– Если он уцелел при этом.

– Не стоит сомневаться. Деметрий – человек изобретательный.

– Итак, ты готов проводить нас туда?

– В обмен на свободу… и награду.

– Как только ты укажешь мне, где находится это сельцо, – ответил Макрон. – И если ты не соврал, я подумаю о том, чтобы выпустить тебя.

– Так не пойдет. Или ты берешь меня с собой, чтобы я провел вас в село, и отпускаешь меня на свободу, или же голодайте… не возражаю, – небрежно повел рукой Аттикус. – Но ты, конечно, всегда можешь вырвать нужные сведения из меня пыткой, а потом втихую убить.

Макрон неторопливо кивнул:

– Неплохая, скажу тебе, мысль. Вставленная в задницу раскаленная кочерга превосходно развязывает язык. Если хочешь, можно попробовать.

Аттикус в упор посмотрел на Макрона в расчете на то, что римлянин все-таки шутит, однако в глазах центуриона горел зловещий огонек, и грек нервно сглотнул.

– Я покажу тебе это место, после чего ты можешь отпустить меня на свободу.

– Я подумаю об этом.

– Я не стану сотрудничать с тобой, если ты не обещаешь отпустить меня, – проговорил Аттикус, собрав последние остатки независимости.

– Ты опоздал со своим предложением, мой друг. На самом деле ты уже сказал мне все, что мне нужно. Нисколько не сомневаюсь, что ты не собираешься унести эти сведения с собой в могилу. Поэтому дело всего лишь за пыткой… пока ты не сдашься. Но если по какой-то случайности ты окажешься более крепким, чем я о тебе думаю, то можешь и не дожить до ее конца. Я не стану скорбеть, если у меня станет одним голодным ртом меньше… после того, как мы раздернем тебя по кусочкам, понемногу и не торопясь. – Макрон выпрямился и невозмутимо поскреб подбородок. – Итак, будешь говорить или нам придется с пристрастием допросить тебя?

Скрипнув зубами, Аттикус прошипел:

– Хорошо, отведу тебя к сельцу. Там ты отпустишь меня?

– Если будешь честен со мной, и я тебя не обману, – ответил Макрон, подымаясь и направляясь вверх по лестнице.

– Эй! А как же я? – окликнул его Аттикус.

Макрон остановился и оглянулся.

– Ты назвал меня тираном. Это можно пережить. Но свинью, с другой стороны, забыть несколько труднее. Еще одна проведенная здесь ночь поможет тебе научиться почтительности. Приятных сновидений.

Небольшой отряд выехал из Маталы на рассвете. Макрон взял сорок копейщиков из своей боевой центурии в качестве охраны четырех фургонов, ибо на большее количество повозок оставшихся в живых коней и мулов не хватало. Горсточка горожан вызвалась в качестве возниц и грузчиков. Аттикуса, заросшего щетиной и моргающего, извлекли из цистерны и посадили на скамейку возницы первой повозки. Увидев Макрона, когда тот прошел мимо него в голову колонны, он скривился. Центурион Портиллус уже снабдил центуриона указаниями относительно дороги к поместью, и Аттикусу оставалось проводить фуражиров оттуда до сельца. Распоряжаться в городе в свое отсутствие Макрон оставил Портиллуса. Располагая помощью центуриона Милона и пяти десятков боевой центурии, a также людьми, посланными в поисковые отряды, он обладал достаточными силами, чтобы уладить любые неприятности с беженцами в отсутствии Макрона.

В последний раз оглядев колонну и удостоверившись в том, что все в порядке, Макрон взмахнул рукой и указал вперед. Первые десятки шагнули вперед, хрустя подбитыми гвоздями сапогами по сухой дороге. За хрустом раздалось ровное цоканье копыт коней и мулов, за которым последовал глухой грохот тележных колес. Несколько следивших за отбытием беженцев провожали взглядом два замыкавших колонну десятка. Отдав дань любопытству, они, наконец, возвратились к повседневным заботам, к поискам среди руин пропитания и ценностей, которые можно будет сохранить до тех пор, пока кризис не завершится и вновь начнется нормальная жизнь.

