- Джучи?
Кот обрадовался, головой потыкал хозяина уже в подбородок, после чего спрыгнул с коленей, так сильно оттолкнувшись, что Лёхин судорожно вздрогнул и проснулся полностью. Вялыми, непослушными пальцами он спрятал меч в чехол. "Сижу на остановке! - сделал открытие Лёхин, оглядевшись. - Я что-то про Шишиков начал думать, а Джучи помешал". Он так и не вспомнил, хотя мысль была простенькой: в недавнем прошлом уже случались ситуации, когда его личный Шишик пинками и воплями доводил его, сонного, до квартиры. А сейчас, когда Шишиков двое, попыток довести спящего на ходу хозяина до дому они не предпринимают… Лёхин снова сгорбился над мечом.
Если честно, то "помпошкам" оказалось не до хозяина. Они лихорадочно фиксировали неясные тени, плывущие вокруг головы Лёхина.
Поэтому миссию доставки хозяина домой взял на себя Джучи. Кот о высоких материях не размышлял. Он просто знал, что в его жизни самое главное - хозяин и дом, всегда взаимосвязанные. Но почему-то сейчас хозяин и дом существовали в отдельности друг от друга. Для огромного чёрно-белого кота это такой же непорядок, как отсутствие полной миски корма. Взволнованно задрав хвост, он побежал от остановки к углу дома, перемахнул небольшую дорогу к собственному дому, взлетел по лестнице, промчался по дороге и, не тормозя, завернул к родному подъезду. Здесь, томимый творческим зудом, колыхался Касьянушка в попытках подобрать слова для новой колыбельной:
- Положу тебе под ушко, милый, мягкую подушку. Будешь баиньки, дитя, спи спокойно у меня. Вон твои заснули куклы, мишка плюшевый уснул. Ночь сегодня будет лунной, песенку тебе спою… Ох, Дормидонт Силыч смеяться будет, скажет: тоже, рифму нашёл Касьян - "уснул - спою"! Не-ет, надобно иное придумать… Ой, Джучи бежит! - обрадовался творческой находке Касьянушка и придумал: - Вот бежит красивый котик…
Котик махом, не останавливаясь, проскочил привидение.
- … У него больной животик… - пробормотал призрак нищего, изумлённо глядя вслед коту. - Хотя… С больным животиком Джучи, наверное, под кустиком бы посидел сначала. Ох, не случилось бы беды какой…
Он взмыл на "свой" этаж и, влетев на кухню, торжественно сказал Елисею и Никодиму, вкушающим по очередной чашке чаю перед утренней суетой:
- Откройте дверь бедному животному, дайте ему приют! Ибо обеспокоено оно…
Домовые спрыгнули с подоконника и затопотали валенками в прихожую.
Открыли. Джучи и в самом деле сидел перед дверью. Но не прошмыгнул, как обычно, сразу на кухню, к вожделенной тарелке со свежей сметаной, а резво вскочил, снова распушив кверху хвост, и подбежал к лифту. А затем "бедное животное", пару раз царапнув лифтовую дверь, стремглав кинулось по лестницам вниз.
На мгновение домовые опешили. Этих секунд хватило, чтобы к ним присоединились и домовые-соседи, коротавшие ночь у компьютера. Не глядя ни на кого и мгновенно став серьёзным, Елисей перешагнул порог на лестничную площадку, подпрыгнул и погрузился в бетонный пол. Для него дом немедленно превратился в туман, в котором мелькали пол, пространство между ним и потолком следующего этажа, сам потолок, следующая лестничная площадка. А сквозь туман Елисей видел почти вровень с собой летящего по лестницам сосредоточенной стрелой Джучи.
Вскоре по дороге перед домом, стараясь не отстать от кота, мчалась толпа домовых, сопровождаемая привидениями, слетевшимися на крик переполошённого стремительными событиями Касьянушки.
Джучи ворвался под остановочный навес и прыгнул на скамью рядом с хозяином. "Привёл. Теперь сами думайте, что дальше делать".
Попервости Елисей даже растерялся. Хозяин выглядел абсолютно пьяным, каким домовой ни разу до сих пор его не видел. Он пытался встать - и не мог. Пытался что-то сказать - язык заплетался. Меч, которому в таком месте не полагалось открытым быть, использовался как посох… Домовой подпрыгнул и влез на скамью. Потянул носом - нет, не пахнет хмельным. Да что ж такое?!
