– Сумеешь управлять кораблем?
– Наверное, да, господин. Я разделяю с капитаном обязанности вахтенного. Ну, то есть разделял, пока…
Моряк махнул рукой в сторону кормы и пожал плечами. Макрон понял, что тот еще не совсем отошел после перенесенного потрясения и пока на него трудно положиться.
– Хорошо, пока я возьму бразды правления на себя. Как только корабль сделается вновь мореходным, ты станешь его капитаном. Согласен?
Помощник отстраненно пожал плечами. Макрон оглядел палубу, по которой прокатилась небольшая волна, перехлестнувшая через борт полузатопленного судна.
– Сначала нам надо облегчить корабль. Надо, чтобы все начали выбрасывать груз за борт. Как только борта поднимутся над водой, мы начнем вычерпывать воду.
– С какого груза начать, господин? – спросил помощник.
– С того, что окажется ближе. А теперь открывай палубный люк и приступай к делу.
Доски люка растрескались под ударами груза, когда корабль встал на дыбы. Как только веревки оказались развязанными, Макрон и все прочие оторвали треснувшие доски и побросали их за борт «Гора». Последние лучи солнца уже гасли, когда Макрон перегнулся через комингс[8] и заглянул в трюм. Если при погрузке и соблюдался какой-то порядок, то от него не осталось теперь никакого следа в хаотичной груде битых амфор, мешков с зерном и тюков с тканями, наполнявших трюм. Под ними плескалась вода.
– Берись за работу, – распорядился Макрон. – Берите все, что попадет под руку, и бросайте за борт. – Он ткнул пальцем в ближайших к нему моряков. – Вы, четверо, спускайтесь в трюм и подавайте грузы наверх. Остальные будут принимать и бросать за борт.
Моряки спустили ноги через комингс люка и опустились в трюм, стараясь осторожно ступать на груду груза. Сверху Макрон заметил несколько деревянных сундучков.
– Начнем с них.
Когда первый из сундуков появился на палубе, помощник капитана, уставившись на него, нервно глотнул.
– Господин, выбрасывать это никак нельзя.
– Что так? Почему?
– Эти сундуки принадлежат римскому господину, в них находятся редкие специи. Это большая ценность.
– Какая жалость, – ответил Макрон. – А теперь бери сундук – и в воду его.
Помощник капитана помотал головой:
– Нет, господин. Я не возьму на себя ответственность за это.
Макрон со вздохом нагнулся, поднял сундук, подошел к борту и выбросил его в море. Вернувшись к помощнику, он не мог не удивиться ужасу, написанному на лице моряка.
– Все просто. Видел? Никаких сложностей, если только захотеть. Эй, вы, за работу! И не смотрите на всякие ценности, грош им цена. Все отправляется за борт. Понятно?
Спустившиеся в трюм матросы усердно взялись за дело, поднимая различные грузы на палубу, где их немедленно подхватывали сильные руки собратьев и отправляли за борт. Макрон повернулся к помощнику и негромко процедил:
– А теперь, если у тебя нет возражений, можешь помочь мне спасать твой сраный корабль.
Заметив грозное выражение на лице центуриона, помощник торопливо кивнул и поспешно спрыгнул вниз, чтобы помочь остальным.
– Так-то оно лучше, – кивнул Макрон.
Когда на палубе появились новые сундуки и тюки с мокрой материей, к центуриону подошли Семпроний и его дочь. Сенатор кашлянул.
– Не можем ли мы помочь?
– Конечно, можешь, господин. Чем больше рук – тем лучше. И если эти мореходы начнут лениться, пинай их в задницы. Нам нужно облегчить корабль как можно скорее.
– Постараюсь.
– Спасибо тебе, господин. – Макрон повернулся к Юлии. – А ты, молодая госпожа, можешь пока укрыться на корме.
Юлия возмущенно задрала подбородок.
– Ну нет. Если только я могу чем-то помочь…
Макрон поднял бровь.
– Догадываюсь, что значил для тебя Катон, госпожа. Лучше повоюй со своим горем. К тому же нам нужны только мужские руки. Не хочу обидеть, но ты будешь только путаться под ногами…
– В самом деле? – Глаза Юлии сузились. Она сбросила с плеч промокший плащ на палубу. Склонившись, девушка спрыгнула в трюм, подняла один из сундуков и поставила его на палубу. Поглядев на нее, Макрон пожал плечами.
– Ну, как тебе угодно, молодая госпожа, – лицо его посуровело, – а я, пожалуй, займусь мертвецами.
