Среди мужчин абака было много сильных людей. Как и у бомбе, с которыми я бегло познакомился, и у них применяют материю из лыка для одежды. Я получил у Анзеа кусок ее для моей коллекции. Она толста, окрашена в темный цвет и не может быть даже отдаленно сравнена с красивым мягким мбугу, который делается в Буганде.

Абака бреют волосы на голове вокруг лба и значительно выше затылка. Остальные волосы связываются в маленькие косы, которые свешиваются во все стороны. Эта прическа производит впечатление парика.

Особенность одежды этих негров – своеобразное прикрытие половых органов маленьким кожаным клапаном, закрепляемом на ремне.

Из оружия я видел, кроме просто изготовленных копий разной величины, также луки и стрелы. Они точно такие же, как у мору, и носятся на плече в корзинообразном колчане.

Стрелы, применяемые на войне, отравлены.

Многие из мужчин и женщин просверливают край мочки уха до пятнадцати раз и протягивают длинную соломинку. Я видел также шнуры маленьких белых бус, протянутых от одного уха к другому.

Цвет кожи абака красно-коричневый, на открытом воздухе под синим небом кажется черным и весьма близко напоминает цвет кожи восточных негритянских племен на Ниле.

Два дня спустя после прибытия я покинул селение Анзеа с намерением попытаться продвинуться дальше к югу, к Багинзе. Под водительством Анзеа, ехавшего впереди на жалком ослике, я 16 апреля отправился в путь к вождю мунду Габологго.

Через четверть часа после выхода мы пересекли хор Хеди, который впадает к северу в Аире.

Область, лежавшая к югу от селения Анзеа, – большая однообразная, слегка всхолмленная саванна. Покрытая лесом двуглавая гора Эмбе остается на большом расстоянии единственной выдающейся точкой.

Мы шли четыре часа на юго-восток, пока не достигли хижин мунду. Эти хижины образуют маленькие деревушки, справа и слева от дороги, и видны в высокой траве между кустами и деревьями.

Скамеечка азанде

К югу и востоку до хора Toppe тянется область мунду, на западе ограниченная жилищами азанде или бомбе, на юге поселениями абукайя ойгига, тогда как на востоке в углублениях и между речками лежат деревушки идио племени макарака.

Область мунду занимает площадь в круглых цифрах около 2200 квадратных километров.

Мы сделали остановку у шейха Балаби. Это было в полдень. Несмотря на горячие солнечные лучи, я почувствовал в пути озноб и казался чрезвычайно усталым, так что едва мог дождаться, пока будет построена рекуба, в которой надеялся отдохнуть. Меня мучила страшная жажда. Я утолил ее четырьмя стаканами чая. Чай был вообще самым лучшим моим подкрепляющим средством. До утреннего похода я выпивал два стакана с несколькими хартумскими сухарями. По приходе в лагерь, после того как все было приведено в порядок, повторные два стакана чая доставили мне большое удовольствие. Только между пятью и шестью часами вечера я ел свой скудный обед. От вождя Балаби я поехал к Габологго, чьи деревушки находились на расстоянии 22 км на юго-юго-запад. Между скалистыми горами Гундуку и Багеда глаз блуждает по обширной равнине, которая на далекое расстояние усеяна хижинами мунду.

На переход многих болот, поросших папирусом, и различных ручьев мы потеряли много времени. Лихорадка еще была у меня в крови, и я был очень рад найти в тукле ангареб и поспать в выстроенной для меня рекубе. Я замедлил дальнейший путь, чтобы получить у Габологго сведения о Багинзе.

К моему счастью, носильщики запоздали; так как у меня снова появился озноб, о дальнейшем пути не могло быть и речи.

Я провел день в дремоте на ангаребе, совершенно равнодушный ко всему, вокруг меня происходившему.

Расстояние до вождя мунду Калифа было незначительное. Я предполагал вовремя выступить, чтобы по возможности до наступления приступа лихорадки быть на месте. Наш переход требовал четырех часов пути на юго-восток. Снова некоторые болота, густо поросшие папирусом, затрудняли наше движение.

