— Прошу знакомиться: капитан милиции Ольга Николаевна Прилепина. Будет стажироваться на должность старшего оперуполномоченного… Тарас, будь любезен, верни нижнюю челюсть в исходное положение, а то у тебя сейчас слишком идиотский вид. И перестань насиловать «мышку», я и так знаю, что у тебя там открыто.
— Здравствуйте! — коротко поздоровалась Ольга, бегло оглядывая народ и окружающие декорации.
— Здрасьте-здрасьте, — фыркнула с места Северова.
Новенькая не понравилась ей сразу — уже одним лишь тем, как преувеличенно-заинтригованно вперились в неё все, без исключения, «гоблины-самцы». Хотя смотреть там, по мнению Натальи, особо было и не на что: не лишённая приятности («но не более того!») мордашка, абсолютно неуместное каре («обычная коротая стрижка, — с её-то глазищами! — смотрелась бы куда более эффектно»), не самая выдающаяся грудь («у меня побольше будет!»). Плюс — самоуверенный («чересчур самоуверенный для первого появления на новом месте!»), даже где-то дерзкий взгляд. «А ногти! Это же просто кошмар! — с презрением профессионала заключила Северова. — Ей что, вообще неизвестно о существовании педикюра?»
Между тем Вучетич, приветливо улыбаясь, подошел к Ольге и протянул ей руку:
— Виталий Алексеевич. Можно просто Виталий. Э…э… язычок. Вы позволите?
— Что?
— У вас на сумочке язычок от молнии отломался, — показал глазами Вучетич. — Давайте починю. У меня, кажется, было что-то похожее.
— Ой, и правда! А с утра еще на месте был, — подрастерялась Ольга. — Это, наверное, в метро…
— Виталя у нас в отделе навроде Левши, — пояснил ей Мешок. — Ремонтирует, рационализирует, выводит из строя и вводит обратно. Починяет примуса и подержанные иномарки. Паяет всё, что паяется, лудит всё, что лудится…
Очухавшись, к новенькой подскочил Тарас и, среагировав на автоматически протянутую руку, не пожал оную, а неожиданно чмокнул в запястье.
— Тарас! Шевченко! Чертовски приятно!
— Мудит, всё, что мудится. Тупит, всё, что тупится, — пояснил Вучетич с предыдущей интонацией начальника.
Шевченко бросил на него недовольный взгляд:
— А вы, молодой человек, попридержали бы язык! И, в самом деле, займитесь-ка лучше язычком.
Виталий, усмехнувшись, возвратился на свое место, положил Ольгину сумку на стол и принялся рыться в ящиках в поисках «чего-то похожего».
— Безумно рад! — снова обратился Шевченко к Ольге. — По первости, пока не обзаведетесь полноценным рабочим местом, готов разделить с вами служебный стол. Будем, так сказать, работать в тандеме.
— А «Шевченко» — это что, прозвище такое?
— Обижаете, я на самом деле Тарас Шевченко. Поэт-песенник. Хотите, могу служебное удостоверение показать?
— Ты мне лучше сопроводиловку по Айрапетяну покажи, — вмешался Андрей. — Шеф лютует. Говорит, ему в убойном всю плешь проели…
— Ну, начинается! — скривился досадливо Тарас и, усевшись за компьютер, принялся нарочито громко стучать по клавиатуре.
— А это — ум, честь и совесть нашего подразделения, преподобный Евгений Александрович Крутов. Некоторым он представляется излишне угрюмым, но здесь, скорее, аскетичность философа, нежели безнадежие пессимиста, — Крутов, чуть поморщившись от озвученной Мешком характеристики, молча пожал Ольге руке. — Ну, и наконец, из присутствующих представляю нашего аналитика. Она же — секретчик. Она же — делопроизводитель. Она же — очаровательная, хотя и не без вредности, женщина…
— А, так вы уже здесь! Прибыли?! — это в оперскую шумно ввалился начальник подразделения «гоблинов», полковник милиции Павел Андреевич Жмых.
— Так точно, Павел Андреевич. Вот, представляю коллективу нового сотрудника.
— А непосредственному руководителю, по нынешним временам, что, представляться необязательно? — с ноткой ревности в голосе поинтересовался шеф, и Мешок, якобы виновато, пожал плечами. — Ольга Николаевна, прошу вас в мой кабинет. Андрей, ты тоже зайди… Да, а что у нас с сопроводиловкой по Айрапетяну? — после этих слов Тарас смешно втянул голову в плечи. — А то мне в убойном…
— …всю плешь проели, — в полголоса докончил фразу Вучетич.
