— Много причин. И все вроде как друг дружки стоят… Вот, хотя бы эта, — Ольга вытянула руки, демонстрируя Андрею внешние стороны ладоней.

— Не понял? Руки как руки. Вроде бы не дрожат.

— У вас, у мужиков вечно одна пьянка на уме… Посмотрите на ногти! Это же просто кошмар! Я забыла, когда в этой жизни последний раз делала маникюр!

— Почему?

— Да потому что яркий, красивый маникюр бросается в глаза. Он запоминается, понимаете? Так же как запоминаются стильная кофточка, короткая юбка, прическа из недешевого салона! Когда я работаю — я должна выглядеть серой мышью. А работаю я всегда. Понимаете?… Но это так, сугубо наши, бабские штучки. Конечно, не в этом дело. Вернее, далеко не только в этом. Вы до перехода в «гоблины», где служили?

— Сначала в РУВД, затем — в уголовном розыске, в убойном.

— О, белая кость! Но нашу работу в общих чертах представляете?

— Именно что в общих. В основном, по байкам и хохмочкам Саныча.

— Да уж, работенка — обхохочешься. А знаете, что такое карманный опер? Это значит поздно ложиться и поздно вставать. Это больные, стертые в кровь, с отвратительными подушками мозолей ноги. Это прогрессирующая интеллектуальная деградация. Это каждодневный стресс от того, что в любую минуту ты можешь в лучшем случае получить по физиономии кулаком, а в худшем — в печень шилом. Это субкультура а-ля «Русский шансон», только в вывернутом наизнанку, в зазеркальном его отображении… В общем, это такое дерьмовое дело, которым может заниматься только тот, кто любит запах и вкуса дерьма.

— Зачем же вы в таком случае пошли в милицию? Мне показалось, что в отсутствии вкуса вам не откажешь.

— Мерси за комплимент, — грустно улыбнулась Ольга. — Вообще-то, я по образованию педагог. Училась на физрука, но поскольку свободных вакансий не было, пришлось стать биологичкой. И знаете, за исключением шила, в современной школе практически всё то же самое. Поэтому, когда подвернулся шанс стать опером, решила рискнуть и попробовать… Думала, что именно в милиции узнаю и пойму жизнь, как она есть.

— Ну и как, узнали?

— Узнала. И ужаснулась еще больше.

— Я слышал, вас чуть ли не сам Саныч лично в карманные вербанул?

— Да, было дело.

— Расскажете эту леденящую кровь историю?

— Как-нибудь в другой раз. Поздно уже. Пока еще мы к себе, на Юго-Запад доберемся.

— Так давайте я вас отвезу.

— А как же? — Ольга изобразила характерный жест, щелкнув пальцами по горлу. — Гаишников не боитесь?

— Не боюсь. У меня «непроверяйка».

— Шикарно живете!

— Не «живёте», а «живём»! — поправил ее Мешок. — Надеюсь, за пару недель я смогу уладить все формальности, и вы станете полноправным членом нашего героического экипажа.

Скрипнула балконная дверь, и в дверном проеме показалась взлохмаченная голова Дениски. Судя по страдальчески-несчастному выражению лица, ребенок сдерживался из последних сил чтобы не зарыдать.

— Ма, поехали домой, а?!

— Сейчас едем… А ты чего такой кислый? Опять живот болит?

— У меня деда Вася все деньги, все сорок рублей выиграл! Жу-улик! — трагически поведал Денис.

— Черт старый! Ты зачем ребенка обижаешь? — донесся с кухни возмущенной голос супруги Золотова. — А ну, немедленно верни ему денежки!

— Ничего не знаю! Уговор дороже денег! У нас, пенсионеров, теперь каждый рублик на счету!

Ольга и Андрей переглянулись и…расхохотались в голос. И этим абсолютно непедагогическим поступком окончательно испортили настроение в одночасье ставшему нищим ребенку…

Машина Андрея остановилась у крайнего подъезда казавшегося бескрайним дома-корабля на улице Маршала Захарова. Денис первым выбрался из машины и тут же заканючил, указывая в сторону детской площадки:

— Ма, можно я немного покачаюсь?

— Денис, поздно уже.

— Ма, я буквально десять качков и всё. Можно?

— Хорошо, если «буквально десять качков», то можно.

