— Ну вообще-то, — Бобби ухмыльнулся, — уйти ты можешь только после того, как обыграешь меня на свой страх и риск.

— Ладно, — пожал плечами Дэниел. — Завтра в пятикарточный стад.

— Ты выбрал игру, в которой ты сильнее всего. Мне только что позвонил Стэн Вурлицер из Гардены. Похоже, что и Гвидо Карамба, и Англичанин Руперт сейчас в городе, и если Стэн их сведет, дело может кончиться игрой до упора со ставкой в сотню тысяч. Я должен дать ответ до вечера.

— Какие там правила?

— Каждый покупает фишек на сто тысяч баксов, и игра заканчивается только тогда, когда кто-то заберет их все. Как только ты проиграл все, ты выходишь из игры: покупать фишки по второму разу не допускается.

— А что за игра?

— Игра на удачу, точно такая же, как мы играли последние две недели. По моему скромному мнению, в этой игре у тебя наилучшие шансы, поскольку здесь многое зависит от самих карт и умения играть с позиции силы. Естественно, без ограничений, так что ставки поднимай поосторожнее.

— Думаете, у меня получится?

— А это уж тебе решать. Я в любом случае еду, так что тратить силы на тебя мне завтра будет недосуг. Но предлагаю такой расклад: если ты сорвешь банк, ты свободен. А если нет, у тебя останется достаточно денег, чтобы сыграть со мной потом.

— Зная вас, следует предположить, что остальные игроки весьма сильны.

— И не ошибешься.

— Но если я выиграю, я не только смогу уйти, но и получу восемьсот тысяч.

— В случае выигрыша следует дать Стэну кусков десять за то, что он держал ставки, и в целом за услуги — если только ты не хочешь прослыть жмотом, с которым нельзя иметь дела.

Дэниел попытался было защитить себя — уж кем-кем, а жмотом он никогда не был — но Бобби оборвал его:

— Шансы неравные. Тебе придется побить семерых, и среди них Гвидо, Руперт и я. Я предложил бы начать пораньше — так, для поддержания формы.

Дэниел общался с Бобби уже довольно долго, чтобы понять, к чему тот клонит:

— И что вы предлагаете?

— Готов биться об заклад, что в число последних четырех ты не попадешь. Ставлю восемь к одному, что ты вылетишь третьим. И двадцать к одному, что ты не заберешь все.

— Вы меня обижаете.

— А что я могу поделать? Правда есть правда, я говорю то, что думаю. А я думаю, что ты играешь отлично, но все же пока недостаточно хорошо.

Они сидели в номере Дэниела в «Эврике». Дэниел указал на телефон:

— Позвоните Стэну и закажите два места. Спорю на тысячу по первым двум пунктам, и пять к двадцати, что я заберу все. Вы пролетите на двести тысяч плюс мелочь, а я останусь при своем.

Бобби набрал номер и ухмыльнулся:

— Гвидо тебе понравится. Он — ходячая проверка на вшивость.

На следующее утро они выехали в Сан-Франциско. Дэниел был за рулем, Бобби рассказывал про остальных игроков и описывал стратегию игры на удачу на срыв банка. Игра будет в полном составе, на восемь человек. С двумя из них Бобби никогда раньше не играл.

— Клей Хормель — кинопродюсер, денег куры не клюют, чистый Голливуд. В Вегасе таких ребят пруд пруди — шелковые рубахи нараспашку, цепь золотая фунтов в шесть, загар электрический. Может, в кино он что-то и понимает, но игрок никудышный. Самомнение у него не меньше, чем счет в банке — но подозреваю, что после этой игры и того, и другого малость поубавится.

Чарли Ли — старый китаец, ему уже за семьдесят. В игре на удачу смыслит не больше, чем кто бы то ни было, если ему подфартит, может начать перегибать палку, но с осторожностью. Думаю, для таких занятий он слишком консервативен и чуть более предсказуем, чем нужно. Впрочем, он человек солидный и настоящий джентльмен.

Теперь те двое, которых я лично не знаю, но Стэн рассказал кое-что. Первого зовут Поль Шуберт, кличка Радужный. Подозреваю, это какой-то хиппи — хвост на затылке, феньки бирюзовые. Стэн сказал, ему около тридцати, и не то он раскрутил прибыльную торговлю наркотой, не то проматывает отцовское наследство — во всяком случае, играет он недостаточно хорошо для того куска, за который хватается. Вполне возможно, с неустойчивой психикой — то, о чем я тебя все время предупреждаю. Не пройдет мимо большого куша и будет делать дикие ставки. Скорее всего, блеф ему дается нелегко.

