Андрей заботливо провел пальцем по корешку травника, но снимать его с полки не стал. Спиной и затылком он чувствовал пристальный взгляд — Виль рассматривал его с нескрываемым интересом.

— Никогда бы не подумал, что под моим надзором окажется тесть его величества, — произнес куратор. Андрей взял растрепанный том «Сказаний о южных землях» и ответил с максимальным спокойствием:

— Ну, в жизни бывает всякое, не правда ли? Под вашим надзором мог бы оказаться и сам император. И вообще кто угодно.

Виль рассмеялся — искренне и от души.

— Уверяю вас, его величество сюда бы не доехал. Случись что — не приведи Заступник, конечно — его сразу же уничтожат. Так что вряд ли я буду иметь удовольствие беседовать с ним в этой библиотеке.

— Крамольные речи, — заметил Андрей. Виль пожал плечами.

— Я такой же ссыльный, как и вы, доктор. И дальше ссылать меня уже некуда.

«Сказания о южных землях» вывалились из внезапно задрожавших пальцев Андрея и упали на дощатый пол, но доктор этого не заметил. Обернувшись, он смотрел на Виля с изумлением и ужасом.

Он вдруг понял, что с самого начала куратор говорил с ним по-английски. А теперь на ладони Виля лежали контактные линзы, скрывавшие сиреневый цвет глаз. Такой же, как и у самого Андрея.

* * *

В прежние времена Уильям Стивенсон стал бы международным авантюристом, разведчиком экстра-класса или гениальным политиком — однако в земной Гармонии он подвизался на скромной должности книгохранителя в библиотеке Британского музея, в свободное от томов и каталогов время занимаясь нелегальной торговлей антиквариатом — конечно, не в промышленных масштабах и только для элиты Британской федеральной земли. По долгу службы ему приходилось немало путешествовать — Стивенсон побывал и на Алтае, и в мексиканских монастырях, и под ледяным арктическим панцирем в закрытых научных городах. За ним гнались адепты древнего культа в Тибете; в Нигерии он подцепил древний вирус оспы и едва не умер; на Аляске эскимосы угощали его тюленьим мясом, а из Австралии он вывез несколько золотых монет девятнадцатого века в идеальном состоянии, спрятав их в каблуках своих сапог. Одним словом, повидал он немало, сделал еще больше и, когда за ним пришли люди в скромных темно-серых костюмах, нимало не удивился. Приговор — «Незаконный оборот предметов искусства и роскоши» — Стивенсон выслушал совершенно невозмутимо и, нимало не обинуясь, предложил за свою свободу судье, прокурору и адвокату нефритовые статуэтки Будды, украденные им в Пекине и стоившие в три раза больше, чем его жизнь. Прокурор и адвокат согласились сразу же, а вот с судьей договориться не удалось, и дела не решила даже античная камея, которую Стивенсон предложил впридачу.

На Дее он освоился довольно быстро, вот только в Аальхарне, который в то время воевал с соседями, не было никаких перспектив для любимого дела, и превратности судьбы занесли Стивенсона на север, где он пристроился сперва к рыбакам и ловцам жемчуга, а затем стал куратором ссыльных. На Белые острова отправляли, как правило, аристократов и военных в высоком звании — Стивенсон, которого теперь все звали просто Виль, познакомился и со знаменитым бароном Содаком, провернувшим несколько крупных финансовых махинаций, и с генералом Шутигой, что провалил одно из наступлений аальхарнской армии, и даже с господином Бико, который печально прославился тем, что ограбил столичную картинную галерею и выслал бесценные полотна за границу. Благородные господа, как правило, не задерживались здесь надолго — одной из обязанностей Виля было кормить их пищей с высоким содержанием эклента: этот легкий наркотик растительного происхождения при частом употреблении вызывал опухоль мозга. Несколько раз Виль выбирался в столицу, бывал в храмах и видел новые фрески и иконы, изображавшие второе пришествие Заступника. Благодаря профессиональной зрительной памяти, ему хватило одного взгляда на Андрея, чтобы понять, кто перед ним.