Денис радостно ускакал на качели. А Ольга и Андрей вышли из машины и с удовольствием вдохнули бодрящего невского воздуха. Здесь, в юго-западной глухомани, упирающейся непосредственно в Финский залив, ветродуй был, пожалуй, единственной фишкой-достопримечательностью.

Постояли. Помолчали.

— А правда, что вас по паспорту Иолантой зовут? — неожиданно спросил Мешок.

— Правда. Ненавижу это имя. Я из-за него в школе столько натерпелась: и когда сама училась, и когда после уже сама учить стала. Папочка мой был без ума от Чайковского, вот и… сподобил. Хорошо еще так. А то, вполне могла быть, к примеру, Ундиной. Или Одеттой.

— А мне нравится. На слух весьма непривычно, но, по мне так очень красиво.

— Да ладно вам, врать-то… Денис, десять качков уже было. Давай домой… Ну, рада была знакомству, Андрей! — Ольга протянула ладошку. — Спасибо, что подвезли. И вообще: за сегодняшнее предложение, за будущие хлопоты…

Мешок чуть задержал ее руку в своей ладони:

— Ольга, пока могу обещать одно: стильная кофточка, короткая юбка и наманикюренные ногти приказом по подразделению будут утверждены к обязательному ношению в служебное время. Всё остальное — увы, сугубо по обстоятельствам. К сожалению, дерьма в нашей работе тоже хватает.

— Не терзайтесь так, Андрей. Я — девочка взрослая, и прекрасно понимаю, что выбирая из двух зол меньшее, тем не менее, ты всё равно выбираешь зло.

Возвратившийся Денис решительно разбил рукопожатие матери и малознакомого дяденьки и потащил Ольгу к подъезду. Они уже почти дошли до дверей, когда вдруг Мешок, неожиданно вспомнив, окликнул:

— Денис! На секундочку!

Проигравшийся в пух и прах ребенок безо всякого энтузиазма вернулся и с молчаливым недоумением стал наблюдать за тем, как Андрей, расстегивает висящую на поясе маленькую кожаную сумочку и извлекает из нее… шикарный складной нож! «О-ох!»

— Держи! — потрепал Дениса по вихрам Мешок и протянул самое сокровищное из всех сокровищ на земле. — Деда Вася был прав: в лагере без ножа никуда!..

Санкт-Петербург,

10 июня 2009 года,

среда, 13:20

В нескольких кварталах от вечно гомонящего выхлопного Невского, в тихом уютном дворике Кузнечного переулка неспешно текла разительно-отличная, почти патриархальная, жизнь. На миниатюрной детской площадке с чахлыми кустиками зелени, раздолбанной песочницей и условно-целой горкой, под присмотром бдительных мамаш, копошилась ребятня. Единственная не сломанная скамейка была плотно оккупирована старушками — сейчас их законное время. Оно продлится вплоть до самых сумерек, с наступлением которых сюда потянутся гопники, алкаши, наркоманы и прочая маргинальная публика. Ибо место это, с одной стороны глухое, а с другой — находящееся в непосредственной близости от самых обжитых и модных питерских караванных путей.

В данный момент на лавочке разместился сразу целый квартет старушек. Если двигаться слева направо, здесь присутствовали: Александра Яковлевна Демичева, ее соседка по подъезду — Эвелина Иосифовна Штамм, плюс — ещё две их почти ровесницы, установочные данные которых история для нас, к сожалению, не сохранила. Для удобства восприятия присвоим этим имярекам порядковые номера и будем называть беззатейливо — «старушка № 1» и «старушка № 2».

— Яковлевна, видала я, как вчера к тебе снова молодой захаживал. Новый, не тот что в прошлый раз, — язвительно подкинула дровишек в костер светской беседы «старушка № 1».

— Во-во! — немедля включилась в интонацию «старушка № 2». — Нам-то всё скрипит-жалится: здесь болит, там печёт. А сама, на старости лет, ухажеров меняет как перчатки.

— Мелите-мелите! Языки как помело! — сердито отозвался объект насмешек. — А если что случится, первые прибежите: Яковлевна помоги, Яковлевна выручай. Вон, третьего дня, когда в семнадцатой квартире Витька опять за женой с топором гонялся, участкового вызвали, и что? Так и не явился! А стоило мне только кнопочку нажать — Виталик через десять минут примчался.