Ещё ничего не понимая, Вадим заворожённо следил, как лезвие ножа упирается в мякоть большого пальца и тянет наискосок, к мизинцу, чёрную, оплывающую линию. Вскоре кровь залила весь нижний угол ладони, и тогда Кирилл сжал ладонь, удерживая жидкость в горсти.

И Вадим наконец понял.

— У тебя много способов заставить меня… напиться… твоей… твоей… Но у тебя ничего не выйдет. Ты сам говорил: для будущего вампира необходимо желание стать им.

Жёсткая, ровная линия рта криво изогнулась. Наверное, Чёрный Кир так улыбнулся.

— Кому, как не тебе, знать, что все мы люди слабые, а потому врём на каждом шагу. Врём не только тому, кто рядом. Врём самим себе. Мы убеждаем всех и себя, что ничего не боимся, а у самих трясутся поджилки. Мы убеждаем всех и себя, что нам ничего не хочется. "Съешь, Викуша, и моё пирожное, я такое не люблю!" И гордимся своим благородством, своей малюсенькой жертвой. А кто-то внутри тебя вопит: "Отдай, контра! Мне тоже хочется сладкого!"

Он передохнул, прерывисто дыша в лицо Вадима.

— Я знаю о твоих высоких устремлениях, Вадим. Но, положа руку на сердце, ты уверен на пороге смерти, что смерти-то этой не боишься? Что кто-то внутри тебя не орёт от страха? Ты думал, что вампиром становятся из жажды бессмертия? Нет, Вадим, человек жаждет сиюминутного, а что может быть сиюминутней, чем жизнь? Вот так-то. Можешь говорить всё, что угодно, но когда тебе осталось жить считанные секунды, не имеют значения твои высказывания вслух!

— Твой длинный разъясняющий монолог в целом сводится к тютчевскому: "Мысль изречённая есть ложь!" — высокомерно сказал Вадим и невольно подавил смешок, поразившись этому чувству, вообще-то ему несвойственному, — высокомерию. Но состояние брало начало из другого впечатления, ощущаемого даже более отчётливо. Из превосходства… Ещё более странно.

— Не-ет, — покачал головой Кирилл. — Мой длинный монолог сводится лишь к одному: вот это (он приподнял ладонь с кровью) — это жизнь для тебя, Вадим. И каким бы ты ни был дураком, ты мне нравишься и я не хочу, чтобы ты умирал. И это очень хорошо, что ты знаешь о предстоящей смерти.

Вадим старался не смотреть через плечо Чёрного Кира, пока не вспомнил про очки — глаз ж не видно! Одновременно старался не потерять нить Кирилловых рассуждений — необходимо тянуть разговор, задавать вопросы, хоть и чувствовать себя при этом дураком, каковым Чёрный Кир уже обозвал.

— Это почему же хорошо, что я знаю?

— Человек силён духом, но телом слаб. Когда тело вопит: "Жить!", дух бессилен. Давай, Вадим, это не страшно.

— Я не хочу! Элементарно! Понимаешь? Не хочу даже касаться твоей крови! Только подумать, что я её… И меня тошнит! Кирилл, дай мне пройти свой путь до конца.

— Так говоришь ты, человек Вадим. Вампир Вадим будет мне благодарен по гроб жизни за каждую каплю крови, давшую ему бессмертие.

— Но и тебе нравится человек Вадим! Что, если вампир тебя разочарует?

— Это только слова. Не тяни, Вадим. Ребята!

Пространство слева, где Вадим чувствовал тревожное присутствие брата, опустело. Митька шёпотом выдохнул: "Вадька!", а дальше пару секунд слышалось только его кряхтенье — он явно пытался вырваться из сильных рук.

— Брата не тронь!

— И не собираюсь. Потом ты посвятишь его сам.

От прикосновения к плечам Вадим дёрнулся: боевики не схватили его — всего лишь придержали за сведённые в напряжении локти. И правда, удобно — Виктория вместо наручников. Вадим едва не зарычал, вспомнив, как легко согласился нести её, как легко поверил объяснениям Кирилла, почему именно он…

И отшатнулся, когда Чёрный Кир шагнул к нему. Отшатнулся в такой панике, что одному из боевиков отдавил ногу, но это мелочь…

И Андрей шёл медленно и слишком далеко.

Пришлось сжать челюсти, чтобы не дать торжествовать Чёрному Киру, услышь он стук зубов. Не объяснишь же, что дрожит Вадим не от страха

— Кирилл, остановись… Ты не даёшь мне шанса на чудо.

