Томас Марофилл выругался словами, которые не подобает употреблять воспитанным людям на светском приеме, параллельно пытаясь сплести подходящее заклинание, чтобы утихомирить буйство стихии. В результате ему это удалось, и буйные скатерти вместе с буйными рубашками и панталонами немедленно обратились в пыль: так вышло, что наследственная магия Марофиллов оказалась особенно эффективной против Древесной магии Матиаса Бартока.

   Впрочем, мститель не растерялся. Он мгновенно сообразил, что остальных гостей в расчет принимать не стоит - они не более чем мясо для Алтаря Павших. Единственный его настоящий противник - высокий мужчина в темно-зеленом одеянии, только что вскочивший со своего места во главе стола.

   Матиас мрачно усмехнулся уголком рта - не потому, что ему очень хотелось ухмыляться, а потому, что так полагалось по роли, - и сделал несколько шагов к Марофиллу, одновременно пытаясь заставить растущие в парке деревья вытащить корни из земли и прошагать отделяющее их от особняка расстояние. Трюк, разумеется, не новый и многократно описанный в развлекательной литературе - однако что-то же надо было делать!

   Одновременно Матиас Барток позаботился о мерах более ортодоксальных: он метнул в Томаса Марофилла пять ножей с двух рук. Положа руку на сердце, по всем канонам военного искусства ножей должно было быть шесть, но мизинец левой руки у Матиаса почему-то все время сводило судорогой, так что он разработал альтернативную технику. Хорошо знакомых с искусством метания ножей противников это даже сбивало с толку.

   Томас Марофилл метанием ножей не занимался никогда, из прочих боевых искусств владел лишь фехтованием, и то в объеме, необходимом среднему представителю благородного семейства (то есть очень ограниченно). Поэтому все, что он мог, - это, не теряя присутствия духа, уклониться от четырех кинжалов. Пятый его непременно бы настиг, однако тут в дело вступили приставленные леди Алисой телохранители.

   Искушенный в подобных материях читатель может задаться вопросом, что же они бездельничали до сих пор Ответ прост до чрезвычайности: они не бездельничали, но насторожились еще при появлении Матиаса и цветении столов, просто не были уверены, что это не одна из праздничных затей эксцентричной Летиции Марофилл. Вторая атака Бартока на некоторое время вывела из строя и их тоже. Однако бойцов леди Алиса подобрала первоклассных: в мгновение ока поскидывав внезапно восставшую одежду, они кинулись на защиту своего принципала. Один из телохранителей, оказавшийся ближе всех, попросту поймал последний кинжал рукой за лезвие - в какой-то четверти дюйма от кончика носа младшего Марофилла.

   Узрев такой подлый демарш, Матиас даже не нашел времени выругаться. Он бросился к ближайшей стене, чтобы совершить свой коронный трюк и взбежать на потолок, а уж потом оттуда гвоздить и Марофилла, и ни в чем не повинных, но так некстати ставших поперек дороги защитников.

   Путь ему преградила пятерка полуголых, а то и совсем голых телохранителей, органично вписавшихся в толпу вопящих от ужаса и общего непонимания происходящего гостей. Мститель вновь обратился к ортодоксальным средствам и, выхватив из рукава стилет, нарисовал им в воздухе руну Мгновенного Поноса (он предпочел бы изобразить руну смерти или хотя бы Молниеносного Песца, однако они, к сожалению, состояли из слишком многих элементов, чтобы их можно было использовать и в битве, а не только в сложнейших черномагических ритуалах или при заказных убийствах). К несчастью для Матиаса, он не учел, что телохранители принадлежали к разряду потенциальных Главных Героев, пусть и не этой книги, - следовательно, их не могло пронять таким пошлым заклинанием. Что касается Томаса Марофилла, то он был аристократом до мозга костей, хоть и не таким рафинированным, как его старший брат. Следовательно, его самоконтроль в любой ситуации был безупречен.

   Разочаровавшись, Матиас, однако, не расстроился. Покуда внимание противника отвлекали кислотно-зеленые вспышки, коими локализовался избыток энергии от потерпевшего неудачу заклинания (тут нелишним будет отметить, что светятся всегда только неудачные или малоэффективные заклинания - за исключением тех, которые специально предназначены для создания фейерверков), Матиас, сунув стилет туда же, откуда он взялся, выхватил два кинжала, которые носил на поясе. Если бы жизнь не отучила Матиаса от излишних сожалений, он обязательно пожалел бы, что не носит меча. Увы, меча наемным убийцам не полагалось, то была прерогатива героев.

