– Мусса – умная женщина, торжественная. Она как капитан Немо из книг Жюля Верна, или похожа на дам из семейства Медичи (это я из истории искусства по мню), или вот на Маху очень даже походит, из сказки про брючки.

Семен Семеныч поглядел уважительно на Петровича и подумал, что художественная литература – тоже, наверное, интересная штука… И, может быть, стоит начать читать ее даже, а то он все больше научные книги, термодинамику свою любимую, вот еще лингвистикой увлекся… И тут его осенило – Петрович же педагог почти! И Семен Семеныч спросил:

– Петрович, вот ты начитанный такой, и на учителя учился, а науку всю свою, поди, забыл?

– Почему это забыл? – удивился Петрович. – Я до сих пор интересуюсь, особенно психологией. Я и компьютер купил специально, чтобы на психологических форумах общаться, и статьи-рассылки всякие читать по теме, Вита Ценева наизусть почти учу, и сам иногда пишу кое-что.

– Тогда скажи мне, друг Петрович, а как же мне с семейным кризисом справиться? Жена чтобы вернулась, и без разборок: «кто виноват?» и тому подобное…

– Это несложно. Надо переименовать ситуацию – по «Закону Яхты». Это из ОКсЮМОРон-психологии: техника такая есть – переименование.

– Какой еще оксюморон, какие яхты?

– Да ты темный совсем, Семен Семеныч! Закон Яхты от капитана Врунгеля: «Как вы яхту назовете, так она и поплывет!» У тебя так и получилось: назвал ситуацию «кризис» – кризис и сделался!

– Это не я назвал, это подарок так назывался, который я получил, – стал оправдываться Семен Семеныч.

– Подарок назывался, а ты взял и переназвал! Твой ведь подарок, – как хочешь, так и называешь!

– Ну и как же мне его переназвать? – озадачился Семен Семеныч.

– Как тебе больше хочется. Если ее уход – это радость для тебя, то это не кризис, а сюрпризис. А если не рад ты этому, то вот хоть так: «У жены оказался не кризис, а крысис», окрысилась она, стало быть. Эмоции у нее взыграли, она набычилась и ушла. А раз так, то придет, когда разбычится, – сделал логический ход Петрович.

– Да что же это: о-крыси-лась, о-козалась, на-бычи-лась – не семья у нас, а уголок Дурова какой-то получается!

– Хорошая идея, тоже оксюморонская вполне! – обрадовался Петрович. – Вот где у тебя жена больше времени проводит – на кухне? Вот и пусть здесь будет уголок Дурова! А ты где обретаешься чаще – где письменный стол, телевизор? Тогда это местечко назовем – уголок Умнова. И сразу в доме баланс и гармония! Умнодурость – оксюморон называется! А когда оксюморон – все гда все просто волшебно складывается, это аксиома!

– Какой такой опять оксюморон? – удивился Семен Семеныч. – Что это за оксюморон еще?

– Оксюморон – это умная глупость. Вот «горячий снег» если сказать, или «безмолвный крик» – это как раз оксюмороны получаются. Это из литературоведения термин такой. И сочетания эти – волшебные, потому что такого не бывает, а любой человек понимает, что такое: безмолвный крик. И у оксюморонов нет качеств – хорошо или плохо. Вот горячий снег, например, – это хорошо или плохо?

– Снег – плохо, потому что холодно, – зябко поежился Семен Семеныч, – а я лето люблю.

– Но снег же горячий, – парировал Петрович, – даже очень горячий!

– Тогда это хорошо, – согласился Семен Семеныч.

– Но это же снег, – напомнил Петрович.

Семен Семеныч помолчал, пытаясь уложить в хоть какие-то логические рамки эти образы в голове, и изрек наконец:

– Хитер бы больно, Петрович!

И пошли они по домам. Семен Семеныч переобулся на пороге и пошел на кухню, размышляя, как здесь организовать уголок Дурова, и застыл на месте в дверях!!!

На фоне кухонного румынского гарнитура, как на старинных фотографиях, в три ряда расположилась группа женщин в русских народных костюмах. Задний ряд сидел на столах и на плите даже, средние девушки стояли, и у их ног сидели красавицы с венками на голове. Посередине композиции стояла дородная краснощекая дама крестьян ского вида, повязанная платком, и в красном сарафане. Она строго глядела на Семен Семеныча, сложив на мощной груди руки, и была до боли знакома… «“Белое солнце пустыни”!» – молнией сверкнула догадка в голове у Семен Семеныча. Он смущенно откашлялся и произнес:

– Добрый день, любезная … – и застеснялся.

