Верно ведь говорят: что город, то норов, что изба, то обычай. Так и у каждого кладбища свой характер, своя особина. Кроме прочего, есть на Головинском и еще одна заслуживающая внимания достопримечательность — церковь. Она живописно расположена в конце главной аллеи и тоже вся заросла можжевельником, почему имеет довольно экзотический вид греческого храма под кипарисами. Казалось бы, что же здесь особенного? — на многих кладбищах имеются церкви. Но на Головинском церковь не обычная. Во всех отношениях. Прежде всего, здание это изначально возводилось вовсе не для культового назначения. Естественно, кто же в 1950-е годы позволил бы построить в Москве новый храм? А это был так называемый ритуальный зал. Перед тем как опустить гроб в могилу, его устанавливали в этом зале для церемонии прощания с покойным. Но удивительным — или чудесным! — образом, здание это, прямоугольное в плане, расположено аккурат на линии «запад — восток», как будто строители предполагали, что рано или поздно в нем будет устроен храм. Правда, к сожалению, вход в него с юга. Но, кстати заметить, что и в кремлевском Успенском соборе, при том, что там есть и западный вход, главным, парадным все-таки является вход южный, со стороны Соборной площади. Кроме нечаянной счастливой каноничной ориентации, бывший ритуальный павильон на Головинском кладбище еще и выполнен в стиле скорее церковном, нежели гражданском: сводчатые потолки, высокие узкие окна, декорированные снаружи строгими, без вычурных излишеств наличниками, придающие павильону облик эклектического, и уже, во всяком случае, далеко не типового, сооружения.

Но если самый храм на Головинском кладбище довольно-таки необычный, то еще более необычный в нем располагается приход. Этот приход относится не к Московской патриархии, а к Российской Автономной Православной Церкви, которая, в свою очередь, является российским филиалом Русской Православной Церкви за границей. В 1992 году настоятель о. Михаил Ардов и его приход получили в пользование ритуальный павильон на Головинском кладбище, а на следующий год этот павильон-храм был освящен во имя Св. Царя-Мученика Николая и всех Новомучеников и Исповедников Российских. Естественно, спокойной жизни у единственного в Москве прихода РПЦЗ быть не могло: Московская патриархия, не терпящая конкурентов на своей «канонической территории», все эти годы отчаянно старалась выдавить «заграничников» из их крошечного храма, действуя, разумеется, через гражданскую власть. Но приход выстоял. И, кажется, в последнее время монополисты на православную веру от него отступились. А после недавнего воссоединения РПЦ и РПЦЗ каноническая территория для той и другой теперь общая.

Благодаря энергичной деятельности отца настоятеля, частым его выступлениям в печати, на телевидении, по радио Никольский храм на Головинском кладбище приобрел известность в Москве, там сложился крепкий, дружный приход, и по праздникам на богослужениях там собирается столько людей, что порою все и не вмещаются в маленьком храме. Недавно церковь была реконструирована — с юга пристроена колокольня. И теперь бывший ритуальный павильон окончательно приобрел благолепный вид православного храма.

Мы идем с Алексеем Николаевичем Алякринским по бесконечной центральной аллее кладбища и, как болельщики на теннисном поединке, ежесекундно поворачиваем головы то вправо, то влево: вот знаменитый автор «Места встречи» Аркадий Вайнер, вот грандиозный мемориал — хоть живи в нем! — некоего цыганского барона с увековеченными в камне грамматическими ошибками эпитафии, вот напротив — цыганская певица и танцовщица Роза Джелакаева, вот в долгополой шинели застыл красавец усач — генерал Иван Михайлович Богушевич, освободивший Братиславу, вот мама Иосифа Кобзона, вот жена Л. О. Утесова — Елена Осиповна, вот родители популярной в 1960–1970-е годы певицы Майи Кристалинской — Владимир Григорьевич и Валентина Яковлевна.

«Вы помните, на Донском кладбище обратили внимание, — говорит Алексей Николаевич, — что на надгробии Майи Кристалинской не выбито отчество. Но узнать его проще простого: достаточно приехать на Востряковское и отыскать могилу ее родителей на главной аллее, — Майя Владимировна она, оказывается!»

