Рассвело. Задался светлый и теплый день. Ветер спал. Природа, выдержав многодневный натиск непогоды, успокоилась и замерла. Пройдя несколько тысяч шагов по сложной местности, воины Инфекта вновь встретились с неприятельским отрядом численностью около ста человек. На этот раз появление авидронов оказалось неожиданным. Иргамы были застигнуты врасплох и не сразу поняли, что случилось.

И опять начался бой, короткий и жестокий. ДозирЭ, уже успевший осознать собственное боевое превосходство над иргамами, дрался яростно, безрассудно, едва заботясь о защите. Он опрокидывал воинов противника на землю одного за другим. Если представлялась возможность – добивал.

К концу боя все начальники авидронского отряда и очень многие циниты получили ранения. Но и воины Тхарихиба, убитые, лежали повсюду, лишь несколько человек бежали в горы.

Монолитаи опять посчитались, теперь их осталось не более пятидесяти, способных сражаться, а впереди была еще основная цель ночного похода – вершина перевала, занятая хорошо укрепившимся отрядом. Впрочем, до нее уже было рукой подать – она виднелась в утренней дымке.

Иргамы были настолько уверены, что надежно защищены с тыла, что даже не выставили постов на тропах за своей спиной. Всё внимание они сосредоточили по фронту, где ожидали повторной атаки зажатой в горах авидронской партикулы. Часть их сторожила подходы к укреплениям, которые накануне удалось отстоять, остальные еще спали в больших прямоугольных палатках, обшитых мехом.

Авидроны разбились на три отряда, желая напасть на противника сразу с нескольких сторон. Они подкрались к лагерю и до поры затаились. По условленному сигналу монолитаи вынули из ножен оружие и ворвались внутрь крайних палаток. Началась резня.

ДозирЭ, так же, как и другие воины, не щадил иргамов, был ли это спящий, безоружный или молящий на незнакомом наречии о пощаде. Кто-то успел вскочить, кто-то схватился за меч, а кто-то так и остался лежать в той позе, в которой провел эту ночь. Грономф коротким молниеносным движением кинжала перерезал горло одному иргаму, другому, третьему. Не давая времени прийти в себя, подняться, он убивал несчастных прямо на циновке, не встречая серьезного сопротивления.

Пока авидроны бесчинствовали на краю лагеря, иргамы попытались организовать отпор. Однако нападение оказалось столь внезапным, а предполагаемая численность напавших – столь преувеличенной атакованными, что воинов Тхарихиба охватила паника. Лишь около сотни опытных цинитов сохранили хладнокровие и сгрудились посреди лагеря, приготовившись к защите и, если понадобится, к смерти.

Вскоре, опустошив не меньше половины иргамовского лагеря, авидроны оказались лицом к лицу с боеспособным отрядом иргамов. ДозирЭ и Тафилус, бившиеся близко друг от друга, первые атаковали ощетинившегося копьями противника. Циниты Иргамы с удивлением обнаружили, что нападавших не так уж и много, осмелели и стали наседать. Подоспели воины, охранявшие подступы со стороны стоянки авидронской партикулы, и приняли в схватке самое деятельное участие. Сражение развернулось в самом центре лагеря, вокруг деревянной статуи Слепой Девы, где несколько сот человек, еще остававшихся живыми, уничтожали друг друга настолько яростно и с такой жестокостью, что кровь лилась ручьями, а убитые падали не на землю, а на тела врагов и товарищей.

Скоро авидронов осталось около двадцати, и на каждого из них приходилось более трех иргамов. ДозирЭ, легко раненный трижды, отбивался от двух рослых воинов, пока его меч не обломился у самой крестовины. Он получил колющий удар в грудь и, потеряв равновесие, упал. Над молодым воином нависли тяжелые клинки, но вдруг неведомая сила подоспела на помощь. Иргамы, один за другим, будто подрубленные деревья, рухнули на землю. ДозирЭ заметил рядом залитого чужой кровью великана Тафилуса с окровавленным мечом в руке. На грудь грономфа упала срубленная голова одного из воинов Тхарихиба.

– Вставай, ДозирЭ, – бросил весело девросколянин, когда вокруг не осталось ни одного вражеского цинита. – Или опять захотелось предаться сну? Смотри, на этот раз Эгасс тебя не простит.

