— Вы еще вдобавок ко всему и Василий Дурманов? — вырвалось у Тарзи, но он тут же вернулся к дипломатическому тону беседы. — И каковы же цели вашего правительства в регионе?

— Мы намерены распространить власть Москвы на все национальные окраины, входившие в состав Российской империи. Таким образом, в скором времени мы вновь прочно закрепимся на вашей северной границе, и в Кремле очень бы хотели, чтобы Афганистан был дружественной нам страной, а не вел себя как наймит международного империализма.

— А как же с правом наций и народов на самоопределение, которое провозгласил великий наиб Ленин? — спросил Тарзи. — Мы очень рассчитывали на то, что, после того как наши туркестанские братья обретут свободу от царских пут, мы сможем с ними объединиться и совместно противостоять тому же британскому колониализму.

— Право, господин министр, сохранится, но пока чисто в декларативном смысле. К сожалению, территории, реализовавшие свое право на самоопределение, стали злейшими врагами большевистской России, а возникшие на них новые буржуазные государства превратились в рассадники контрреволюции. Поляки Пилсудского уже напали на Советскую Украину, заняв часть ее земель. Финский фельдмаршал Маннергейм полгода торговался с Колчаком, обещая направить на Петроград сто тысяч своих отборных солдат в обмен на признание Директорией независимости Финляндии. От этой дьявольской сделки нас спасло исключительное упорство верховного адмирала, твердо стоящего на позициях единства и неделимости империи. А мой бывший командир генерал Юденич постоянно зализывает раны, прячась в Эстонии. Так вот, уважаемый Махмуд-бек Тарзи, мы не хотим, чтобы Бухарский и Хивинский эмираты играли ту же неблаговидную роль враждебных лимитрофов на юге России.

— Афганистан мог бы выступить в качестве гаранта, что со стороны Центрально-Азиатской исламской федерации никаких враждебных действий в отношении Советской России впредь никогда не повторится.

— Нас в принципе не устраивает такая постановка вопроса, — сказал, как отрезал, Урус-Кяфир. — Новых государств за счет бывших имперских территорий на юге не будет. Вместо эмиратов уже учреждены Бухарская и Хивинская народные советские республики, которые сохранят свой суверенитет в рамках единой страны, но оберегать их от внешних посягательств будет Красная армия, стоящая на службе народа, а не нукеры, преданные, пока им за это платят, исключительно своим эмирам.

— Суверенитет предполагает самостоятельную внешнюю политику, господин Бекович-Черкасский. — Тарзи все еще пытался возражать, хотя его аргументы были уже, судя по всему, на исходе.

— Бухара и Хива могут иметь особые отношения с Кабулом и даже вступать с ним в определенные конфедеративные сношения. Но межевой раздел интересов все же будет проходить по Амударье и Пянджу.

— Я подумаю о ваших предложениях, господин Бекович, — сказал посол на прощание, пожимая телохранителю руку.

— Думайте, только не медлите с ответом, господин министр, а то можете опоздать, — предупредил Урус-Кяфир, в знак уважения резко, по-офицерски склонив голову. — Сегодня Россия крайне нуждается в международном признании. Афганистан — первая страна, выказавшая свое намерение установить с нами дипломатические отношения. Но нынешняя реальность такова, что мы уже бьем своих врагов — контрреволюционеров и интервентов — на всех направлениях и в скором времени полностью восстановим контроль над всей страной и перейдем к мероприятиям по организации мировой революции. Тогда нас обязательно признает вся Европа и Америка, а вы в итоге упустите шанс стать первыми в этом ряду. Помните, господин Тарзи, времени осталось мало.

— Позвольте полюбопытствовать, господин Бекович-Черкасский. — Махмуд-беку явно не хотелось расставаться с интересным собеседником. — Василий Дурманов — это ваш псевдоним разведчика или большевистская партийная кличка.

— Спешу удовлетворить ваше любопытство, господин Тарзи, — Урус-Кяфир открыто улыбнулся своему визави. — В России давно уже не в моде сословные браки, поэтому мой отец, потомственный князь, дворянин, женился на простой крестьянской девушке Ефросинье Дурмановой. Ее родной брат, мой дядя Василий Яковлевич, служил на флоте простым матросом и погиб в русско-японскую войну на рейде Порт-Артура во время взрыва флагманского корабля «Петропавловск» вместе с адмиралом Макаровым. Признаюсь, в ВЧК, которую я представляю, не очень поощряют ношение знатных родовых фамилий. Поэтому в память о своем покойном дяде я и взял его полное имя и использую его сегодня в служебных целях.

— Хорошо, господин Бекович-Черкасский, позвольте, я вас буду называть так, — сказал Тарзи, не выпуская из своих ладоней руку Урус-Кяфира. — Я позвоню вам в течение недели и дам ответ. Но знайте заранее, я на вашей стороне. Вы меня убедили.

— Да, кстати, уважаемый Махмуд-бек. — Телохранитель фамильярно взял дипломата за пуговицу на его смокинге, что должно было, видимо, символизировать удовлетворение итогами разговора и хорошее расположение духа. — Чуть было не забыл вам сообщить. На днях в Москву прибыл Исмаил Энвер-паша, который, как предполагается, будет представлять интересы советского центра в Бухарской республике.

— Но это совсем меняет дело, господин Бекович-Черкасский! — Тарзи не скрывал сильного душевного волнения, которое у него вызвало это неожиданное известие. — Для нас, младоафганцев, лидер младотурок — кумир и пример для подражания. Это вам говорю я, об этом же вам скажет и Аманулла-хан. Но как вы, русские, сподобились на сотрудничество с ним. Ведь по его приказу уничтожили такое количество ваших соотечественников.

— Революционная целесообразность, господин министр, — объяснил Урус-Кяфир. — Ничего личного и лишнего. Вот британцы, обрабатывая вас идеологически, убеждают, что, связавшись с нами, вы потеряете свою религию — ислам. А товарищ Ленин, между прочим, в ответ на эти злобные вымыслы учредил в Москве Общество единения Революции с Исламом, в котором сейчас работает бывший османский сераскир. Значит, он нам вовсе не враг. К тому же в Кремле сегодня больше склонны доверять туркам, нежели армянам, которых Энвер-паша истреблял. Среди последних есть высокопоставленные большевики, но неизмеримо больше националистов, бредящих о возрождении Армении в границах Империи времен Тиграна Великого — это I век до христианской веры. Такие устремления противоречат советской политике мировой революции.

— И все-таки мне не понятен ваш выбор, — не прекращал удивляться Махмуд-бек. — Несмотря на то что лично я восхищаюсь мощной политической фигурой Энвер-паши.

— Признаться, мне самому лично не по душе этот турецкий мясник, — признался Урус-Кяфир. — Может в любой момент предать. Но опять-таки говорю, уважаемый господин Тарзи, все дело в революционной целесообразности.

— Хорошо, господин Бекович-Черкасский. Я позвоню Аманулле-хану уже завтра рано утром и попрошу об аудиенции. Будьте наготове.

Ровно в 9.00 18 января 1920 года министр иностранных дел Афганистана Махмуд-бек Тарзи вошел в кабинет Амануллы-хана. Тот его встретил, сидя за рабочим столом, властным жестом указал на единственный стул. За спиной эмира неизменно возвышались громады его телохранителей Урус-Кяфира и векиля Джамоледдина. Тарзи попросил Амануллу, чтобы слуги принесли еще один стул. Хозяин был удивлен такому поведению министра, но просьбу его не оставил без внимания. Когда она была выполнена, Махмуд-бек пригласил сесть Урус-Кяфира, а Джамоледдина выйти за дверь. Векиль пытался было возмутиться, но Аманулла сделал решительный жест, и тот молча удалился.

Когда они остались втроем, Тарзи обратился к Урус-Кяфиру:

— Господин Бекович-Черкасский, расскажите нашему повелителю все, о чем рассказывали мне вчера.

Сначала Аманулла слушал, не проявляя никаких эмоций, потом стал заметно нервничать и, наконец, начал сбивчиво говорить о заговорах, которые плетут вокруг него враги — русские и англичане. Обзывать всех изменниками и каторжниками. Министру иностранных дел стоило больших усилий успокоить эмира, который явно потерял самообладание. И только пригрозив тому, что тут же напишет прошение об отставке, заставил его покончить со своими огульными обвинениями и мыслить трезво.