— А что ты так за Первую Мировую запереживал?! — тоже постепенно заводясь, крикнул, подскочив на койке Люд. — Не понравилось, что твоим землякам фронт открыли? А в Отечественную твой дед на чьей стороне воевал, а?! Не на той ли самой высотке сидел, с которой Погодинского дедушку из пулеметов расстреливали?!

Покраснев и задыхаясь от гнева, Моргенштейн молча встал, отбрасывая в сторону стул, Люд, нехорошо улыбаясь, с готовностью поднялся ему навстречу, и неизвестно чем бы все кончилось, если бы в эту минуту в кубрик не заглянул за чем-то командир.

— Товарищи офицеры! — заполошно прокричал первым увидевший его Бал.

Разведчики повскакали с коек, привычно вытягиваясь по стойке смирно.

— Товарищи офицеры, — успокаивающе махнул рукой, призывая всех заниматься своими делами, командир. — Кукаринцев, зайди сейчас ко мне, обсудим задачу.

Удобный момент для драки был безвозвратно упущен. Люд, с явным сожалением разжав кулаки, смерил застывшего у стола Моргенштейна презрительным взглядом, как бы говоря: «Повезло тебе сегодня, сынок, но мы еще продолжим, будь уверен!». На выход он прошел почти вплотную, нарочно задев капитана твердым литым плечом.

Группа двигалась резво, еще не растраченная за прошедшие с момента выхода несколько часов молодая кипучая энергия, наконец-то получившая возможность вылиться в физические действия давала о себе знать. Шли бодро, полной грудью вдыхая пьянящий воздух предгорий, насыщенный терпким ароматом душистого разнотравья, напоенный озоном и несущий с недальних гор тихую приятно овевающую разгоряченные лица прохладу. Настроение у застоявшихся без дела разведчиков стремительно улучшалось, выход обещал быть коротким и не особо трудным, да и вообще представлялся скорее прогулкой на природу с пикником под сенью дикого леса, умеренно щекочущими нервы приключениями и приятной заставляющей сладко постанывать натруженные мышцы нагрузкой. Уж всяко лучше, чем бесцельное одуряющее сидение в обшарпанной школе, с вечными офицерскими придирками, нарядами, стоянием на фишке и отвратительной кормежкой.

Топали пока еще по якобы своей полностью подконтрольной территории, но ночь есть ночь, чужое время. Сейчас власть над спящей Чечней принадлежала вовсе не федералам, и рассуждать о мирности и безопасности той или иной местности мог только полный чайник, совершенно незнакомый с суровыми местными реалиями. Среди разведчиков чайников не водилось, потому шли осторожно, стараясь лишний раз не вспугнуть окружающую тишину, далеко разбросав по сторонам и по направлению движения чутко вглядывающиеся в темноту дозорные двойки. Люд с беспокойством поглядывал то на часы, то на начинавший уже постепенно светлеть, наливаясь предательским алым оттенком встающего солнца восточный край неба. Командир группы надеялся вывести ее на исходную позицию до темноты и успеть замаскировать дневку, дабы не обнаружил их случайно какой-нибудь шальной мальчишка или пастух. Здесь не Афган, где спецы просто без лишних разговоров уничтожали случайных свидетелей их движения. Сейчас позволить себе такую роскошь нельзя, не война ведь в самом-то деле, правильно полковник сказал. Только тогда какого же хрена группа спецразведки ГРУ ГШ крадется по территории своей собственной страны, ощетинившись во все стороны дозорами? Давайте уж определимся без дураков, либо мы здесь воюем, и тогда уж надо воевать, как положено, как это предусмотрено всеми боевыми уставами и наставлениями без лишних скидок на гуманизм и соблюдение российского законодательства, либо войны нет, и ГРУ здесь просто от нечего делать груши околачивает, тогда давайте отзовем отсюда сводный отряд и не будем мешать МВД и ФСБ делать их работу… По уму получается именно так, разве нет? «Только где и когда в России что-нибудь делалось по этому самому уму?» — с горечью подумал Люд, в очередной раз недовольно косясь на подсвеченные фосфором стрелки командирских часов.

— Шире шаг, — зло зашипел он на направляющих. — А ну прибавили ходу, черти! Или будете у меня в первой попавшейся сортирной яме дневать!

Группа, не слишком удаляясь от Курчалоя, обходила село с юга, ходко продвигаясь по зарослям густого молодого подлеска, постепенно поднимаясь все выше и выше. Наклон окружающей местности поначалу был совсем незаметным, но вскоре уже ощутимо пошел вверх, распарено запыхтели, цепляясь за корявые гнутые древесные стволы бойцы, закарабкались, тяжело оскальзываясь на покрытых мокрой травой кочках. Тяжелее всех приходилось дозорным, вынужденным кроме прочего еще и следить за окружающей местностью. Несмотря на то, что Люд заранее зная о трудности предстоящего маршрута, против обыкновения назначил дозорными в основном лучше подготовленных физически контрактников, возросшая крутизна подъема сделала свое дело. В какой-то момент из серого предутреннего тумана прямо перед основной группой вынырнули две размытые облаченные в мешковатые покрытые лохмами балахоны тени.

— Кто такие? — севшим голосом окликнул Люд, на всякий случай резко приседая и бросая к плечу автомат.

— Это мы, тащ капитан, — до боли знакомо просипели в ответ.

— Жердяй, мать твою, ты что ли?

— Да, тащ капитан, мы это… Вы просто нас нагнали, быстро слишком идете, не успеваем мы…

— Я тебе, сука, не успею сейчас! Я тебе так не успею, сидеть больно будет! — яростно зашипел Люд. — Что совсем нюх потеряли?! Вернемся, я вами, уродами, займусь, будете у меня три раза в день кроссы бегать! Вперед, кому сказал?! Уроды мамины!

Темные с неопределенными расплывающимися очертаниями фигуры, послушно растаяли в сером мареве, чтобы уже через десять минут возникнуть опять.

— Уроды, вот уроды! — хрипел Люд, раз за разом понукая выдохшихся разведчиков.

— Ну соберитесь, пацаны! Потерпите, немного совсем осталось!

Тех, кто шел в составе основной группы, тоже приходилось подгонять, а некоторых даже чуть ли не тащить на себе волоком. Морген шел замыкающим, то и дело отвешивая взбадривающие пинки и подзатыльники норовившим отстать, незаметно опуститься на землю чтобы, наконец, передохнуть солдатам. Сам он тоже изрядно запыхался и с удивлением следил за пружинисто перепрыгивающим с кочки на кочку Людом, на которого запредельная нагрузка казалось, не произвела ни малейшего впечатления. «Вот ведь конь двужильный! — с некоторой завистью думал капитан. — Прет как заведенный, хоть бы что ему!» Моргенштейн ошибался, крутой подъем тяжело давался и Люду, просто он считал ниже своего командирского достоинства выставлять на всеобщее обозрение подчиненных собственную слабость, от того терпел, до хруста сжимал зубы, чувствуя как струйками течет по спине пот, как мышцы наливаются тупой ноющей тяжестью предельного напряжения заставлял себя идти вперед. Шаг, еще шаг, теперь еще и еще один…

Наконец они, задыхаясь, обливаясь потом и пошатываясь от усталости, вывалились на относительно ровную площадку, за которой совсем рядом, рукой подать виднелся новый подъем.

— Стой! — еле ворочая непослушным языком, выдохнул Люд.

Это долгожданное слово еле прошелестело в накрывшей предгорья предрассветной тишине и все же его услышали все, почувствовали кожей, шестым чувством, подсознанием. Осели на каменистую землю как подрубленные, там же где стояли, не слишком разбираясь камни под ними, древесные корни или мягкая трава. Сейчас большого значения это не имело, лишь бы дать отдых натруженным ногам, облокотиться рюкзаком о твердую опору, разгрузить натертые плечи и блаженно дышать полной грудью отплевываясь поднимающейся из траченных никотином легких зеленовато-бурой слизью.

— Эй, чересчур там не расслабляться! Дозорные фишку рубят, остальным перемотать портянки, подтянуть ремни, поправить снаряжение. Не спать там, я сказал! Кто это уже приложился?! На дембеле будешь спать, парень, под бабьими сиськами! А здесь глаза разуй и делай что сказано, понял меня? Нет?! Немец, сюда ко мне подходи, обсудим кое-что…

Превозмогая боль в натруженных непривычной ходьбой по предгорьям ногах, Морген поднялся и, стараясь двигаться прямо и ровно, проковылял к командиру. Тот уже деловито расстелил извлеченную из полевой сумки карту и внимательно изучал ее, подсвечивая китайским фонариком. Первый солнечный луч острым клинком пробил горизонт на востоке, ярко сверкнул, преломляясь от облаков.