   С помощью сих орудий Матиас немедленно вступил в схватку с весьма недовольными жизнью телохранителями. У них-то мечи как раз были, и после короткого замешательства ребята даже об этом вспомнили. Однако усилия их пропали втуне: никому из них даже оцарапать Матиаса не удалось.

   Гости к тому времени уже несколько отошли от шока; сказать точнее, они разбрелись по стенам, освободив посреди зала площадку для битвы, и принялись оживленно болеть за участников схватки. Поскольку большинство из них не было осведомлено о целях Матиаса, они болели именно за него.

   Томас Марофилл слегка побледнел. Увидев Матиаса, дерущегося с их телохранителями, он наконец-то осознал, что только что участвовал в самой настоящей схватке - это ему, как кабинетному ученому, пусть и наблюдавшему поля сражения издали, было достаточно сложно принять. К чести его, он не потерял самообладания и теперь, что в некотором роде сложнее, чем в первые секунды битвы. Напротив, Томас попытался вновь обратиться к наследственной магии, каковая имелась в Варроне у всякого мало-мальски знатного рода. Однако ничего не вышло, ибо Марофиллы умели повелевать исключительно сапрофитами. Способность, бесспорно, чрезвычайно красивая и благотворная, но при всем том совершенно бесполезная в ситуации фактического отсутствия материала. А увы, ничего такого, что могли бы быстро превратить в пыль рассеянные в воздухе комнаты сапрофиты, при Матиасе не оказалось. Разве что одежда, но смысла раздевать нападающего Томас не увидел. Вот Рютгер на его месте мог бы соблазниться эстетической стороной проекта. Однако Рютгера здесь не было. Рютгер был...

   Впрочем, прежде чем обратиться к текущему местопребыванию герцога Марофилла, нам следует соблюсти все канонические нормы и сказать, что бой протекал с переменным успехом, и неизвестно, чем он мог бы закончиться, если бы...

   Если бы удивленный и раздосадованный, на пороге не возник Рютгер Марофилл собственной персоной. Сопровождали его рыцарь-маг Аристайл Подгарский, которого кокетливо поддерживала под руку его очаровательная невеста. Все трое пораженно замерли.

   -Ах! - воскликнула леди Алиса, узрев целую толпу полуголых телохранителей (как вы помните, она неравнодушно относилась к мужской красоте, что отчасти объясняет ее помолвку с сэром Аристайлом). - Какая прелесть! То есть, я хотела сказать, какой стыд!

   -О! - воскликнул Рютгер в тон леди Алисе. - Вон тот милый юноша в черном никак и есть наш несостоявшийся убийца?.. Что ж, не сумели отличиться в королевском дворце, покажем себя хоть тут.

   Сэр Аристайл, сам обрадованный возможностью взять реванш, послушно выхватил из ножен заколдованный меч...

   А вот тут, прежде чем обратиться к решающему поединку и завершить сие печальное повествование об игре человеческих страстей, полезно все же поведать о том, что случилось во дворце.

   Глава 17. Одинокие души

   Отсюда можно заключить, что добрые советы, кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из мудрых советов.

Т. Марофилл. О долге правителя

   Вернемся же к тому моменту, когда Рютгер Марофилл последовал за посланником, позвавшим его с кухни. Нахмудилос привел герцога в Секретную гостиную, чьи стены были обиты сатиновыми обоями с узорами из птиц и бабочек. Обои эти сами по себе представляли собой истинное произведение искусства, но ценность их меркла по сравнению с изящным шахматным столиком на гнутых ножках, выполненным из палисандра и редчайшего горного ореха; сам же столик мерк перед зелеными диванами и креслами рытого бархата, с инкрустированными самоцветами подлокотниками (перед теми, кто задумывал эту мебель, в большей степени стоял вопрос демонстрации великолепия, нежели удобства сидящих в них), а те меркли перед лепниной высокого потолка и изяществом письменных приборов на воздушного сложения письменном столе. Иными словами, на освещении здесь сэкономили.