- Да устал он! - сделал открытие Дормидонт Силыч. - Так устал, что встать моченьки нет! Помочь бы ему!
Пока вся толпа старалась сообразить, что к чему, Лёхин вдруг огляделся и встал.
- Все под крышу, - негромко сказал он.
- Ой, Лексей Григорьич! - обрадовался Елисей. - А мы-то думали…
- Все - под крышу…
Толпа домовых и привидений шарахнулась в стороны: хозяин внезапно вцепился в меч двумя руками и выпрыгнул из-под навеса остановки. Они ещё оборачивались…
… Лёхин вовсе не был до такой степени уставшим, чтобы мышцы вдруг ни с того ни с сего наотрез отказались подчиняться ему. Сначала он решил, что странная вялость появилась из-за недосыпа. Но когда к вялости добавились головокружение и желание просто сидеть не шевелясь… А тут ещё Шишики… Они вдруг вылупили глазища на его голову, дёргаясь от старания уловить что-то вокруг него.
Сидя на его руках, с трудом держащих оружие, Шишик Ник неожиданно расширил глазища - и Лёхин, словно воду из ведра щедро шлёпнули на пыльное окно, увидел всё сразу: и домовых, и привидений, и Джучи, прыгнувшего рядом на скамейку… И машину с притушенными фарами, скользнувшую к остановке. Она ещё тормозила, а дверцы распахивались, и из неё выскакивали и выскакивали люди, странно и ужасающе мягкие (он видел, как они колыхались!) и толстые, словно груши… И - призрачно-светлые их зелёные глаза…
Всего три шага успел! Всего… Нога со всего маху врезалась в невидимую преграду. Лёхин не удержался. Вторая нога уже не наткнулась - в неё ткнули жёстким и прозрачным. Конечность взорвалась такой болью, что пальцы сами разжались. По пустынной остановке загремело. И в темноте, падая, Лёхин так и не увидел, куда отскочил меч.
А преграды, заставившие его упасть, куда-то делись. Он грохнулся, выбросив руки вперёд и под себя в последней попытке если не сохранить равновесие, то хотя бы не удариться головой. Ладони ожгло подмороженным асфальтом. Он зашипел от боли и немедленно напрягся встать. Но успел только об этом подумать…
Первой добежавшая до него туша ударила ногой - ботинком, словно из чугуна. Удар пришёлся в бок. И оказался так силён, что Лёхина швырнуло в край остановочного навеса. Он успел прикрыть лицо воспалённо-горящими ладонями, и металлический брус, опора для закрывающих от ветра щитов остановки, врезал лишь по рукам.
Уже не обращая внимания на боль в ободранных и ушибленных руках, Лёхин схватился за брус, чтобы встать, встать!.. Следующий удар чугунным ботинком словно имел целью сломать ему руки - ударили в предплечье. Он рухнул. Стоящий у навеса ещё только опять поднимал ногу - для нового удара, когда второй, близко подошедший сзади, ударил упавшего Лёхина - тот упрямо поворачивался набок - по плечу, будто приколачивая его к асфальту. Лёхин почуял, как левая рука онемела, хотя ещё слабо двигалась. Он ещё только это отметил, как удары посыпались со всех сторон, безостановочно, словно неизвестные всерьёз собирались его убить.
Один из неизвестных схватил его за грудки, поднял на ноги и приблизил к себе. Пахнуло от него, как из собачьей пасти, переваренным мясом. Будто во сне, Лёхин увидел узкую морду с оскаленными длинными резцами. Раскрытой ладонью его хлёстко ударили по лицу. Голова резко мотнулась - едва не свернул шею. От множества пронзивших и процарапавших кожу уколов висок и щека облились горячей, пощипывающей кровью. Из затуманенного болью сознания пробилась мысль: "Он же… ладонью… Ладонью… Откуда… иглы?.."
Оглушённый, Лёхин уже чувствовал себя отбивной-полуфабрикатом, когда мучители прекратили избиение. Ему ещё показалось, что слышит подзывающий свист от машины. Когда Лёхин решил, что беспощадная бойня закончена, и чуть расслабился, голова в районе уха взорвалась. Мелькнули холодные белые искры перед глазами. Мир переворачивался с ног на голову…
Спокойный шаг чьих-то ног по асфальту. Кажется, кто-то остановился над ним. Поможет? Слабая надежда разлетелась вдребезги, когда бархатный баритон, ужасающе знакомый, мягким, даже интеллигентным тоном произнёс:
