Это раннее майское утро не предвещало ничего плохого. За окном ни тучки, ни облачка, а по- весеннему яркий солнечный свет делал мрачную и неубранную комнату более уютной, что примиряло хозяина с действительностью. Пластиковый стеклопакет был единственной приметой нового времени в подготовленной к сносу хрущобе. Городские воробьи бодро чирикали под окнами, мешая спать нетрезвым и ленивым обитателям этой ветхой пятиэтажки.
Максимушка Озоруев сладко, до хруста, потянулся всеми конечностями, затем протер глаза и неторопливо почесал волосатую грудь. Громко зевнув и крякнув, он промычал собственную, не совсем приличную, вариацию на тему «Марша энтузиастов». Окончательно очнувшись от сна, без пяти минут эмигрант начал неторопливо перебирать одежду. Валявшиеся на полу грязные трусы и носки он брезгливо отбросил в сторону.
Спал Озоруев, как обычно, на французский манер, нагишом, поэтому прежде чем натянуть чистое бельё, внимательно оглядел своего «дружка»: не заболел ли он после знакомства с очередной дамой несколько «облегчённого» поведения. Визуально вроде бы, все в порядке, а на деле — как знать, как знать… Но мысленно он успокоил себя: мол, девушка была чиста и невинна, «аки младенец». Сеанс самовнушения удался. И отбросив все мрачные мысли, он радостно улыбнулся новому дню. Откинув на постель простыню и отложив свежие трусы в сторону, квартирант босиком прошлепал на общую кухню.
Многочисленные соседи по коммуналке отсутствовали уже несколько дней. Раньше в соседних комнатах жила шумная компания гастарбайтеров: три огромных хохла–каменщика из Закарпатья, тощий высокий маляр молдаванин, который был всегда «под мухой», маленький узбек–дворник и таджик–грузчик. «Интернационал», блин! Пролетарии всех стран соединились в одном: пили всё, что горит, часто и помногу. Однажды соседи шумно ввалились в квартиру, упаковали свои безразмерные баулы, а в полночь исчезли. Почему исчезли жильцы, было непонятно, но как мысленно шутил Макс, они умчались продолжать пропивать украденные из прихожей вещи: большой телевизор, стиральную машину и огромный холодильник. Жульё! Неделей раньше Озоруев привёз и лично разместил «агрегаты» в коридоре, а утром их как корова языком слизнула. После возвращения «интернационала» с рабочих объектов Максим провел дознание с «пристрастием», но, даже получив по физиономии, никто не хотел признаваться в краже. Макс решил отнестись к пропаже философски: меньше с собой добра придется тащить за кордон. Но теперь пропали и сами соседи. Впрочем, факт пропажи вороватых гастарбайтеров не особо волновал Максима.
Без них стало гораздо спокойнее: никто не пил, не курил, вокзальных чумазых девок по ночам не приводил. На несколько дней он стал хозяином просторной квартиры, что само по себе было неплохо. Ведь десятиметровая комнатушка давно «жала ему в молодецких плечах».
Макс поставил на конфорку эмалированный чайник, на другую — сковороду, зажёг газ, затем тщательно вымыл три куриных яйца, разбил их над сковородкой, посолил и стал ждать, когда яичница будет готова. Как единственный жилец квартиры, он мог никого не стесняться и смело разгуливать нагишом. Озоруев неторопливо расстелил на столе салфетку, расставил посуду, чинно сел за стол и принялся медленно жевать надоевшую яичницу.
«Эх, для приготовления пищи не помешало бы на полгодика обзавестись хоть какой–нибудь женой», — подумал Максим с иронией.
После завтрака он принял душ, слегка размялся, потом бесцельно побродил по опустевшей квартире в поисках чего–то очень нужного, но так и не вспомнил, чего именно. Наверное, искал «вчерашний день». Так и не натянув на себя трусы, Озоруев уселся на кровать, задумался над каким–то пустяком и даже слегка задремал на сытый желудок.
