Задумчиво глядя на собирающихся в "верхний" город, Лёхин про себя начал прикидки, с чего приступить к выполнению насущных задач в своём мире и кого можно припрячь в помощники.
45. Два дня спустя.
Утро настолько раннее, что лишь по трудно различимым приметам можно догадаться, что ночь сдаёт свои позиции. Помня, что именно под утро людям снятся самые яркие сны, вернулись бродяги Шишики, собиравшие всю ночь новости по дому, умилённо поглядели на крепко спящего Лёхина и витающие над ним сны и устроились: один под ухом хозяина, другой на голове.
Лёхину снились впечатления от недавних событий.
Вот он рассказывает друзьям о деревне Ивановке, куда надо бы съездить, поскольку там ничего не знают о судьбе умершего в военном госпитале солдата. Павел снисходительно спрашивает у него, а заготовлена ли легенда, откуда Лёхин узнал про солдата, или он собирается честно рассказать о привидении, неприкаянно блуждающем по городском кладбищу? "Где ты найдёшь лучшего мастера вешать лапшу на уши, чем я?" - с превосходством в голосе спрашивает Павел, и Лёхин соглашается. Да, лучшего мастера сочинять байки он пока нигде не встречал. А Олег спрашивает, неужели они хотят трястись всю дорогу туда и обратно на рейсовом автобусе, когда у него машина на ходу? И снова Лёхин соглашается, что Олег прав и лучше будет, если они съездят в ту деревню на его машине. А Леонид задумчиво добавляет: как-то страшновато ему отпускать их, троих, куда-то в неизвестную сторону, мало ли куда без него вляпаются, вдруг понадобится его помощь. А Роман завидует, но ничего сделать не может - уроки! И Никита завидует, но ему отчитываться перед хозяином о незапланированном путешествии, и ещё неизвестно, поверит ли Комов в приключения в Каменном городе.
Поехали с утра. Дорога заняла часа полтора, но застряли в той Ивановке почти до вечера. В сельсовете нашли документы, а по ним разыскали дочь солдата, давно овдовевшую. Добравшись до избы, обнаружили семидесятилетнюю старушку, перед которой Павел излился соловьём, но информацию донёс реалистично. Старушка всплеснула руками и пригласила их за стол. От наваристых мясных щей да свежеиспечённого хлеба нежданные гости не расслабились. Первым зорко огляделся Леонид и попросил молоток и гвозди. В общем, до вечера общими усилиями много чего сделали: подняли и укрепили забор вокруг сада, особенно со двора, откуда корова постоянно пыталась пролезть через склонённые пласты развалившегося забора и могла застрять в них; поставили на всех дверях конюшни и сараев засовы; подняли на новые петли ворота в огород; сменили прогнившую ступень на лестнице крыльца; в доме укрепили гулкую металлическую раковину под умывальником (раковину соседский мужик-пьянчужка ничтоже сумняшеся просто прибил гвоздями к стене, отчего та висела на соплях да скособочась); залезли на чердак (на подлавку - выразилась старушка) и замазали щели в полу, вокруг печной трубы, цементом, за пакетом которого Олег сгонял в местные "Товары повседневного спроса". Но домой ехали довольные, и вся машина пропахла яблочным, остро-пряным духом "антоновки" - подарком старушки, которая от уговоров оставить себе побольше (загрузили весь багажник!) отмахнулась: остатки-то не знает куда девать, видимо, ближе к декабрю мочить в кадках яблочки придётся, иначе пропадёт урожай.
А Лёхин ещё доволен был, потому как, прощаясь со старушкой, углядел на пороге, рядом с нею, плачущего радостными слезами домового и отдельно поклонился и ему. Домовой сквозь слёзы расцвёл - и Лёхин расцвёл: угодили!
На следующий день, рано-рано утром, Лёхин вскочил по будильнику и быстро собрался. Не дожидаясь транспорта, прошёл в утреннем сумраке две остановки и свернул на старое кладбище. Искать Захарку сам не стал. Смысла нет. Нашёл кладбищенских Палисадничих, а те проводили его к мамонтихе. Почти до рассвета уговаривали её не бояться незнакомого человека. Как ни странно, уговорили Шишики. Они съехали с Лёхина, уселись почти в ногах призрака и разинули на него пасти. Чего уж там они орали, кажется, даже Палисадничие не поняли, но Захарка подняла хобот и опустила его на плечо человека. Вспомнив про несколько временных пространств, о которых говорила Вертушинка и которые не мог пересечь заблудившийся в них мамонт, Лёхин сообразил, что таким образом Захарка пытается удержаться в одном из них. И так, с громадным зверем-призраком, державшимся за его плечо, человек спустился к речке, пересёк её, а там уж зверь, оглядевшись, радостно пошёл по тронутым морозом серебристым лугам, постепенно пропадая в первых лучах солнца.
