— Я начинаю понимать, что означает «усиленная охрана», но все это никак не влияет на мой план.

— Гляди, — Вольта положил поверх фотографии схему туннеля. — В туннеле четыре самостоятельных системы сигнализации, по одной на каждый пропускной пункт, каждая контролируется военно-воздушной базой Холлоумен в двадцати милях к югу. В случае чего эскадрон F-15 и целая компания морпехов на вертолетах прибудет на место через пятнадцать минут — а то и раньше.

— Это мне не нравится. Хотя, опять же, никак не отражается на моем плане.

— Не нравится в принципе?

— Ну да. Поскольку любой промах может стать последним.

Вольта кивнул:

— Плюс к этому воздушное пространство над Долиной Тулароса контролируется радиолокационными установками с базы — но только начиная с высоты в пятьсот футов, так что небольшой самолет или вертолет там вполне пролетит. Правда, право на просчет у нас здесь тоже весьма ограничено.

Но вернемся пока к туннелю. Внутри была проложена колея для электрокаров, которые перевозят людей и грузы. В последнее время там проводилось много технических работ, так что, возможно, наша информация устарела. Думаю, ты понимаешь, как сложно проверить все тонкости при том, что наблюдательного пункта непосредственно на месте у нас нет. Поэтому первое, о чем я хочу тебя предупредить — и повторю это еще не раз: если ты обнаружишь, что хоть что-нибудь идет не так, как ожидалось, не позволяй себе никаких импровизаций! Сделай шаг назад; доложи о происходящем; мы пересмотрим план.

— Допустим, мой план не прокатит? Я еще не слышал ничего о вашем собственном.

— Мы еще не перешли к самому неприятному: к тайнику. Он был изготовлен Сибрук Секьюрити по спецзаказу ЦРУ. Это куб идеальной формы, со сторонами в тринадцать футов, каждая стена укреплена двухфутовой пластиной нержавеющей стали.

— Отлично, — усмехнулся Дэниел, — будет где разгуляться.

— Более того, — продолжал Вольта, — каждая стена, кроме двери и пола, оборудована снаружи электрочувствительной сеткой, реагирующей на давление в диапазоне пятисот фунтов на квадратный дюйм и температурные изменения в диапазоне трехсот градусов. Дверь и пол чувствительны к давлению изнутри тайника в пять фунтов на квадратный дюйм и к изменению температуры в десять градусов. Так что просверлить отверстие или взорвать стену будет довольно сложно. За состоянием сеток следят одновременно и независимо с пропускных пунктов, с военно-воздушной базы и с ближайшей точки ЦРУ — и, разумеется, сигнализация сработает, если дверь будет открыта или закрыта иначе, кроме как путем набора последовательности цифр, которая меняется ежедневно.

Вольта усмехнулся:

— Ну, где теперь твой план?

— В заднице, — признался Дэниел.

— Я полагаю, ты рассчитывал пробыть в тайнике достаточно долго, чтобы потом дематериализоваться вместе с Алмазом.

— Ну да. Я думал, я просто заберусь в тайник, пробуду там тридцать-сорок часов, которые требуются, чтобы объект оказался в моем поле, или как там вы говорили. Вы, значит, тоже об этом подумали.

— Да, это приходило мне в голову, но я отказался от этой идеи еще до того, как узнал, что пол в тайнике чувствителен к изменению давления.

— Почему?

— Ты слишком рискуешь. Допустим, ты будешь в тайнике в тот момент, когда они придут — а они делают это довольно часто — взять Алмаз для опытов в лаборатории ЦРУ?

— Я бы исчез.

— И как долго ты пробыл бы в таком состоянии?

— Я уже достиг двадцати минут, как вы и велели, но чувствую, что могу выдержать дольше.

— А если бы они остались внутри в течение часа? Тебе пришлось бы воплотиться.

— Да, но не обязательно в тайнике. Я бы прошел сквозь гору, воплотился, подождал, пока они уйдут, и вернулся бы в тайник.