— Зачем же вы вернулись, Андрей Петрович? — поинтересовался Виль, наливая Андрею отличной винной настойки на травах — на этот раз без малейшего следа эклента. — Признаюсь честно, имей я возможность отсюда сбежать — бежал бы, не оглядываясь. А вы вот вернулись…

— Просто жизнь на Земле утратила для нас обоих всякий смысл, Уильям, — сказал Андрей, вслушиваясь в потрескивание свечей и отдаленный шелест волн. За стеной ворочался Супесок, периодически всхрапывая и матерясь. — Мужа Нессы казнили, и мы вдвоем решили, что там делать больше нечего.

— Ну, от себя-то не убежишь, — философски заметил Виль, обновляя свой бокал. — Не обессудьте, Андрей Петрович, но я обязан перлюстрировать вашу переписку с дочерью.

Андрей понимающе кивнул. Ничего другого он не ожидал.

— Кстати, — продолжал Виль, — а как вы сюда добрались?

— На корабле, — ответил Андрей, — а с него уже открыли Туннель. Корабль сейчас в автоматическом режиме на орбите.

Глаза Виля подернуло мечтательной дымкой. Он сладко улыбнулся, напоминая кота возле сметаны, и осведомился:

— А ключ запуска Туннеля у вас?

Андрей отрицательно качнул головой.

— У Нессы. Теперь, скорее всего — у его величества.

Виль поморщился; впрочем, если отсутствие ключа его и расстроило, то ненадолго. Андрей подумал, что вокруг него все постоянно строят какие-то планы. Супесок, к примеру, планирует сбежать с островов. Виль размышляет, как бы наложить лапу на корабль. И только он один сидит сиднем и не собирается ничего предпринимать.

— Андрей Петрович, — начал Виль. — А что, если мы с вами попробуем договориться?

* * *

Сидеть на камне на солнышке, любоваться морем и бездельничать — в целом неплохое занятие. Андрей и Супесок сидели на крупных, прогретых солнцем валунах уже третий день подряд, и это стало им постепенно надоедать. Утром Виль отправился сперва на станцию, а потом в Кабуны — ближайший городок: получить почту и пополнить кое-какие припасы, поэтому заключенные пребывали в одиночестве, проводя время на свежем воздухе.

— Ничего себе корма у дамы, — заметил Супесок, сворачивая очередную самокрутку и кивая в сторону соседнего островка — там, стоя на скользких камнях, полоскала белье светлокосая молодая женщина действительно весьма выдающихся форм. Услышав слова Супеска, она выпрямилась и погрозила ему кулаком. Супесок послал ей воздушный поцелуй и основательно приложился к самокрутке.

— Сидите уже, изверги! — крикнула она. — Вот вернется господин Виль, все ему расскажу!

— Ну ты уж и покажи тогда! — рассмеялся Супесок, в две затяжки уничтожил самокрутку и швырнул окурок в воду.

— Тьфу на вас! Охальники! — женщина подняла таз с бельем, подхватила свободной рукой клетчатую пышную юбку и пошла по тропинке. Супесок проводил ее долгим проникновенным взглядом и произнес совершенно неожиданно:

— А ведь нас с вами эклентом травят, доктор.

Андрей кивнул. Тонкий, едва заметный аромат наркотика он ощутил сегодня в каше и почти ничего не съел. В краюхе хлеба, по счастью, не было никаких примесей, но она ничуть не утолила его голод.

— То-то вы не ели ничего, — Супесок прищурился и некоторое время рассматривал развешенную для сушки рыбу — длинные золотистые ряды рыбных тушек невольно заставляли желудок голодно бурчать. — Я думаю, бежать отсюда надо.

Андрей поднял с земли камушек, взвесил на ладони и бросил в воду.

— Как? И куда? — спросил он.

— Вот вы как считаете, сколько времени мы продержимся на этой еде, пока не начнутся необратимые изменения?

— Не больше трех недель, — прикинув, ответил Андрей, — и то если будем есть мало.

— Хреново, — проронил Супесок. — Нам бы продержаться до начала дождей. И рвануть отсюда в самую первую ночь. Связи с внешним миром у них не будет, а с телеграфом я бы поработал — ничего бы никому не сообщили. А мы бы тем временем уехали бы подальше. Не слишком мне хочется тут овощем умирать.