– Мертвецами? – посмотрел на него Семпроний. – А не кажется ли тебе, что заниматься ими чуточку поздно?
– Нам необходимо облегчить корабль, а значит, им также придется отправиться за борт, господин, – негромким голосом пояснил Макрон. – Мне приходилось встречаться со смертью, так что позволь мне сделать это.
– За борт? – Семпроний посмотрел в сторону оставшегося от мачты пня, около которого в неловкой позе осталось тело Джесмии. – Даже ее?
– Да, господин, – печально добавил Макрон. – Даже ее.
– Как жаль, – задумчиво проговорил Семпроний, глядя на труп. – Девочка так и не успела пожить.
– Иным достается и меньше, господин. Да, смерть ее оказалась не столь уж тяжелой, как могло бы случиться. – Макрону вспомнилась осада Пальмиры, в ходе которой он встретил Джесмию. Если бы крепость пала, девушку вместе со всеми остальными защитниками предали бы мечу после пыток и насилия. Однако сенатор был прав: жизнь Джесмии пресекалась как раз тогда, когда она могла надеяться на какую-то удачу. Вздохнув, Макрон подошел к телу девушки. Оно еще оставалось привязанным к мачте канатом. Центурион извлек кинжал, быстрыми движениями перепилил грубый канат и отбросил концы. Убрав клинок в ножны, он запустил руки под тело и поднял его. Голова Джесмии привалилась к его плечу, словно спала. Макрон ровным шагом подошел к борту корабля и поднял тело девушки над поручнем.
В последний раз бросив взгляд на молодое лицо, он предал Джесмию морю, с плеском бросив ее тело в воду. Волосы и одежда заклубились в воде, а потом небольшая волна бросила тело на корпус судна, и, отхлынув, унесла его прочь. Макрон вздохнул и отвернулся, занявшись поисками следующего трупа. Их оказалось всего три; остальных, как и Катона, смыла за борт титаническая волна, обрушившаяся на «Гор». Ветеран помедлил, вновь вспоминая о друге. Катон был для него чем-то вроде близкого родственника. За годы совместной службы он привык видеть в нем младшего брата. И теперь этот брат погиб. В сердце Макрона уже угнездилась немая усталость, но он знал, что горе придет потом, когда будет время подумать.
– Бедняга Катон, он никогда не любил воду…
Печально покачав головой, Макрон подобрал последний труп – тело невысокого и худого купца, поднявшегося на борт корабля в Кесарии. Крякнув, он поднял тело и отбросил его подальше от корабля, после чего вернулся к люку, чтобы помочь остальным облегчать судно.
Жгучая мука в легких Катона, казалось, растянулась на целую вечность, а потом, когда зрение стало меркнуть, он заметил светлое пятно в окружавшей его темной воде. Брыкнув из последних сил ногами, центурион заметил, что свет становится ярче, и в сердце его забрезжила надежда на то, что он все-таки вынырнет на поверхность. Потом, когда боль сделалась совершенно непереносимой, Катон почувствовал, что вот-вот потеряет сознание; уши его вдруг взорвались бурей звуков, и голова его вынырнула из воды. С мучительным усилием откашляв воду из легких, он слабо шевельнул ногами, чтобы остаться на поверхности.
Поначалу дыхание выходило из груди рваными вздохами. Вода плескала ему в лицо и рот, заставляя снова кашлять и отплевываться. Глаза драло так сильно, что, пытаясь остаться наверху, Катон был вынужден зажмурить их. Туника и тяжелые армейские сапоги тянули его вниз, не давая удержаться на поверхности. Центурион понял, что если бы на нем было что-то еще, то он наверняка утонул бы. Дыхание постепенно вернулось к нему, a когда сердце перестало ударять в уши, он открыл глаза и увидел окружавшую его неровную поверхность моря.
В первый момент Катон увидел одну только воду, однако, повернув голову, он заметил берег Крита. Плыть до него нужно было не одну милю, и Катон усомнился в том, что у него хватит на это сил. Затем нечто ткнуло его в бок, и он в панике повернулся. Рядом с ним на поверхности оказался кусок корабельной реи с обрывком паруса на ней и щупальцами канатов. Ухватившись за рею и положив на нее руки, Катон шумно вздохнул. Качаясь вверх и вниз с волной, пловец принялся рассматривать окрестности. Море было усеяно обломками, смытыми с «Гора»; видно было и несколько тел.
