К тому же это было время, когда люди на удивление много общались. Любители физкультуры вовсю бегали трусцой и делали зарядку, и не только из-за относительной прохлады, но и из-за того, что по большей части были заняты днем. Карен бегала трусцой или пыталась бегать примерно неделю. В первый раз, когда она вышла из дому в бледный свет утра и длинных легких теней, она чувствовала себя неловко и неуверенно. Теперь ей это нравилось. Среди тех, кто следил за своим здоровьем, было некое товарищество, приятное осознание своего превосходства над ленивым большинством, еще храпевшим в постелях. Самые убежденные сторонники бегали в состоянии полной отрешенности от действительности, взгляды их были устремлены в пустоту, лица — ярко-красные, покрытые потом; но многие, как и Карен, находили время для дружеского взмаха рукой или улыбки или выдыхали: «Привет!» — пробегая мимо. Обсаженные деревьями улицы казались прохладнее, чем они были на самом деле, а набережная вдоль старых каналов В и О была прекрасна в это время дня, ее затеняли окружающие здания, а вода мягко журчала под пешеходными мостиками.

Джули дала ей описание новой диеты. Джули коллекционировала разные диеты, хотя, насколько можно было судить, ни одной из них не придерживалась. Карен пыталась следовать этой диете, хотя она считала, что деревенский сыр на завтрак — это отвратительно и съесть его трудно, а уж получить удовольствие и подавно.

Было начало девятого, когда она вернулась домой; времени для стирки оставалось достаточно, а потом она пойдет на работу. Она не могла поверить, насколько ей нравится стирать — даже не в машине, а вручную, тщательно и аккуратно.

Специальные брошюры, которые она взяла у Смитсониан, и книга, которой ее снабдила миссис Мак, сначала нагнали на нее робость своими страшными предупреждениями и наставительными советами использовать только дистиллированную воду и специальные моющие средства. На самом деле в них не хватало четких практических советов. Основная часть их была написана музейными работниками, главная задача которых была сохранить ткань, а не вернуть ей внешнюю привлекательность или сделать пригодной для носки; у Карен создалось отчетливое впечатление, что если бы эти эксперты могли поступать, как они считали нужным, то вообще не стали бы демонстрировать одежду, а сразу убрали ее навсегда в специальные контейнеры, где она была бы в безопасности от воздействия света и прикосновений.

Немногие книги, написанные для владельцев и продавцов «марочных» платьев, скатывались в другую крайность. Если одежду нельзя отстирать и вычистить обычными методами, то не связывайтесь с ней — такова была суть их советов. В большинстве случаев Карен пришлось опираться на собственные суждения и собственный здравый смысл.

Она с опаской и волнением экспериментировала, и получалось, что белый лен и хлопок прекрасно реагировали на мыло, воду и осторожное использование отбеливателей. Она научилась определять изношенные места, которые могли расползтись, если их намочить, и выяснила, что некоторые старые пятна, например от ржавчины, нельзя свести, не повредив саму ткань. Она испробовала старые методы — отбеливания на солнце, лимонный сок и воду со щепоткой соли.

Одна из подруг миссис Мак, воодушевленная тем, что нашла благодарную слушательницу, рассказала ей, как стирали пышные нижние юбки с оборками, когда она была маленькой, — их вручную терли щеткой на стиральной доске, подкрахмаливали, сбрызгивали водой, скатывали и гладили горячим утюгом, который грели на плите. Карен не решилась купить стиральную доску или расстаться со своим удобным электрическим утюгом с режимом отпаривания, но она обыскала все магазины в поисках старомодного средства для подкрахмаливания «Арго» и последовала инструкциям, приведенным на коробочке: кипятила воду, процеживала и разводила, как было сказано. Эффект получался лучше, чем от аэрозольного средства, убеждала ее наставница, и сохранялся в течение нескольких стирок.

Отчасти Карен получала чисто осязательные наслаждения. Было приятно держать в руках натуральные материи — лен, и хлопок, и шелк — и видеть, как они словно по волшебству преображаются из грязных, тусклых, мятых комьев в сияющие белые одежды, хрустящие от крахмала.