Жмых, тем не менее, услышал и обернувшись, многозначительно зыркнул на подчиненного:
— Вот именно!
— Почти закончена, Пал Андреич, — обреченно подал голос Тарас. — Через двадцать минут отправим.
— Вот-вот, сделайте одолжение. Пойдемте, Ольга Николаевна…
Троица вышла из кабинета, и Шевченко облегченно выдохнул:
— Ффу-у, кажись, пронесло… Натах, скинь мне, плиз, файл сопроводиловки. А то я, похоже, потер его у себя нечаянно.
— Не нечаянно, а нарочно.
— Почему это нарочно?
— А потому что фотки с бабами уже на жесткий диск не помещаются!
— Ты чего такая злая-то?
— Кто злая? Я злая? — фальшиво возмутилась Северова. — Да я сама доброта!
Она подхватила со стола сигареты и, сердито стуча каблучками, вышла из оперской…
* * * * *
…В дребезжащем, разрисованном наскальной графикой лифте Ильдар и Айрапетян доползли до шестого этажа. Какое-то время створки мучительно размышляли — выпускать пассажиров или погодить? — но вот, наконец, они нехотя раскрылись и Ильдар, выйдя первым, быстро осмотрелся: на лестничной площадке было пусто. На ходу доставая ключи, Айрапетян направился к двери и заметив, что его конвоир идет следом, бросил досадливо-раздражительное:
— Может, вы все-таки позволите мне собраться без помощи правоохранительных органов? Терпеть не могу, когда за спиной постоянно кто-то маячит. Или вы полагаете, что я собираюсь дать от вас дёру? С шестого-то этажа?
Провозившись с замками, хозяин распахнул дверь. Игнорируя возражения, Ильдар первым вошел в прихожую и огляделся — внешне всё выглядело тихо и пусто.
— Десять минут, не больше. Я вас… короче, здесь подожду, — Джамалов опустился уселся на стоящую в прихожей табуретку.
Айрапетян обжёг его укоряющим за бестактность взглядом, но оперативник лишь вальяжно закинул ногу на ногу и, выудив мобильник, запустил игрушку. Засим клиенту ничего не оставалось кроме как, чертыхнувшись, достать с антресолей дорожную сумку и приняться за сборы. Для начала Виктор Самвелович выгреб из ванной щетку, бритву и прочие скобляще-чистящие гигиенические принадлежности. Затем он прошел на кухню и закинул в сумку банку кофе, складной нож, несколько баночек икры и бутылку коньяка. Всё это были предметы, безусловно, важные, но все-таки вторичные. Самое главное хранилось у Айрапетяна в дальней комнате. И сейчас ему очень не хотелось, чтобы это главное случайно попалось менту на глаза.
Придав лицу оттенок полнейшего равнодушия и предпоходной деловитости, Виктор Самвелович прошествовал коридором в спальню и, как бы ненароком, прикрыл за собой дверь. Увлеченный «шариками» Ильдар на такую его вольность никак не отреагировал, и Айрапетян облегченно выдохнул. Для пущей осторожности на цыпочках он подошел к тумбочке, на которой громоздился гигантский 32-дюймовый телевизор и тихонечко потянул дверцу, за которой оказался спрятан небольшой домашний сейф. Виктор Самвелович набрал код. Через несколько секунд, показавшиеся вечностью, электронный замок переварил введенные данные и допустил хозяина к содержимому, коим оказались папки с документами (их Айрапетян оставил без внимания) и пачки денежных купюр, несомненно поразившие бы своим количеством воображение человека неискушенного. Виктор Самвелович, продолжая пугливо озираться на неплотно прикрытую дверь, распихал три пачки банкнот по карманам. Поразмышляв, присовокупил к ним четвертую и в этот момент зеркальная дверь шкафа-купе, простирающегося до самого потолка, медленно поехала в сторону. Айрапетян вздрогнул и изумленно воззрился на такое вот чудо, несомненно вызванное либо сквозняком, либо, на худой конец, полтергейстом. Но всё оказалось много «худее»: из-под заполненных строгими «двойками» и «тройками» вешалок послышалось шевеление и из шкафа появился… нет, не скелет, человек. Весь в черном, включая темные очки, но при этом с диссонирующим демоническому облику «зенитовском» шарфе вокруг шеи.
