— Угу. — Шелби пошла к раздаточной стойке, взяла высокий стакан и поставила в него цветы. Три странички сочинений она все еще держала в руках, но понимала, что не может развернуть и прочесть их сейчас.

Как же она любит это место, эту жизнь! Здесь есть все то, о чем сказал Джим Хелфрич. Настоящее. И завтра это станет воспоминанием.

Куинн остановился у Шелби за спиной и положил руку ей на плечо.

— Эй, с тобой все в порядке?

Она покачала головой, и слезы скатились по ее щекам.

— Нет.

Он развернул Шелби к себе и, приподняв ей подбородок, заглянул в глаза. Неужели это обитательница Мейн-лейн? Эта на удивление эмоциональная женщина, которая плачет, потому что два подростка причесались и подарили ей цветы? Эта женщина, которую Куинн любил с такой силой, что сам до сих пор удивлялся. Любил ее сердце, ум, душу.

— Ах, моя милая! — Он притянул Шелби поближе и положил голову себе на плечо. — Все хорошо. Обещаю, все будет хорошо, просто прекрасно.

Шелби держалась, держалась изо всех сил, стараясь обуздать свои эмоции. Завтра она уедет. К завтрашнему дню она все скажет Куинну, и он скажет ей… что бы он ни решил ей сказать. К завтрашнему дню она вернется к своей прежней жизни. К завтрашнему дню она может остаться одна.

И тут вдруг — чудо из чудес — любящий точность Джозеф наконец нашел удобное положение на своей мягкой скамье, достойное место для своей музыки, точное место для огромного стакана, который Фрэнсис поставил на орган — на случай, если кто-нибудь захочет заказать какую-то особую песню.

И тогда — неужели этот день исчерпал еще не все свои чудеса? Джозеф взял первые аккорды, Фрэнсис прочистил горло и начал выводить первые ноты «Оклахомы».

Куинн крепче обнял Шелби, когда ее плечи затряслись, но потом понял, что она больше не плачет. Шелби смеялась. Сначала тихо, потом расхохоталась с таким неподдельным изумлением, что невозможно было не присоединиться к ней.

Пока Джозеф искал аккорд, а Фрэнсис тянул ноту «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-кла» целых десять минут, пока не были найдены следующие ноты, их смех уже граничил с истерикой.

Куинн затащил Шелби на кухню, где они прислонились к стене и начали хохотать как сумасшедшие.

Тони лишь на мгновение оторвался от своего рабочего стола и заметил:

— Что? Теперь стали музыкальными критиками? Как не стыдно. По мне, так у них хорошо получается. А теперь убирайтесь из моей кухни.

Затем поднял разделочный нож и разрубил очередной кочан точно пополам.

За десять минут до официального начала первой смены приехала Бренда и увела Шелби в знаменитую заднюю комнату для некурящих, которая в таком городе, как Восточный Вапанекен, всегда заполнялась последней. Бренда была в платье в зеленый и розовый цветочек, чуть выше лодыжек, а все ее веснушки забавно проступили на белой коже.

— Плати мне, — сказала она, протягивая руку.

— Заплатить тебе? Бренда, но ты же кое-что получишь. Ты ведь заплатила за свой ужин. Хотя, — улыбаясь, добавила Шелби, — тебе, возможно, причитается небольшое вознаграждение, поскольку твой столик рядом с музыкальным сопровождением этого вечера.

— А? — тряхнула головой Бренда. — Я не об этом. Мама едет. Слышишь меня, Шелли? Мама. Как будто мало того, что я пропускаю свой урок танцев в пятницу, так еще и мама? Боже, Шел, не хватит никаких пищеварительных лекарств в мире, чтобы с этим справиться. Что мне делать? Разве что убить ее.

— Я не… Подожди-ка минутку! — Шелби схватила подругу за руку и повела ее назад, в общий зал. — Ал… о, Ал, — позвала она, и ее дядя, любовавшийся своим отражением в серебре фляжки, обернулся, вскинув бровь.

— Спасибо, дядя. — Бренда подмигнула ему, когда он в замешательстве попятился. — Да расслабьтесь, я никому не скажу.

— Дядя Альфред, у меня для тебя ответственная миссия, — обратилась к нему Шелби, оглядев зал в поисках столика, зарезервированного для Бренды и Гарри. Гарри помахал ей, как потерпевший кораблекрушение, но надеющийся на спасение моряк, и взгляд Шелби переместился на располагающуюся рядом с ним женщину.