Дама кивнула одобрительно, и Семен Семеныч продолжил уже более бодро:

– Добрый день, веселая минутка, разлюбезная моя Катерина Матвевна!

– Добрый! – сочным густым контральто пропела Катерина Матвевна. – А мы вот зашли побеседовать.

– Очень рад, – вежливо согласился с увиденным-услышанным Семен Семеныч, и растерялся, не зная, что сказать-то еще?

– Ничего не говори, – посоветовала Катерина Матвевна, – я сама все скажу. Я про кризисы пришла поговорить, потому что за семью обидно! Распадается семейство на глазах, а ведь хотите жить вместе!

В носу у Семен Семеныча защипало:

– Хотим, – подтвердил он, покраснев.

– Тогда сейчас голову проветрим немного, – улыбнулась Катерина Матвевна и наставила на Семен Семеныча небольшой вентилятор, который немедленно стал обдувать его голову:

– Слушай меня внимательно и не перебивай. Потом спросишь, если что непонятное останется.

Все девицы повернулись к ней, и тоже приготовились внимать внимательно.

У Семен Семеныча закружилось немного в голове, и даже пот прошиб от волнения, но Катерина Матвевна начала говорить певучим своим голосом, и он успокоился.

– Ты подарки увидел, да принял их, как есть, и даже в зубы им не стал смотреть, – пела Катерина Метвевна, а Семен Семеныч передернулся, вспоминая оскаленные подаркины зубы.

– А каждый человек волен подарок разглядеть да решить – надобен он ему, или нет, – продолжала она, – и если не надобен, то расстаться с ним подобру-поздорову, или переделать его под свои нужды. Вот если тебе порты парадные подарят, да они длинны тебе окажутся, ты их разве не подгонишь под себя? – поинтересовалась она.

– Подгоню, – согласился Семен Семеныч.

– А что же ты кризисы свои принял как есть, да и валиться в них охотно начал, не подогнав их под свои нужды? – удивилась она.

– Дык… не знали мы… несподручно как-то… не умеем… – замялся Семен Семеныч.

– Эх, мужики, ну чисто дети малые, – засмеялась Катерина Матвевна, – что ты, что дружок твой, Петрович. Так вот, капитан Сухов прислал меня вам в помощь, а то и котов своих замучаете до смерти, и сами пропадете. Вот и слушай, голубчик, что я тебе скажу:

– Кризис на работе с увольнением – это подарок хороший, даже отличный! Только смотря как принять его, в какой позе. Если позу мальчика принять, которого с дня рождения приятеля выгнали, то страдать будешь, горемыкаться. А если тот же мальчик, которого с занудного урока выгнали, так это для мальчика радость. Радость, несмотря на то, что страшновато – а ну как родители нашлепают. Но нашлепают ли – это еще вопрос, а вот то, что перед ним весь мир сейчас открыт с кучей возможностей – это факт!

Мальчик и в кино может пойти, и в зоопарк, и шайбу погонять, и для баловства всяческого мальчишеского у него целый день есть. Мальчик может другую школу пойти поискать, еще лучшую, а может сам начать учиться, и даже других учить – ведь он уже что-то знает!

Семен Семеныч слушал, не отрывая взора от Катерины Матвевны, и в голове его уже складывалась мысль о том, что, действительно, не так оно и плохо, что работа утомительная и до смерти надоевшая кончилась, и теперь у него есть время обдумать новое занятие. Перспектива получается! А Катерина Матвевна тем временем продолжала:

– Семейный кризис – вообще не кризис. Просто нужно некоторым время какое-то побыть одному. Каждый человек имеет право на время «побыть одному». И вы с женой просто друг друга не поняли. А как слово «кризис» увидели, почему-то решили, что это – диагноз неотвратимый, и давай под него отношения свои подгонять. Раз уж вы с женой на диагнозы такие падкие, то вот вам новый диагноз: семейный кризис длится не более десяти дней, а потом семья склеивается и еще прочнее, чем была, становится.