На полпути нам встретилась колония абака. К счастью, мне удалось попасть в село шейха Калифа прежде, чем начался новый приступ, и я даже успел записать сегодняшний маршрут. Лихорадка осталась моим неизменным спутником и на обратном пути в Кабаенди.

Было очень приятно, что после обеда приступ прекратился. Утром я почувствовал себя достаточно сильным, чтобы продолжать путь. Но неумолимо, как и моя лихорадка, появились на небе грозовые облака, и полил дождь.

Шейх Калифа повел нас к деревушкам вождя Ангули, живущего в 16 км на юго-восток от его хижины. Со времени моих блужданий к Анзеа, отнявших так много времени, я от селения к селению брал с собой вождя.

Наше появление в деревушках Ангули вызвало настоящую панику. Молодые и старые, все хотели бежать. Только выступление вождя Калифа и его уговоры успокоили их и заставили остаться. До наступления вечера мы стали добрыми друзьями.

Я намеревался отправиться от шейха Калифа прямым путем, не делая крюка к югу, и сэкономить несколько дней.

Я хотел, однако, собрать сведения о странах на юге и западе в надежде узнать что-нибудь о Багинзе. Однако у всех туземцев обнаружилось поразительное незнание своих ближайших соседей.

Стереотипный ответ, который я слышал на свой вопрос, был: «геш! геш!» (трава! все трава!) Два дня я пробыл, вследствие лихорадки, в селе Тендиа. На переход до вождя мунду Рингио – 11 км длиной – потребовалось около трех часов.

От Рингио, вождя мунду, при быстром переходе мы могли прийти в зерибу за один день. По дороге не было никаких жилищ. Быстрым шагом без остановки достигли мы хора Toppe.

Ландшафт был весьма однообразный: кустарник с периодически появляющимися прогалинами. Пересечь Toppe было невозможно. Пришлось ждать, пока сойдет вода, вызванная недавним ливнем с грозой.

Утром дождь стал заметно слабеть и более не мешал нашему дальнейшему переходу через Toppe. Мы продвигались ощупью по мосту, сделанному из деревьев, ветви которых переплетались с корнями, и лежавшему под водой на глубине до трех футов; при этом приходилось часто погружаться почти до пояса. От корней и веток ноги сильно пострадали. Некоторые длинные ветви прибрежных деревьев служили поддержкой для рук. Впереди шел носильщик. Следуя за ним, я перешел на ту сторону, насквозь промокший. Носильщики, стоя на ветвях импровизированного моста, передавали багаж друг другу. Осел и верховой вол должны были переплыть реку выше по течению. Переход длился час. Дальнейший путь лежал в северо-восточном направлении. Нам предстояло еще пересечь болотистую низменность. Как обычно, носильщики шли впереди. Они уже достигли возвышенности на другой стороне и находились на расстоянии тысячи шагов от меня. Я следовал по болоту за двумя слугами, пригибавшими передо мною камыш и папирус и притаптывавшими их. Идя по притоптанным растениям, можно часто пройти, не замочив ног. Мои оба слуги с двумя ружьями также перешли болото и стояли в нескольких шагах впереди меня, в то время как я медленным шагом проходил посредине по срезанным стеблям папируса.

Вдруг слева послышался страшный гул, и прежде чем я что-либо понял, между мною и слугами промчались галопом два рослых буйвола и в следующее мгновение исчезли из виду. Все это произошло настолько быстро, что невозможно было проследить за совершившимся.

В 12 часов я увидел вдали вытянувшиеся дворы зерибы, к которым я подошел полчаса спустя и где меня приветствовал Копп. Моя вторая круговая поездка была окончена. За двадцать дней я прошел путь в 290 км, – весьма хорошие результаты для африканских условий, особенно, если принять во внимание мое болезненное состояние и вынужденные, в связи с этим, дни отдыха.

После очень тяжелого, вследствие моей болезни, похода к Анзеа и мунду наступил спокойный и сравнительно приятный период жизни в зерибе. Моя лихорадка прошла, но, из-за недостатка питания и невероятного исхудания в течение нескольких дней, у меня начался отек ног, причинявший мне в последующие дни много неудобств.