Хамзат меж тем, поколесив для вида по сельским улицам, поехал к комендатуре. Прямо напротив украшенных красными звездами ворот мотор «УАЗика» вдруг зачихал, забился с перебоями, подбрасывая машину и наконец, сипло кашлянув напоследок, окончательно заглох. Хамзат, осыпая свой запыленный потрепанный транспорт полным набором чеченских ругательств, вставляя в речь попеременно и русские крепкие словечки, вылез из кабины, зло пнул переднее колесо ногой и, открыв крышку капота, с головой нырнул в еще горячее нутро машины. Возился он там, долго, наверное, с полчаса, до тех пор, пока белобрысый, пухлощекий часовой в напяленной по самые уши каске не подошел к нему вперевалку, ткнув автоматным стволом в согнутую спину.

— Эй, чурка долбанный, отогнал отсюда тачку. Быстро! Ну!

— Зачем ругаешься? — миролюбиво спросил Хамзат, щуря на солдата хитро блеснувшие глаза. — Не видишь, совсем мотор сдох… Как я тебе ее отгоню?

— Да меня не гребет! — грубо оборвал его солдат. — Ты че, урюк? Не врубаешься? Сам помощник коменданта приказал твою машину убрать, понял? Так что хоть на горбу волоки, но через минуту, чтоб и духу твоего здесь не было.

— Эй, да не заводится она! — плеснул руками Хамзат.

— Я тебе, бля, щас заведу! — теряя терпение, всерьез озлился боец. — Я тебе так заведу, не унесешь! Вот вгоню маслину в пузо, будешь знать!

— Эй-эй! Не надо! Зачем злишься?! Сейчас все сделаю! Сейчас уберу! — затараторил, изображая предельный испуг Хамзат.

Впрочем, и изображать особо не пришлось. Договоренность с помощником коменданта дело одно, а разгневанный не имеющей о ней никакого понятия часовой, совершенно другое… Того и гляди и правда наделает в нем дырок и честно будет ждать медали, не зная, что застрелил неудачливого агента, подававшего условный знак, что у него есть ценная информация.

Повестку с вызовом назавтра в комендатуру доставили уже к вечеру. Салех насторожился было, но Хамзат легко успокоил его привычным рассказом о подлежащей военному учету машине и глупых, придуманных федеральной властью формальностях с этим связанных. Мысленно он уже пересчитывал деньги, которые отвалит ему угрюмый разведчик за сообщение об арабском наемнике и предположительном местонахождении Хаттаба.

Из Курчлоя выезжали ранним утром, починенная и отрегулированная мастерами машина шла мягко и ровно. Салех сжавшись в комок, потея от волнения, лежал в заднем отсеке «УАЗа» на заботливо постеленных Хамзатом мягких подушках, с головой укрытый куском линялого брезента.

— Все нормально будет, брат, не волнуйся, — улыбаясь, пропел Хамзат, укутывая его в брезент. — Через два часа в Шуани-Беной тебя высажу.

Салех лишь напряженно кивнул, и незаметно достал из кармана разгрузки тяжелую рубчатую гранату. Тиская в руке быстро нагревшийся металлический корпус, он почувствовал себя куда увереннее. Машину мерно качало и, несмотря на охватившее араба волнение, он вдруг почувствовал, что почти засыпает, видимо сказывалось огромное напряжение, совершенно измотавшее за последние дни нервную систему. «Ничего, — подумал Салех. — Лишь бы благополучно добраться до хутора. Дождаться там эмира. И тогда все опять будет хорошо. Очень хорошо».