— Тебя могли бы заметить снаружи, там негде спрятаться. К тому же пришлось бы прервать контакт с Алмазом и начать все сначала. Возможно, прошли бы многие месяцы до тех пор, пока ты смог бы пробыть с Алмазом сорок часов кряду — и я уверяю, твои силы иссякли бы намного раньше. И хорошо еще, если сорока часов хватило бы на то, чтобы принять Алмаз в свое поле. Мои выводы о сорока часах основаны на наблюдении за силовыми полями и мощностями обычных предметов. Алмаз — предмет необычный. Возможно, ты подпадешь под его поле — шестифунтовый шаровидный Алмаз, который к тому же светится, наверняка обладает немалой силой.

— Шестифунтовый?

Вольта поднял бровь:

— Можешь, конечно, проверить мои расчеты, но тридцать тысяч карат по двести миллиграммов каждый — получается примерно шесть фунтов. Размером с шар для боулинга.

— Отчего он светится? — осторожно спросил Дэниел.

— Никто из наших людей его не видел, а информация, которую им удалось собрать, обрывочна. Все, что мы знаем — от Алмаза исходит свет. На самом-то деле видели его немногие, и до сих пор сомневаются, не опасно ли верить собственным глазам. Они ведь тоже боятся. Теперь они разбились на две фракции: одни думают, что это происки КГБ с целью шпионажа, другие — что Алмаз заброшен инопланетянами для наблюдения за Землей. Да, выдвигалось еще предположение о том, что это артефакт утерянной цивилизации — лучше всего на ее роль подходит Атлантида. Одним словом, они знают, из чего Алмаз сделан, но понятия не имеют о том, что это и как связано с реальностью.

В последнее время иерархии разведслужбы пришлось здорово почесать в затылке. Никто не хочет принимать ответственность на себя. Ты же знаешь любимые речи бюрократов: «А кто еще в курсе?» и «Как бы прикрыть свою задницу?» И нам это на руку, хотя действовать надо быстро.

— Насколько быстро?

Вольта улыбнулся:

— Думаю, первого апреля в час Волка. Подходящее и благоприятное время.

— И весьма странно выбранное.

— Подходящее, — твердо повторил Вольта. — Впрочем, ты имеешь право на собственное мнение, пусть и ошибочное.

— Придется сознаться: я не знаю, что такое час Волка, хотя звучит хорошо.

— Это из преданий о Великом Духе, дошедших до нас со времен позднего палеолита. Час до рассвета, особый час для охотников, в который физические силы достигают своего пика. К тому же в это время остальные существа, спящие или утомленные ночной охотой, наиболее уязвимы.

— Я немного сбился со времени, но кажется, первое апреля наступит в ближайшие недели.

— Через неделю с завтрашнего дня.

— Но, — простодушно спросил Дэниел, — у нас же нет плана.

Вольта изобразил возмущение:

— Дэниел, ты всерьез предполагаешь, что у меня, Великого Вольты, нет плана? Планы — моя специальность. Моя страсть. Я изложу его. А ты следи, чтобы в нем не было упущений.

От планируемого места высадки — пока мы выбираем из четырех — ты пройдешь пешком со всем необходимым снаряжением от семи до девяти миль через солончаки к подножию Санрайз.

Ты исчезнешь, войдешь в туннель и направишься прямо к тайнику, одновременно тщательно отслеживая обстановку.

В тайнике ты воплотишься, подпрыгнешь и укрепишься на потолке. Помни, что давление и температура контролируются снаружи тайника, за исключением двери и пола.

— Это я помню, — перебил Дэниел, — но висеть на потолке меня, кажется, не учили.

— У тебя будет присоска размером с суповую тарелку, выдерживающая восемьсот двадцать фунтов.

Дэниел сморщил нос:

— Присоска? Как в ванной?

— По форме — да, но сделана по спецзаказу из особого материала. Есть у нас и такие специалисты. Она здесь, так что у тебя будет возможность потренироваться.

— Отлично. Итак, я вишу на присоске…

— Вообще-то к ней присоединена альпинистская система; ты ее наденешь.

— И буду болтаться, как паук. Ничего, мне нравится. Ну, а дальше?

— Ты осторожно расположишь заряд пластида внутри замка — он запирается при помощи ключа и цифровой комбинации — и установишь таймер в зависимости от того, насколько хорошо будет укрыт Алмаз. Если он не в достаточной безопасности — об этом я проинструктирую тебя позже — ты возьмешь его при помощи другой, двусторонней, присоски, и расположишь на заранее обговоренной позиции на потолке, где, по расчетам наших физиков, взрыв не сможет нанести ему ущерба.