Пустые сонные размышления прервал истошный вой многочисленных сирен. Озоруев вздрогнул и проснулся. Выйдя голышом на кухонный балкон и приставив ладонь козырьком ко лбу, он стал вглядываться вдаль, а потом посмотрел вниз — никакой причины для тревоги он не обнаружил. Странным ему показалось лишь одно: обычно шумная улица в это воскресное утро была безлюдной. Неужели горожане в одиннадцать утра по–прежнему крепко спят? Непонятно. Но раз так пронзительно гудят ревуны — значит, всё–таки случилось что–то из ряда вон. Хотя в период весеннего политического обострения, возможно, вояки проводят какие–то учения, готовятся к чрезвычайным ситуациям.
Озоруев взял в руки пульт и впервые за неделю включил телевизор: на «Первой кнопке» транслировали чёрно–белый балет — запись восьмидесятых годов прошлого века. На экране дюжина бестелесных девушек семенила худенькими ножками в такт знаменитой на весь мир музыке. Время от времени они расцепляли руки и высоко закидывали тоненькие ножки, изо всех сил изображая маленьких лебедей. Макс снова щёлкнул пультом — вторая программа. На экране те же девушки. Он стал быстро нажимать на кнопку, но на всех каналах шло «Лебединое озеро». «Вот так па–де–де!» — хмыкнул Озоруев и задумался: «Неужели умер очередной всенародно избранный Президент?»
Эта первая пришедшая в голову мысль успокоила, потому что либералу и демократу Озоруеву нравилась смена «задниц» на троне: ведь обычно за смертью вождя следовали большие политические перемены. Поэтому плановая или внезапная кончина очередного олигархического правителя его нисколько не волновала. Вдруг «белых лебедей» сменила телевизионная заставка, и полились звуки бравурных маршей в исполнении военных оркестров.
«Что–то новенькое, — подумал Максим. — Эх, неспроста гремит милитаристская какофония в информационном державном пространстве». Озоруев поморщился как от зубной боли и выключил громыхающий ящик. Бывший майор не собирался скорбеть со всем народом, его не трогали очередные временные трудности покидаемой им страны. Он вспомнил, что пора собираться в дорогу, и начал, не торопясь, укладывать нехитрые пожитки. На дно дорожной сумки он положил альбом с фотографиями и самое святое — шкатулку с орденами и медалями - память о боевом прошлом. Сверху кинул рубашки и шорты, любимые книги Э.М. Ремарка «На западном фронте без перемен» и «Три товарища» — для чтения во время перелета. Вот собственно и всё. Зачем тащить лишнее барахло, когда екобходимое можно купить на месте? «Может, ещё сходить во двор и бросить в банку горсть земли с клумбы? — промелькнуло у него в голове. — И как там сказано у поэта: «Прощай, немытая Россия… И вы, мундиры голубые!…»
Неделю назад в консульстве ему наконец–то поставили в паспорт въездную визу, билет на самолет был куплен и теперь можно сказать твёрдо: «Адью, Родина!» Возвращаться же обратно из страны, где растут плоды киви и бегают птицы киви, он не собирался. На побережье его ждало бунгало в окружении диких зарослей и старенький джип из магазина подержанных машин. А ещё его ждал небольшой счет в банке. Этой суммы, пусть и новозеландских, но долларов, вполне хватит лет на десять скромной жизни в небольшом городке. А если старательно экономить, то можно перекантоваться и лет двадцать. Конечно, придется вести жизнь отшельника: семью–то он точно не потянет. А вот лет так через пять может он сдаться властям: живу я здесь, извиняйте, граждане, я теперь ваш, буржуинский! Я к вам пришёл навеки поселиться.
Максим зевнул, потянулся и энергично потряс руками, но дрёма никак не проходила. Ах, да! Надо ещё не забыть экипировку туриста! Будущий эмигрант достал с антресолей большой рюкзак, запихнул в него альпийский спальный мешок (тёплый, набитый гагачьим пухом, такой в магазинах не найти!), пятнистую куртку, маскхалат, горные ботинки, нож–стропорез, фляжку, котелок и примус. Кроме того, в огромный, специально сшитый мешок сложил спиннинг, ружье для подводной охоты, арбалет для охоты на диких животных и помповое ружье — полный джентльменский набор для охоты и туристических вылазок в горы. Экс–майор Озоруев к походной жизни и общению с дикой природой готов! И только одно обстоятельство, впоследствии ставшее роковым, мешало ему сняться с якоря: Максим слишком долго ждал разрешения на провоз оружия через границу. Это разрешение должны были выдать сегодня.