И вдруг я замечаю в двух шагах от нас, на ветке, вблизи могилы Вайнера, что-то шевелится, какой-то бурый комочек. Оказывается, — белка! На нас она внимания не обращает: у нее занятие поважнее — разгрызть орешек. Я молча показываю на забавность рукой Алексею Николаевичу. Он скорее выхватывает фотоаппарат, чтобы сделать редкий кадр. А белка знай свое — грызет орешек. Она, наверное, уже так привыкла к досужим зевакам, что даже не желает их позабавить поворотом головы, не то что бы испугаться и убежать. Вот уж для кого, действительно, кладбище — жизнь. Сфотографировав эту востряковскую достодивность, мы продолжили свой путь.

Алексей Николаевич Алякринский — крупнейший современный некрополист. Как говорится, ходячая энциклопедия московских кладбищ. Стоит у него спросить о каком-нибудь человеке — где он похоронен? — Алексей Николаевич не только немедленно назовет кладбище, но еще и расскажет множество биографических сведений о нем: когда родился, когда умер, чем знаменит, с кем был связан. Значительная часть моих заметок о кладбищах — это записи со слов Алексея Николаевича. В том числе и очерк о Вострякове.

Официально Востряковское кладбище существует с 1932 года, причем в черту Москвы попало только в 1960-м, когда оказалось внутри МКАД — новой московской границы. Но известно это кладбище, по крайней мере, с XVIII века: тогда оно было приходским погостом села Вострякова. Когда здесь стали хоронить всю Москву, старые сельские могилы, естественно, затерялись в этом массовом нашествии. Но, по заверению востряковской администрации, даже в наше время на кладбище можно найти отдельные старые сельские захоронения.

Настоящее же удивление у посетителей Востряковского кладбища могут вызвать добротные каменные надгробия, подчас стариной формы, очевидно, не сельские, — в виде часовенок, четырехгранных стел или колонн, пронизывающих куб, — с выбитыми на них датами 1920-х и более ранних годов. «Но как же так? — могут поинтересоваться некоторые внимательные посетители. — Если москвичей здесь стали хоронить только с 1932 года, почему же на некоторых совсем не сельских надгробиях надписи выбиты еще по старой орфографии?»

А все дело в том, что Востряковское кладбище является в своем роде бесподобным: оно наследует, как ни странно это звучит по отношению к некрополю, другому кладбищу — старинному московскому, «чумному», Дорогомиловскому.

Когда в начале 1930-х было принято решение ликвидировать Дорогомиловское кладбище, то родственникам захороненных там умерших позволили их откапывать и вместе с надгробиями переносить в Востряково. Дорогомиловское кладбище состояло из двух неравных по площади территорий: большей — русской и меньшей — еврейской. Точно так же и на новом месте образовались два национальных некрополя — русский и еврейский. Причем — любопытно заметить! — старых еврейских могил, датированных годами ранее 1930-х, в Вострякове существенно больше, нежели русских. К чести своей московские евреи отнеслись к могилам предков более заботливо, нежели их земляки — русские.

На «дорогомиловском» еврейском участке Вострякова рядом, буквально бок о бок, находятся могилы двух знаменитых в прошлом москвичей: банкира, «московского Ротшильда», как его называли, Лазаря Соломоновича Полякова (1843–1914) и известного в свое время раввина Якова Исаевича Мазэ (1858–1924). Подробнее о том и другом в очерке о еврейском Дорогомиловском кладбище.

Других сколько-нибудь выдающихся «дорогомиловских» покойных на Востряковском кладбище нет.

Но за последние без малого восемьдесят лет на еврейском участке Вострякова появилось довольно много новых могил известных людей. Совсем недавно — в 2009 году — там был похоронен замечательный писатель-сатирик, один из самых талантливых артистов эстрады последнего времени, Ян Маерович Арлазоров (род. в 1947). О значении в литературе Аркадия Вайнера (1931–2005) говорить вообще не приходится: это настоящий классик остросюжетного жанра; написанные им совместно с братом Георгием Александровичем детективные романы и снятые по их сценариям фильмы — безо всякого преувеличения можно отнести к шедеврам. Вспомним лишь некоторые: «Визит к Минотавру», «Я, следователь…», «Гонки по вертикали», «Эра милосердия», «Не потерять человека», «Карский рейд». Здесь же похоронены: Ефим Яковлевич Дорош (1908–1972), писатель, член редколлегии «Нового мира» времен Твардовского, автор нашумевшего в свое время «Деревенского дневника» (1956–70); Павел Григорьевич Тагер (1903–1971), профессор, изобретатель звукового кино; Михаил Дмитриевич Эльворти (1900–1981), дрессировщик, выступавший с белыми медведями, заслуженный артист РСФСР.