Дорога поначалу вела вверх и в глубь острова, а потом соединилась с главной дорогой, протянувшейся вдоль южного побережья Крита. Милевые столбы отмечали расстояние до Гортины, и Макрон повел колонну именно в этом направлении. От Катона и Семпрония до сих пор не пришло и слова, и Макрон уже начинал беспокоиться. Возможно, с ними что-то случилось на дороге к столице провинции, однако, не послав к ней разведывательный отряд или не пройдя весь путь самому, ничего выяснить было нельзя. Попытавшись прогнать из своей головы тревогу, Макрон вглядывался в окружающий ландшафт. Как только дорога вышла на плодородную равнину, занимавшую большую часть южной оконечности острова, с обеих сторон потянулись возделанные земли, усыпанные лачугами мелких землевладельцев, внушительными сооружениями поместий и время от времени попадавшимися деревеньками. Они дошли до отмеченного милевым камнем перекрестка, и, следуя инструкциям, полученным от Портиллуса, Макрон увел свой отряд с главной дороги на более узкую, идущую к поместью Деметрия. Колонна топала по мирной дороге, а по обеим сторонам над цветами лениво жужжали насекомые.

– Господин! – Один из возглавлявших колонну ауксилариев вдруг указал вперед.

Сперва Макрон заметил как бы груду грязного тряпья, но тут же понял, что видит труп. Подняв руку вверх, он крикнул:

– Стой!

Пока люди и телеги останавливали ход, Макрон осторожно направился к телу по каменистой дороге, внимательно поглядывая по сторонам. Убитый при жизни впечатлял своей мощью, вопреки редким седым волосам и изрезанным морщинами лицу. Труп лежал на боку, свернувшись в клубок. Израненная кожа почернела от синяков. Натягивавшие кожу шишки и выступы указывали на множество переломов; некогда крепкая челюсть был раздроблена на мелкие куски, так что изуродованное лицо едва ли мог признать даже человек, знавший убитого при жизни.

Макрон присел на корточки, чтобы обследовать тело, наморщив нос от густого запаха мертвечины. Туника пошита из хорошего материала, пояс украшен серебром. На ногах покойника армейские сапоги, далеко не новые, но ухоженные… Крепкий кожаный хлыст туго охватывал его горло. Язык вывалился из распухших губ, глаза выкатились из орбит. На лбу его четко выделялось клеймо с изображением Митры[24], и Макрон понял, что видит перед собой ветерана-легионера. Уволившись из армии, он стал надсмотрщиком за рабами. Суровый быт легионов делал отставников подходящими для такого занятия, но также превращал их в первую мишень гнева восставших рабов.

Подсунув руки под тело, Макрон откатил его с дороги в траву на обочине. Встав в полный рост, он махнул рукой своему отряду, посылая его вперед, мимо трупа. Люди старались не смотреть на него… заметив этот знак опасности, более опытные и нервные начали вглядываться в окружающий ландшафт. Невдалеке от покойника начиналась оливковая роща; миновав ее, дорога выходила на просторную площадь к многочисленным строениям и пустым зерновым ямам. Чуть поодаль находились впечатляющие ворота, за которыми виднелась вилла владельца поместья. В четверти мили от нее располагались казармы рабов. В ограждавшей их стене зияли громадные бреши, сквозь которые Макрон видел руины длинных бараков, в которых рабов запирали на всю ночь. Теперь внутри не было никаких признаков жизни.

В воздухе плыл легкий запах дыма, и Макрон немедленно остановил свою колонну перед воротами.

– Первый десяток, за мной!

Стиснув в кулаке рукоятку меча, Макрон с опаской вошел на территорию виллы Деметрия. Одна створка ворот еще оставалась на месте, а вторая была сорвана с петель, так что Макрон вел восьмерых своих солдат, оглядываясь по сторонам. Просторный открытый дворик окружала крытая колоннада, перед землетрясением поддерживавшая черепичную кровлю. Теперь колонны окружали груды битой черепицы. Напротив ворот находились обгорелые руины собственно резиденции. Почерневшие стены и обугленные балки вырисовывались на фоне ясного неба. В центре двора находились остатки большого костра: пепел, головни, непонятные груды черной материи. Возле костра находились три столба с поперечинами. К каждому из них, лицом к огню, было гвоздями приколочено тело. Спины их оставались невредимыми, их еще прикрывала цветная ткань. Однако обращенные к огню лица свидетельствовали о том, что людей этих зажарили на медленном огне. Ткань обуглилась, кожа почернела и пошла пузырями. Жар заставил несчастных оскалиться, и жуткие, обнажившие зубы улыбки приводили в ужас остановившихся под ними солдат.