Не откладывая на потом, Лёхин сходил в церковь неподалёку от кладбища и поставил три свечки за упокой души угоревшей девочки Катеринки, её бабушки и её мамы…
… И тьма… Опустила она Лёхина в свои глубины, и увидел он себя бегущим вниз по каменным лестницам… Тьма… Он стучит в городские ворота, а из привратницкой ворчат: "Заходи, коли свой". И он заходит и привычной дорогой идёт на рыночную площадь. Базарный день. Весёлая толпа. Звонкоголосый гомон. Солидные взрослые, ведущие серьёзный торг. Озорные детишки, стайками протискивающиеся между ними… Девочка, с налобной повязкой на длинных тёмных волосах, улыбнулась Лёхину и пропала, втянутая руками нетерпеливых подружек в толпу. Мимо прошёл высокий человек в чёрной кожаной одежде с металлическими заклёпками, бросил: "Мы не знакомы?.. " Лёхин ещё успел усмехнуться: "Нет, Феликс, пока не знакомы". Струнный звон заставил его тоже протискиваться через толпу жаждущих послушать музыку. Ромка сидел на каком-то помосте и играл на гитаре, только инструмент у него здесь раздался вширь и покрылся прихотливыми узорами, а уж звучал!.. Роман поднял глаза от струн, уголками губ улыбнулся, мол, привет, я тебя увидел!.. А потом насторожился, стал вглядываться поверх толпы, и Лёхин тоже обернулся: народ там почтительно расступался перед кем-то в длинном богатом плаще…
Тьма… Только две пары жёлтых фонарей горят. Изредка помаргивая. И такое любопытство в глубинах этих моргающих фонарей…
… что Лёхин проснулся. И в миг просыпания вдруг крепко зажмурился!.. Мелькнуло что-то такое, отчего по сердцу прошло теплом… Но что? Вернуть бы тот миг…
Шишики переглянулись и влезли на закрытые веки хозяина.
… Снова толпа нарядно одетых людей - и Аня смеётся и машет ему рукой от решетчатого забора, окружающего место с качелями.
Лёхин вздохнул от счастья - и полностью проснулся.
Из-под тёплого одеяла вылез с неясным чувством, что вернулся к обыденной жизни и пора что-то делать по обычному, заведённому ранее порядку. Свалившиеся с него Шишики пробурчали целую фразу, из которой он понял, что они только-только пристроились поспать, а хозяину всё неймётся - и чего бы ему ещё немножко не подрыхнуть?..
Пока Лёхин натягивал домашние штаны, посматривая на всё ещё тёмное окно (рановато встал, рановато), в спальню заглянул Джучи. Постоял у двери, потом вошёл - и сразу к постели. "Помпошек"-то на смятой подушке две штуки. Непорядок. Кот встал на задние лапы, опершись передними о край постели. Нюхнул духу от Шишиков. Странно. Своими от обоих пахнет. Прыгнул понюхать поближе. Точно - свои. Ну ладно. Своим на тёплой хозяйской подушке можно. Только вот… Подушка большая, а "помпошки" маленькие. Джучи осторожно придавил лапой край подушки и глянул на Шишиков. Те зыркнули, но ничего не сказали. И кот вальяжно вытянулся по всей постельной принадлежности и, зевнув, уснул. Съехавшие в углубление, образованное кошачьей тушей, Шишики вздохнули и приникли к пушистому тёплому боку. Иногда котам тоже интересные сны снятся.
Исподтишка следивший за кошачьими поползновениями, Лёхин выдохнул. Что-что - а погонять ненашенских "помпошек" Джучи любит.
Выйдя из комнаты, Лёхин сразу направился к ванной комнате - и резко застыл. Невнятные звуки доносились оттуда. Бормочущие, подвывающие и время от времени даже ритмичные. Встал за дверью, прислушался:
