В этот момент бойцы доволокли до машины местного. Одна пуля попала ему в бедро, другая перебила колено. Он молчал, только смотрел с ненавистью.
— Что будем делать, командир? — спросил прапорщик. — И что-то Гонзы нет…
— Да, это плохо. Это очень плохо, — ответил Денис, внезапно сообразив, что боец уже должен был бы вернуться. Он бы уже вернулся, если только… Если только…
На мгновение мир почернел. Денис закусил губу, скрипнул зубами, и неожиданно даже для самого себя, сказал:
— Я думаю, надо этого лягушатника расстрелять.
— Что? — удивился Моисеенко, и даже на мгновение открыл рот. В его маленьких карих глазах промелькнуло самое неподдельное изумление. — Мы? Сами?
— Да, сами! — уже твердо, наливаясь тяжестью впервые произнесенной вслух потаенной мысли, ответил Максимов. — Только мы и только сейчас. Иначе я себе никогда этого не прощу.
Он увидел, что и прапорщик, и бойцы изрядно удивлены, и явно колеблются. Тогда Денис горячо, с неприкрытым нажимом начал их убеждать. Прямо сказать, не их он убеждал. Он самого себя убеждал.
— Мы его сдадим — его отпустят! Ну, кассеты отберут. А может, и не отберут, кто его знает… Может, он их выкупит. У нас же иностранцы — это почти святые, особенно если при деньгах. А из-за таких как этот многие хорошие, ни в чем не повинные люди, жизни лишаются. Он же платит за съемки, духи головы режут; он платит — они убивают на камеру. Специально людей воруют, чтобы изнасиловать и зарезать, а потом фильм снять. Западные «овощи» любят нервишки пощекотать. А этот им такое удовольствие доставляет. Реалити — шоу!.. И мы его отпустим!? Да он оклемается, и опять вернется!!
Денис помолчал, и добавил еще один аргумент, не абстрактной справедливости, а вполне конкретный, шкурный, наверное, самый убедительный в этот момент:
— Если мы его живым сдадим, он на нас жалобу накатает. Скажет, например, что мы мирных граждан поубивали. Нас же с вами по судам и затаскают.
Этот проняло: бойцы и прапорщик побледнели. Максимов усмехнулся:
— Ну что, отпустим гада? Отведем к отцам-командирам и будем ждать результатов?
— Нет, — проговорил Моисеенко, — ты прав, затаскают. Давай его кончим, и все следы уберем. Чего с духами возиться?
Пока шла дискуссия, местный чеченец умер. Истек кровью без помощи. Умер и водитель, по той же самой причине. Оставался француз, и непонятно было, куда делся Гонза? Слишком долго он отсутствовал. Денис очень сильно подозревал, что Гонза, наверное, больше не придет. Но верить в это совсем не хотелось. Совсем…
— Мичман, Татарин! — быстро сказал Денис. — Ну-ка, давайте за Гонзой, только аккуратно. Что-то его долго нет, мне это не нравится. А мы тут с прапором сами управимся.
Бойцы сорвались с места, и исчезли в зеленке. Максимов и Моисеенко забросили тело в машину, а потом Денис подошел к французу и приказал ему встать на колени. Француз мимикой лица пытался пояснить, что ничего не понимает. Старлей не стал миндальничать, а просто ударил ногой француза по голени. Тот упал на колени, поднял голову, внезапно широко разинул рот, и завизжал. Денис отшатнулся от неожиданности, а потом влепил французу прикладом прямо в зубы. Визг перешел в хрип, изо рта потекла кровь, и пленный, с немалым изумлением, сплюнул выбитые зубы в дорожную пыль. «Белый господин», похоже, получил по зубам впервые в своей жизни.
Пока француз безумными глазами смотрел на свои бывшие зубы, упавшие на землю, Денис обошел его сзади, достал нож, (слегка укороченный немецкий штык-нож, купленный за большие деньги у «черных» следопытов), и воткнул французу в затылок. Тот постоял немного на коленях, слегка покачиваясь, а потом упал лицом в землю.
Прапорщик, смотревший на все это с какой-то неопределенной, очень кривой ухмылкой, сдвинулся с места, и помог закинуть тело в «санитарку».
Машина не заводилась, ее нужно было как-то откатить в сторону, желательно — подальше, и сжечь вместе с телами. Дорога в буграх и ямах — это не асфальт, и для такого дела очень нужна была помощь бойцов. Но их не было.