— Какое, к чертям собачьим, чудо? Лапшу на уши-то не вешай.

Кирилл говорил монотонно, с трудом, сквозь зубы проталкивая бесцветные слова.

— Я говорю о шансе. Ты так уверен, что Шептун возьмёт город? Ты уверен, что я умру? А если есть хоть маленький шанс, что смогу помешать Шептуну и остаться в живых? Сейчас я думаю только об этом. О возможности, которой ты меня лишаешь.

— Вампиру будет плевать на все возможности. Особенно на те, которые остались в прошлом.

Теперь уже несколько боевиков буквально висели на плечах Вадима, не давая двигаться. Чёрный Кир вскинул окровавленную ладонь — и упал. Неслышно подошедший сзади Андрей ударил его под колени.

Чёрная от крови ладонь впечаталась в чёрное покрытие беговой дорожки.

Боевики, и без того производящие шума не больше шага по сухому песку, замерли.

Чёрный Кир по-змеиному вывернулся из уязвимого положения, когда руки упираются в землю, и сел на бедро — согнув ногу для упора.

— Не согласен, да? С тебя надо было начинать? Сволочь…

Андрей, не торопясь, вынул нож.

"Плохой сон, — ощущая привычную тошноту, а на плечах ослабевший захват насторожившихся боевиков, угрюмо подумал Вадим. — Плохой сон, который повторяется".

Но полоснул Андрей не по ладони, а по запястью. И шагнул в пространство Чёрного Кира, в угол, образованный его телом и вытянутой ногой. "Собьёт", — машинально решил Вадим. Он даже в уме проиграл эту сцену: Чёрный Кир резко поднимает тело и бьёт Андрея бедром, сбивая с ног, а потом ногами…

Андрей нагнулся и поднёс запястье к лицу Чёрного Кира.

— Пей. Луна ещё не в полной силе. Ещё можешь прийти в себя.

Импровизированная сцена в двух шагах от Вадима. Пришлось смотреть в подробностях.

Он видел, как, помедлив, Чёрный Кир приник жутким движением поцелуя к кисти Андрея, чуть придерживая её рукой.

Видел, как морщится Андрей, но больше в его лице не брезгливости, а горечи.

Потом Вадим начал видеть в таких подробностях, о которых не хотел бы и знать.

Например, выяснил, что много крови, чтобы остаться человеком (ещё один парадокс: почти-вампир пьёт кровь, чтобы остаться человеком, — и это истина!), Чёрному Киру не нужно. Но он специально тянет — не пьёт, а высасывает — изо всех сил, к тому же продуманно раня края пореза клыками. И ощущает раздвоение: вампир в нём наслаждается причиняемой "донору" болью, человек — немного смущён, что происходящее развёртывается перед глазами свидетелей.

И всё-таки человек возвращается.

Чёрный Кир откидывается назад и с минуту сидит в позе отдыхающего, а Андрей неуверенно идёт к оставленному мотоциклу. Сосредоточенный на вампире, Вадим неожиданно слышит его сожаление: "Зачем он мне теперь? Надо бы сразу прикончить". Но вампир в Чёрном Кире растворяется, а человек, энергичный и деловитый, забывает о "доноре" и думает только о времени.

Идти осталось недолго — считывает Вадим с поднявшегося Кирилла. Тот никуда не смотрит, крепко держит витой руль бесполезного здесь и сейчас мотоцикла.

Недолго… Показалось, они и зашагать не успели, как Шептун выскочил перед ними: только на пути пустовала скамейка, ап — а на ней уже сидит "красивый мужик".

Забыв обо всём, Вадим уставился на Шептуна, просто глаз отвести не мог. Теперь, когда он знал, кто это, захотелось узнать — а что это? Что такое Шептун? Человек? Нечеловек? То есть нелюдь, как говорила та бабка, которую родичи к внукам везли.

Но взгляд выхватил лишь несколько деталей внешности "красивого мужика": безукоризненно отглаженный вечерний костюм, в нагрудном кармане белеет прямоугольник; с другой стороны кармана нет, зато здесь изысканное украшение: в позе изящно изогнувшейся ящерки вцепилась в костюмную ткань маленькая крыска. Всё бы ничего. Мало ли какие украшения предпочитает любитель рвать головы, но у крыски лапы, голова и мясистый хвост держатся на скелетике, очищенном от плоти. И, тем не менее, крыска живая. Она поворачивает головку, вздёргивает мешковатые усатые щёчки и скалится на Вадима зубастым оскалом…