Одетая во все черное, миссис Мэк сидела на своем месте. Ее осанка давала понять, что она никогда в жизни не сидела на удобном стуле и нынешним вечером тоже не ожидает ничего подобного. Миссис Мэк была столь же худой, насколько Бренда пухлой, столь же высокой, насколько та — низенькой, и если за прошедшие двадцать лет она когда-нибудь и улыбалась, то этого никто не заподозрил бы, глядя на ее хмурое лицо, словно высеченное из камня. Родись миссис Мэк мужчиной, она, вероятно, стала бы генералом какой-нибудь армии. «Хорошо бы, не нашей», — с содроганием подумала Шелби.

— Дядя Альфред, ты видишь даму рядом с Гарри, другом Бренды?

Дядя Альфред, вооруженный моноклем, который нашел в кармане смокинга, поднес стекло к глазу и посмотрел в направлении, указанном Шелби.

— О Боже!

Бренда мгновенно поняла замысел Шелби.

— Да, Ал, миленький, о Боже! А ваша миссия, о которой упомянула Шел, если вы согласитесь взять ее на себя, состоит в том, чтобы очаровать эту старую крокодилицу. Пусть она забудет сказать мне, как ей нравились прежние подружки Гарри. Ну и все прочее, что обычно несет эта старая вешалка.

Монокль выпал из глаза дяди Альфреда, повиснув где-то на уровне талии на тонкой черной ленточке.

— Я, разумеется, получу компенсацию?

— Скажи, какую, — ответила Шелби, видя, что миссис Мэк взяла красивую салфетку, сложенную в форме лебедя, и уставилась на нее, как на краденую. — За ценой мы не постоим.

— Очень хорошо, мои дорогие. Вопрос оплаты обсудим позже. А пока… в долину смерти мы отправляемся… Однако приступим. Никогда не замечал в себе склонности к подвигам.

— Спасибо, Шел. — Бренда и Шелби наблюдали, как дядя Альфред взял руку миссис Мэк и склонился к ней. — Господи, ты только посмотри на нее! Он садится… да она просто тает!

Джозеф увидел дядю Альфреда и миссис Мэк и перешел на песню, совсем неестественно исполнив «Невозможную мечту» из «Человека из Ламанчи». Но она действительно подходила к ситуации…

Пришли еще несколько пар, и затем началась уже настоящая работа. Куинн стоял рядом с Шелби, которая приветствовала новых посетителей, провожая их к нужным столикам.

— Фред и Хильда, — шептал он. — Рут и Джин. Хансбергеры, все шестеро. — Затем: — Я собираюсь всю оставшуюся жизнь провести рядом с тобой, говоря тебе, кто есть кто.

— Да? — спросила Шелби, и ее сердце пропустило не один удар.

— Если ты позволишь мне, то да. — Куинн пристально смотрел на Шелби и удивлялся, когда это он так здорово вышел из графика. Или, может, не вышел? Она не могла задавать вопросы сейчас, у нее не было времени. Время Шелби имела только на ответы. И в данный момент это было ему на руку. — Ну так как? Выйдешь за меня?

— Мэр Бробст, как приятно видеть вас сегодня вечером! — прокричала Шелби, помня о ненадежном слуховом аппарате старой женщины. — Позвольте проводить вас и миссис Финк к вашему столику.

Улучив момент, она посмотрела на Куинна, прежде чем взять меню и проводить дам.

— Видишь, кое-какие имена я помню, — сказала Шелби и удалилась, избежав ответа на его вопрос.

Как ей ответить? Она даже не знала, всерьез ли он это предлагает. Ведь им по-прежнему нужно о многом, об очень-очень многом поговорить… и не через пятьдесят лет, а сейчас, этим вечером.

Усадив дам, Шелби сделала Джорджу знак выйти в коридорчик, который вел к туалетам. Он с радостью последовал за ней, горя желанием спрятаться в любом месте, где не увидит маленького пюпитра и микрофона, перед которым должен произнести свою речь в конце первой смены, а затем еще дважды, если до этого не свалится замертво.

— Что случилось? — с надеждой спросил он. — Микрофон сломался?

— На это рассчитывать не приходится, Джордж, — добродушно ответила ему Шелби. — Кроме того, ваша жена сказала мне, что вы будете неподражаемы. Вы ведь не нервничаете, надеюсь?