие к щиколоткам белые гольфы и обшарпанные ботинки с развязанными шнурками. Мальчик прижимал к груди цветастую свинку-копилку, как что-то для него бесценное, и неотрывно смотрел… нет, не на Клэрри, а на собственное отражение в большом зеркале, загадочным образом висевшем в пустом пространстве перед ним. Собственно, мальчуган стоял спиной к Клэрри — она тоже разглядывала скорее отражение, а не его самого.

Присмотревшись, Клэрри увидела нескончаемый ряд абсолютно одинаковых мальчишек, выстроившихся в зеркале. Сбитая с толку, она не сразу заметила еще одно зеркало за спиной ребенка. Два зеркала друг напротив друга, многократно повторяя свои отражения, создавали шеренгу двойников, змеей уползающую в бесконечность. В тот самый миг, когда Клэрри уяснила для себя смысл картинки, мальчуган тоже открыл собственные безбрежные возможности. Хмурое лицо его расползлось в улыбке, и он еще крепче стиснул копилку.

— Мое! Все мое! — крикнул мальчик, заставив губы всех двойников шевельнуться в унисон. — Мое! — повторил он.

Под его веснушчатым носом пробились усы, выросли, встопорщились, в пять секунд заволокли чернотой детское лицо и бесчисленных двойников и еще миг спустя обрели форму усов реального Вояки.

Клэрри вновь захотелось дернуть за них. Догадываясь, что этого никто не одобрит, она отвела глаза и постаралась вникнуть в беседу, первой скрипкой в которой опять был Глянец. Он вообще говорил много и громко — его гладкий голос то и дело нарушал ход мыслей Клэрри.

Однако голос ей было вынести проще, чем аромат его лосьона. Клэрри не любила сильно надушенных мужчин, подозревая, что парфюмерия призвана скрыть запах немытого тела. Однако у Глянца явно нет проблем с гигиеной — он безудержно поливается лосьоном, чтобы привлечь к себе внимание, заставить окружающих считаться с его присутствием. Лишенный природного обаяния, Глянец заменил его искусственным ароматом.

— Как-то в детстве, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, — говорил Клайв, рассеянно царапая вилкой по пустой тарелке, — родители взяли меня с младшей сестрой в гости к своим друзьям — те жили по соседству. Я ненавидел походы с родителями, но в тот раз отвертеться не удалось. Эти друзья баловали нас с сестрой. Дорогие подарки на Рождество и все такое… Короче говоря, пришлось пойти. Сначала все шло гладко, мы с сестрой, как обычно, изнывали от скуки — пока разговор не коснулся уроков вождения. Понятия не имею, с чего они вдруг завели об этом речь, зато помню, что отец хохотал, рассказывая о первом опыте матери за рулем. Мы и понять ничего не успели — а мама ударилась в слезы и принялась кричать: «Да как ты смеешь?! Унижаешь меня при каждом удобном случае. Смешиваешь с грязью на людях!» Ну и так далее и тому подобное. Но это были еще цветочки. Потом мама ни с того ни с сего — по крайней мере, нам так показалось — набросилась на отца с обвинениями в измене. «Да-да, у него интрижка на стороне!» — визжала она за общим столом, при своих детях и друзьях! Сами понимаете, нам с сестрой хотелось под землю провалиться от позора. Я так ясно помню свои ощущения… Меня не волновало, права мать или нет, — больше всего я страдал от того, что они оба выставили себя на посмешище перед чужими людьми.

— Бедный мальчик, — обратилась Кристина к своему бокалу.

— Но этим дело не кончилось, — продолжал Клайв, медленно обведя взглядом слушателей. — Когда скандал достиг апогея, к родителям присоединились и их друзья. Морин (жену звали Морин) набросилась на своего мужа: «На твоем месте, Дерек, я бы стерла самодовольство с рожи — думаешь, обвел меня вокруг пальца? Думаешь, я не в курсе твоих шашней с этой Фионой из сорок второго дома?..» Словом, сущий ад. Орали сначала по очереди — мама на отца, Морин на Дерека, — а потом уж и хором.

— Господи, а вы-то что с сестрой делали? — спросила Джуди.

— Сестра, кажется, заснула. Положила голову прямо на стол — и отключилась. А я пошел искать кота, лишь бы смыться оттуда.

Клайв помолчал для пущего эффекта.