— Куда они все провалились? — пробормотал Денис себе под нос. — Что там творится такое? Это просто чудо, что мы здесь совсем одни, и никого нет. Достаточно одному местному хоть что-то увидеть…
Они попытались откатить машину вдвоем с прапорщиком, но, потратив массу энергии, докатили ее только до края дороги. Дальше колесо попало в яму, и сколько они не напрягались, ничего не могли сделать.
— Давай ждать бойцов, — сказал взмокший и очень уставший прапорщик. — Так мы только все силы без толку растратим.
— Хорошо, — ответил Денис, и сел прямо у колеса. За шиворот что-то капнуло. Он вытер каплю рукой, поднес к глазам… Это была кровь. Максимов оглянулся: из-под дверцы автомобиля тихонечко, тонкой, прерывистой струйкой, вытекала густая красная жидкость. Денис отодвинулся. Он только молча, и очень сосредоточенно наблюдал, как капля за каплей образуют небольшую лужицу.
В этот момент из зеленки вышли Мичман и Татарин. Они несли Гонзу.
Прапорщик и старлей сразу вскочили на ноги.
— Что случилось? — чувствуя нехорошее ощущение в ногах, и тошнотворную пустоту в животе, резко, и даже как-то злобно спросил Денис.
— Вот, нашли в кустах, — ответил Татарин. — И все. Баба ушла.
Старлей взглянул на мертвеца. У Гонзы прямо между глаз оказалась небольшая, очень аккуратная дырочка. Так здорово попасть можно было либо случайно, либо будучи очень большим мастером…
«Белый локон, белый локон»… У старлея в голове мелькнуло подозрение.
— Ну-ка, — сказал он деревянным голосом, — давайте еще раз «санитарку» осмотрим, особенно днище.
Под днищем и оказалась прикручена снайперская винтовка. Не наша, такую Денис раньше никогда и не видел. Иностранная. Здесь же оказался и оптический прицел, и даже прицел для ночной стрельбы.
— Снайпер… — пробормотал Моисеенко. — Мы упустили снайпера.
Денису почудился укор в словах прапорщика, но что он мог сказать? Прапор был прав — это его вина. Вообще все как-то сложилось не так. Эх, если бы переиграть все сначала: он многое сделал бы по-другому. Остановил бы машину иначе, не выпустил бы из нее никого… Всех бы доставил в штаб, а там пусть разбираются…
Хотя нет — не доставил бы. Убил бы всех здесь. Особенно снайпершу. Но не было бы чувства собственной глупости, а самое главное — Гонза был бы жив… Это самое главное… Это…
— Заберем винтовку? — спросил Татарин.
Вопрос был резонный. Как объяснить, если что, откуда взялась винтовка. Соврать не так просто. Одна ложь повлечет за собой другую — рано или поздно кто-то запутается, ляпнет что-то… Все раскроется… Но такая вещь! Жалко. Очень жалко бросать.
— Пока закопаем здесь, — наконец решился Денис. — А в лучшие времена заберем. Сейчас нельзя брать с собой. Она нас выдаст.
От слова «выдаст» всех охватило оцепенение. Наверное, это слово впервые обозначило то, кем они официально стали — преступниками. Они нарушили, пусть тупой и неадекватный, но Закон. Теперь им не было обратной дороги.
— Все, — очнулся Денис. — Что, собрались жить вечно? Давайте откатим «санитарку», и сожжем. У нас мало времени, некогда раздумывать.
Они снова взялись за машину, и она, под действием четверых сильных тел, восьми рук и восьми ног, с трудом, но пошла, пошла в зеленку…
Моисеенко выкачал бензин из бензобака в канистру, которая оказалась в машине, методично и тщательно облил тела, всю внутреннюю часть «санитарки», облил снаружи, а спичку кинул Денис. Бойцы отбежали.
Машина вспыхнула, горела — горела, а потом взорвалась.
Винтовку и патроны Денис зарыл сам. Выбрал место у двух сросшихся вместе деревьев, откинул дерн, выкопал достаточно глубокую яму, опустил туда находку, закидал землей, и поставил дерн на место.
После этого возник вопрос с кассетами.
— Вот, что с этим делать? — протянул Денису кассеты прапорщик. — Закопать или сжечь?
Старлей подумал.
— Э, нет! — ответил, наконец, он. — Это сжигать нельзя. Это надо бойцам показывать, чтобы знали, что их ждет, в случае чего. А то знаю я тут некоторых — морально нестойких. Думают, если чехам сдаться, то их домой отправят. Это еще поддонок Ковалев в Грозном обещал. Да только тех, кто ему поверил, уже и искать не надо. Вот они, тут все.