Второй — Джонни Руссо, Погремушка. Никогда его не видел, но наслышан. Парень с восточного побережья. Первый куш сорвал в двенадцать лет, поставив четвертак на Бронкс — а это что-нибудь да значит. Не намного старше тебя — тридцать один ему, что ли — и, похоже, не зря слывет сильным игроком. Не боится пустить фишки в дело. Стэн сказал, он играет очень похоже на меня в его возрасте. Значит, слишком заводится по мелочам, блефует не тогда, когда надо, и не обращает внимания на позицию.

Руперт Милдоу — английский джентльмен средних лет, твидовый костюм, трость. Все зовут его «Англичанин», он считает, что это оскорбительно — именно поэтому и зовут. Думаю, главная его слабость — он не доверяет своим инстинктам, особенно инстинкту хищника. Но если ты его обыграешь, это будет уже что-то. Он не так плох.

Но лучше всех, пожалуй, будет Гвидо. Он злее бродячей собаки и, хотя вышел из полнейшей грязи, стремится в князья. Наполовину мексиканец, наполовину итальянец. Любит позлить противника своим бандитским мексиканским акцентом и пробудить даже глубоко спящие расовые предрассудки. Любит довести тебя до того, чтобы тебе захотелось его сделать. Заметит все твои слабости и продемонстрирует их тебе — за большие деньги. Пожалуй, лучший психологический игрок из всех, кого я знаю. Следи за тем, как он играет, и не обращай внимания на то, что он говорит.

— А кстати, как он играет?

— Очень хорошо.

— Вы сбиваете меня с толку своей откровенностью.

— Говорить больше было бы глупо. Гвидо играет с партнером, со вкусом, с настроением, с напором, и все это — одновременно с игрой в карты. Пару раз я сделал его, но сейчас старый осел набит деньгами, которые я просадил ему в игру на удачу в прошлый раз, и он не преминет мне об этом напомнить.

— Он играет в стад или в холдэм? Я хочу сказать, в этих двух вы ведь никому не даете спуску?

— Ну, — сказал Бобби, — во всяком случае машину я ему пока не продул.

На въезде в лес он дал длинный гудок и с улыбкой взглянул на вьющуюся впереди дорогу.

В пятницу вечером все игроки собрались в гостиной Стэна Вурлицера обсудить правила и формат игры. Все, кроме Гвидо, прибыли ровно к девяти. Он появился на двадцать минут позже в окружении четырех хорошеньких молодых chicanas[13] в белых шелковых платьях с волнующим декольте, с тонкими ошейниками из жемчуга и опалов, которые крайне удачно гармонировали с кожей цвета расплавленной карамели.

Дэниел загляделся было, но вспомнил, что играть предстоит с Гвидо, а не с ними, и, сделав над собой усилие, переключил внимание.

Гвидо со вкусом поприветствовал остальных игроков. Это был крупный мужчина с выдающимся брюшком и склонностью к полноте. Лицо у него было широкое и смуглое, с обвислыми щеками. Он был бы нехорош собой, если бы не глаза, цветом и сдержанным блеском напоминающие обсидиан. На нем был смокинг и шелковый цилиндр. Запонки были из чистого золота. На браслете и кольцах посверкивали крупные бриллианты.

Когда Стэн Вурлицер представил его Дэниелу, Гвидо сдвинул брови:

— Мистер Вурлицер, — сказал он весело, — этот малыш, кажется, потерял свою мамочку. Надо бы ее побыстрее разыскать, чтобы малыш не начал плакать.

Дэниел, решив, что Гвидо что-то знает о смерти его матери, оборвал его:

— Пошел ты.

— Ай, какой смельчак! — воскликнул Гвидо, отшатнувшись с деланным испугом.

— Да ладно тебе, Гвидо, — с неодобрением сказал Руперт. — Побереги силы для игры.

— Ай, не удержался, — извинился Гвидо. — Ай, как мне сегодня хорошо! Я только что отлюбил по очереди всех девочек, и нам было так славно, что я даже слегка опоздал к вам. Не обижайся, малыш Дэниел, я пошутил, ты, конечно же, настоящий hombre,[14] несмотря на то, что у тебя еще сопли до колен и молоко на губах не обсохло. И мне будет так обидно, так обидно, — зычный голос Гвидо перешел в печальное бормотание, — размазать тебя, как…