Скрипнув тормозами «уазик» остановился. Загомонили говорящие по-русски голоса, Хамзат что-то отвечал, слышны были раскатистые взрывы хохота. «Блокпост на выезде из села», — догадался Салех. Судя по тому, что солдаты весело смеялись и не проявляли обычной для них настороженной агрессии, Хамзата здесь действительно хорошо знали. Йеменц уже мысленно поздравил себя с таким удачным выбором прикрытия, как вдруг до него донесся неясный подозрительный шорох прямо над головой. Салех напряженно прислушался, сжавшись от внезапно охватившего его дурного предчувствия в комок. Так и есть, кто-то осторожно, стараясь не шуметь, снимал натянутый вместо крыши над «УАЗиком» тент. При этом солдаты все так же продолжали, как заведенные весело хохотать над шутками Хамзата. Вот только смех этот теперь резал уши араба неестественно напряженными искусственными нотками, а журчащий голос чеченца чересчур громко звенел, от еле сдерживаемого волнения. «Продал, сука! Теперь не уйти!» — мелькнула спокойная и ясная мысль. Стараясь двигаться так, чтобы снимающий тент враг ничего не заподозрил, Салех осторожно, практически не дыша, разогнул податливый усики предохранительной чеки и, легко потянув указательным пальцем, освободил гранату от кольца. В тот момент, когда сорванный резким рывком, отлетел в сторону прикрывавший его брезент и в лицо арабу уставился пахнувший свежей смазкой автоматный ствол, Салех еще успел разглядеть глянувшие на него в упор беспощадно-пустые водянистые глаза гаска. Потом он просто разжал правую руку, привычно отфиксировал щелчок отскочившей скобы, и мысленно отсчитывая секунды, глянул в открывшуюся над ним прозрачную небесную синь, где-то там, за ней ждал черный провал вечного небытия, а может быть все же райские сады и обворожительно покорные гурии.

В уши ударил уверенно-резкий повелительный окрик русака:

— Лежать! Не дергаться!

Сменившийся заполошным воплем, когда он увидел и осознал:

— Блядь, граната! Назад, парни! Ходу! Ходу!

Взрыв грохнул, как и положено, через четыре секунды, рассыпая вокруг смертоносный веер раскаленных осколков, пронеслась над головами попадавших кто куда разведчиков, горячим ветром ударная волна.

Покореженные остатки машины еще жирно дымились, возле них глядя безумными глазами, зажимая руками оглохшие уши, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, сидел прямо на асфальте Хамзат. Люд неторопливо, выбрался из придорожного кювета, куда успел отпрыгнуть, спасаясь от взрыва. Подойдя к машине, он долго пристально рассматривал изуродованный труп арабского наемника, качал укоризненно головой.

— Обул ты меня, сука, обул… — тихо шептали запекшиеся губы. — Не ожидал от тебя…

К машине подходили поднимающиеся из-за случайных укрытий разведчики, с интересом рассматривали растерзанный труп. Жердяй, искоса глянув на командира, стянул с головы араба зеленую повязку, украшенную золотистой арабской вязью.

— Трофей на память. Законное дело, — неизвестно к кому обращаясь, пояснил он.

Виктор Сергеевич, лениво позевывая, слушал монотонное тарахтение что-то показывающего, тыча указкой по висящей на стене крупномасштабной карте начальника штаба Объединенной Группировки. Республика, представавшая на аккуратно склеенных бумажных листах испещренной тысячью разноцветных значков обозначающих положение армейских частей и подразделений, а также отряды милиции и части внутренних войск, походила на больного ветрянкой в последней стадии, так сильно изъязвили ее тело контролирующие положение войска. День неумолимо клонился к вечеру. Очередной насыщенный привычной штабной суетой день на Ханкале. Виктор Сергеевич невольно улыбнулся неожиданно вспомнив, как не хотел и боялся этой командировки, но во истину не так страшен черт, как его малюют. В первые дни после прибытия, настороженно оглядываясь по сторонам, вздрагивая от любого неожиданно раздавшегося громкого звука, невольно втягивая голову в плечи, когда часовые несущих службу по периметру базы десантников развлекались по ночам, пуская осветительные ракеты, полковник Столяров ежедневно тайком молился Богу, упрашивая того, чтобы пронесло, прося дать вернуться из этого жуткого места живым и невредимым. Как смешны теперь стали ему самому одолевавшие тогда страхи! Все оказалось просто и буднично. Та же самая работа, что и в Москве. Вот только не в пример более греющая самолюбие. Если в родном штабе он был в общем-то никем, да, перспективный, растущий офицер, но один из многих таких же, то здесь он являл собой недоступного небожителя, присланного специально из вышестоящего штаба, протеже самого всемогущего Меркулова. «Того самого Меркулова!» — со значением шепотом повторяли за его спиной. Его старались лишний раз не нагружать, справедливо полагая, что лучше поручить очередную задачу исполнителю, с которого если что, можно будет спросить по всей строгости. С мохнолапого столичного хлыща ведь не поспрашиваешь! А попробуешь, может так обернуться, что сам не рад своей требовательности будешь. Зато все, как на подбор старались Виктору Сергеевичу угодить. От всегда безотказной и бесподобной в постели разбитной связистки Леночки, до непосредственного штабного начальства.