Была еще одна причина, по которой ей так нравилась работа, ранее воспринимаемая ею как недостойная ее интеллекта. У этой работы были зримые осязаемые результаты. Красивые платья, элегантно отделанные кружевами, висели на вешалках и плечиках, танцевали на сушильных веревках, натянутых в саду.

Они были плодами ее собственного труда и здравого смысла, и они означали деньги в банке — деньги, которые она заработала. Все, что она получала после долгих часов труда для Джека, была случайная строчка в книге: «И наконец, я должен поблагодарить мою жену, напечатавшую эту рукопись...»

В свете утра те кружева, которые она купила накануне вечером, выглядели даже лучше, чем она надеялась. Она снова стирала, отбеливала и прополаскивала; вскоре бельевые веревки в саду были заполнены. Карен наградила себя еще одной чашечкой кофе — черного — и села на террасе, чтобы расслабиться на пару минут и посмотреть на результаты своих трудов.

Она подумала, скоро ли начнут жаловаться соседи. Вид ее сада совершенно не соответствовал Джорджтауну, и, хотя высокая изгородь обеспечивала определенную защиту от посторонних взглядов, старый мистер ДеВото, который жил в доме с северной стороны, больше всего обожал лезть в чужие дела. Ну и пусть жалуется, подумала она с вызовом. Правда, лучше было бы, если бы у нее был собственный дом в пригороде или маленьком городке, где в воздухе нет выхлопных газов и смога. Она не сможет жить так и дальше с Рут и Патом; даже если ее гордость позволит ей это, то уж дядюшка точно не выдержит, если ему придется пробираться через ряды белья и кружев каждый раз, когда он захочет посидеть на террасе или принять ванну.

Когда ровно в одиннадцать часов Карен пришла на работу в магазин, она обнаружила, что он уже открыт и Роб вовсю работает. Ее радость по поводу такого неожиданного поступка была омрачена сообщением Робби о том, что он будет отсутствовать после обеда. От ее протестов он легкомысленно отмахнулся: «Дорогая, тебе нужно побольше веры в себя. Это же так просто. В чем проблемы, моя сладкая?»

Проблема была в том, что суббота — самый оживленный день и было бы хорошо, чтобы в магазине работали двое. Роб знал это не хуже Карен, но, хотя ей очень хотелось высказаться, она решила, что не стоит стараться. Наймом и увольнением занималась не она, а если Роб обидится на ее замечание и уйдет, она останется одна и помочь будет некому.

Как и Александр, он был не Бог весть что, но все же лучше, чем ничего. Она задумалась, как ему удается сохранять свое место. Наверно, у него есть какое-то влияние на Джули, раз он уходит, когда хочет, словно это в порядке вещей, она уже видела это раньше. Вряд ли Джули и Роб были любовниками, подумала она. Роб едва ли стал бы так напоказ щеголять своими любовными делишками, если бы это было так. Может быть, какая-то тайна связывала их в прошлом.

Роб ушел в два, распространяя вокруг себя запах какого-то крепкого и по идее сексуального одеколона и ухмыляясь так, что Карен захотелось чем-нибудь в него бросить. Посетителей было много. Покупали не очень, но колокольчик над дверью звенел не переставая, и у нее не было и минуты, чтобы присесть. Наконец часа в четыре поток начал спадать. Небо было белесым и тусклым из-за жары, и люди с нетерпением ожидали «счастливых часов».

Карен только успела рухнуть в кресло, как зазвонил телефон. Вместо того чтобы взять трубку, она бросила в сторону телефона осторожный взгляд; последний звонок был от дилера, у которого осталось какое-то неотложное дело к Джули и о котором она явно забыла, так как не предупредила Карен. Дилер, человек довольно невоспитанный, излил свой гнев на Карен, и обида была еще жива. У нее не было настроения выдерживать еще одну подобную стычку.

Все равно надо было отвечать на звонок. На ее обычное: «Старые вещи». Чем могу быть вам полезна? — ответил знакомый голос: