Сергей Николаевич усмехнулся.

– Да все равно они нам правды не скажут. Успокоят: маленькая неисправность, ничего серьезного… Вот давайте так и считать.

…С помощью проволочных стремян Ненароков забрался по воздухозаборнику наверх, почти к самому входу. Встречный поток трепал его, пихал обратно. То и дело Валентин ударялся подбородком или плечом о ледяной металл.

Вход в воздухозаборник круглый. Но сейчас его частично загораживал дюралевый лист – края задравшейся обшивки фюзеляжа.

Онемевшими от холода пальцами Валентин схватился за угол обшивки – и охнул от боли, выругался вполголоса.

– Что у тебя? – послышался встревоженный голос Тимченко.

– Ерунда. Руку поцарапал… Игорь, давай проволоку!

…Изнутри самолета, из салона, Игорь с помощью пассажира – того, который возмущался, почему им не говорят, что случилось, – пропихнул в дыру на потолке два длинных куска толстой прочной проволоки…

…В клочья изрезав перчатки о рваные края металла, Ненароков зацепил загнутый крючком конец вылезшей снизу проволоки за дырочку в листе дюраля. Затем подтянул к себе вторую проволоку и стал просовывать ее в другую дырочку от вылетевшей заклепки. Он снова резал руки о металл, но они так закоченели, что он уже не чувствовал боли. Шарф, прикрывавший его рот, заиндевел, стал белым и пушистым.

Зацепив проволоку покрепче, Ненароков покачал ее вверх и вниз, подавая Игорю сигнал тянуть. И сам стал изо всех сил толкать от себя задравшийся лист обшивки. А внизу, в салоне, Игорь и двое пассажиров помогали ему: налегая всем весом, тянули проволоку к себе.

…Поддавшись этому двойному усилию, лист обшивки медленно разогнулся, лег на место, прикрыл трещину в фюзеляже.

…Впервые с начала рейса в салоне стало тихо. Прекратился зловещий свист. С помощью металлической перекладины от вешалки два пассажира закручивали проволоку потуже, чтобы подтянуть, зафиксировать возвращенный на место лист обшивки.

– Дай помаду, – попросил Игорь у подошедшей бортпроводницы. И обвел трещину по периметру ярко-красной линией, чтобы заметно было, если начнет увеличиваться.

…Валентин Ненароков, закрепившись при помощи крюка – чтобы не сдуло ветром обратно в трубу, – высунулся по плечи в открытое пространство. По фюзеляжу гуляли блики от фар «ила»: он по-прежнему сопровождал их, светя сверху на хвост «Ту-154». А кругом было черное небо, и на нем развешаны звезды – крупные, белые, как спелые антоновские яблоки.

…В кабине Тимченко говорил в микрофон:

– Валя, ты молодец, ну просто молодец!.. Что сейчас делаешь? Почему молчишь?.. Валя!

Не сразу послышался голос Ненарокова.

– Микрофон за шею развернуло. А руки заняты… Андрей Васильевич, ночь какая красивая, звездная.

– Что-что? – опешил не привыкший к лирике Тимченко. – Ты не поморозился?

– Ничего… Хочу посмотреть отсюда на руль высоты. Может, пойму что-нибудь.

– Все. Хватит! – твердо сказал Тимченко. Спускайся, отдохни, отогрейся… Слышишь? Повтори, как понял.

…Ненароков, усталый бесконечно, лежал на полу в хвостовой части. Игорь растирал его, мял коленями и руками, а Тамара осторожно стаскивала липкие клочья – все, что осталось от перчаток. Когда она увидела его руки – все в крови, искромсанные острым металлом, – то не выдержала и заплакала.

– Чего ты воешь? – грубо сказал Игорь. – Тащи доктора… Руки – ерунда, он мог глаза потерять.

…Командир экипажа докладывал Москве:

– Трещина в фюзеляже пока не увеличивается – задравшийся лист отогнули на место и закрепили.

– Консультация по рулю высоты нужна? – спросила Москва. – Тут у нас все специалисты, собрались.

– Спасибо, пускай рядом побудут.

– Понял… Запасные вам подготовили: Минводы, Киев.

– Садиться не буду, пока не разберемся с рулем. Сейчас им займемся.

Вошел Игорь. С каким-то даже торжеством он объявил:

– Ненароков руки до кости изрезал. И обморозился, кроме того. Он не может снова лезть… Придется вам, Андрей Васильевич, послать меня!

– Врач около него?

Скворцов кивнул.

– Так-так, – сказал Тимченко. – Шлет царь второго сына… Иди, Игорь, готовься. Лицо жиром намажь.

…Теперь к путешествию готовился Игорь. Он надел тот же изодранный красный комбинезон, который был на Ненарокове, повесил за спину ту же джинсовую сумку. Фельдшерица густо намазала ему лицо каким-то кремом.

…А Тимченко тем временем докладывал Москве:

– Приступаем к ремонту руля высоты. Бортинженер проникнет в носок киля, поднимется по нему до самого верха, прорубится наружу и попробует извлечь застрявший в руле высоты посторонний предмет…

В Министерстве гражданской авиации лысоватый инженер в очках отмечал на схеме «Ту-154» маршрут, о котором говорил Тимченко:

– Вот здесь ему придется прорубать нервюру, здесь – вторую… Вообще-то, не разгуляешься: тесно очень. – Он прочертил красным фломастером вертикальную линию внутри носка киля. – Тут и тяги, и труба противообледенения…

– А реально это? – спросил кто-то из сидевших за столом. Инженер только пожал плечами.

Игорь, стиснутый с трех сторон металлическими стенками, рубил топором нервюру. Нервюра – это перфорированная тонкая переборка из дюраля. И прорубить ее было бы нетрудно, если б не теснота. Ни размахнуться, ни ударить как следует. По лицу Игоря катился пот.

– Что у тебя? – спросил голос Тимченко.

– Все то же. Рублю.

…B кабину вошел и сел в свое кресло второго пилота Валентин Ненароков. Руки у него были забинтованы, на лбу и на щеках проявились обмороженные места – красные пятна, которым предстояло стать черными. Тимченко улыбнулся ему и даже похлопал рукой по колену, продолжая слушать Игоря. Голос бортинженера докладывал:

– Первая нервюра готова. Лезу выше, рубить вторую.

– Устал? – поинтересовался командир.

– Ничего. Ломать – не строить.

…И снова Игорь, мотая головой, чтобы пот не заливал глаза, рубил топором неподатливый дюраль… Дорубил и полез выше, протискиваясь между трубой и тягами. Одежда на нем уже висела лохмотьями. А фонарик, укрепленный на лбу, показывал своим светом, что лезть еще долго и пространства наверху еще меньше: носок киля кверху сужается.

…В кабине Тимченко спрашивал:

– Ты уже наверху?

– Да, – отвечал голос Игоря. – Тут блок радиостанции.

– Смотри не замкни электрику… Сам убьешься и пожар устроишь.

– В случае пожара звоните «01», – непочтительно ответил Игорь. – Я больше не буду рубиться. Тут люк. Попробую выломать замки и отогнуть крышку.

– А не сорвет ее потоком?

– Ну и сорвет. Зачем она вам?

Тимченко покрутил головой и усмехнулся.

…«Ту-154» летел в темноте над невидимой черной землей. Только хвост самолета был ярко освещен фарами сопровождающего «Ила».

На верхушке киля, над плоскостью стабилизатора, распахнулся лючок. И сразу же крышку сорвало встречным потоком воздуха и унесло. Из отверстия, как танкист из люка, высунул голову Игорь. Но, ослепленный светом фар, он тут же спрятался обратно.

– Андрей Васильевич, – попросил он в микрофон. – Скажите ему, чтоб чуть поджал фары или пускай переместится так, чтобы на меня падала тень от руля!

«Ил-18», по-прежнему висевший над самолетом Тимченко, погасил одну фару.

Игорь снова вылез до половины и, неудобно выкрутив шею, поглядел вдоль стабилизатора на руль высоты.

– Вижу! – сообщил он командиру. – Там застряла какая-то деталь.

– Не наша?

– Нет. Какой-то обруч, по-моему… Попробую его зацепить и вытащить.

– Рассказывай, что делаешь, – потребовал командир.

– Достаю «кошку»… – Он вынул из сумки маленький остролапый якорек на толстой леске. – Буду понемногу стравливать.

Неторопливо, будто за борт лодки, Игорь стал выпускать наружу леску с «кошкой» на конце. Как он и ожидал, встречный поток воздуха подхватил якорек, прижал к стабилизатору и поволок назад. Но до руля высоты «кошка» не доползла – потоком ее отбросило вправо.