– Благодарю тебя, Тафилус, ты спас мне жизнь, – отвечал грономф. Он брезгливо сбросил с себя мертвую голову, вскочил и поднял с земли первый попавшийся под руку меч.

Бой шел еще долго. ДозирЭ убил или ранил восемь иргамов. Его оплечье пробила стрела самострела, войдя глубоко в тело, из многочисленных ран сочилась кровь, заливая лицо и грудь. Вскоре он остановился, тяжело дыша и еле удерживаясь на ногах.

Иргамов больше не было – все они грудами лежали на земле. Поблизости стоял Тафилус, удивленно посматривая на результат своей работы. Вокруг него громоздились друг на друге мертвые тела – изрубленные, в искореженных доспехах.

Рядом с девросколянином стоял, пошатываясь, еще один авидрон – низкого роста и тщедушный, но неведомым образом уцелевший в этой резне. Более никого из авидронов, видно, не осталось. Похоже, все они погибли в неравной схватке.

– Эгоу, воины Инфекта, похоже, мы победили, – сказал Тафилус, снимая с головы шлем. Он смял в кулаке шерстяной подшлемник, и из него ручьем полился пот.

– О Божественный, что скажет Эгасс? Из ста пятидесяти человек отряда уцелело только трое! – воскликнул низкорослый авидрон.

– Да, но мы выполнили его поручение. Теперь путь свободен, и партикула может двигаться дальше, – возразил Тафилус. – Эй, ДозирЭ, ты дрался как тигр. Бьюсь об заклад: теперь партикулис срежет с твоей шеи черный шнурок.

– Правда? – оживился грономф. – Ты так считаешь?

– Несомненно.

– Это неоспоримо, – вмешался третий цинит. – Поверь мне – я третий год состою в партикуле, участвовал в нескольких походах и повидал многое, но такого не помню. Ты, впрочем, как и все мы, совершил подвиг и достоин прощения.

Воины расположились у деревянной статуи иргамовской богини, отдыхая после безумной схватки. ДозирЭ при помощи Тафилуса поспешил избавиться от стрелы, засевшей в плече, и взвыл от боли, когда исполин сделал свое дело. Из раны с новой силой брызнула кровь, заливая истрепанную одежду.

Где-то недалеко играли боевые лючины, слышался лязг оружия и громкие выкрики команд. Партикула Эгасса была уже на подходе. Рядом с палатками пробежали несколько иргамов. Сил на преследование уже не осталось, и авидроны только проводили взглядом спасающихся бегством врагов.

– Послушайте, доблестные циниты, – обратился к ДозирЭ и Тафилусу низкорослый новобранец. – Я Идал из Грономфы, воин Инфекта. Сегодня славный день. День подвига, победы. День гордого авидронского знамени, озаренного лучами солнца. Только нам троим удалось выжить. Из ста пятидесяти. Это божественное предзнаменование. Теперь нам стоит держаться вместе, ибо с этого дня мы связаны единой нитью провидения до самой смерти. Согласны?

И с этими словами Идал вынул из ножен меч и вытянул его перед собой.

– Я Тафилус из Де-Вросколя, воин Инфекта, – произнес великан. – Мой город уничтожен иргамами, и я буду мстить, насколько хватит моих сил. А если представится возможность, убью самого Тхарихиба. Я согласен с тобой, Идал. Дружба «на крови» – это то, что нам нужно. Вот мой меч.

– А я ДозирЭ из Грономфы, воин Инфекта. Мой отец работал в Ристалищах, и я много раз наблюдал за боями лучших капроносов, а в некоторых сражениях участвовал сам. Но таких воинов, как ты, Тафилус, и ты, Идал, не встречал…

Три окровавленных меча скрестились, и воины друг за другом произнесли простую и короткую клятву, которая обязательно должна была прозвучать при совершении этой старинной церемонии. Клятву Дружбы, принятую в авидронских партикулах.

Тем временем на вершине перевала показались отряды «неуязвимых». Одним из первых в иргамовский лагерь въехал на вороном коне партикулис Эгасс в сверкающем бронзовом шлеме, густо окруженный конными лучниками.

Партикула «Неуязвимые», уничтожив на горном перевале иргамовский заслон, спустилась на равнину и встала лагерем. Первый раз за время пребывания отряда на чужой вражеской земле Эгасс оставил воинов в покое, позволил им залечить раны, отогреться и отдохнуть.