О скрытой стороне брака Джордана с Джоан Карлайл, которым весьма интересовался Макки, Тодхантер ничего не нашел. Они поженились, прожили какое-то время вместе, потом разошлись, оставшись при этом хорошими друзьями; такую историю можно было услышать не менее пятидесяти раз в любом квартале города, причем в самой добропорядочной среде. Когда Джордан выехал из Нинетта-плейс, туда тотчас же въехала Норма Дрейк, жившая до этого с матерью.
— Ах, — вздохнул Макки, — если бы мы смогли заставить эту женщину заговорить! То, чего она не знает об этих людях, наверное и не стоит того, чтобы знать. Она хладнокровна и умна. Но она прекрасно понимает, чей хлеб ест. Понимает, что когда все будет кончено, и школа, и Джордан Фэрчайлд никуда не денутся. Может быть… Может быть.
— Инспектор, кажется, она безумно влюблена в мистера Фэрчайлда?
— Она влюблена в него, Тодхантер, но безумно?.. Нетнет. С тем же успехом можно ждать, что кактус полетит. В её привязанности к нему нет никакой страсти, и она никогда никого не убьет ради любви. Но она может иметь к этому какое-то отношение, исключительно ради выгоды. Знание иногда можно превратить в наличные. А что известно о Вере Тремли?
Девушка, смахивавшая на испуганного кролика, давала немало поводов для подозрений насчет её отношений с дебютанткой. Барбара Бэрон отбила у Хэппи её приятеля только для того, чтобы поиграть с ним и бросить за ненадобностью. Было известно, что мисс Тремли неоднократно угрожала Барбаре. Единственная трудность состояла в том, что невозможно пройти от рекламного класса, расположенного в юго-западном углу четырнадцатого этажа, до балкона за выставочным залом в северо-восточном углу, и остаться незамеченной.
Хотя, рассуждая теоретически, пока не было доказано обратное, приходилось считать, что это могло быть сделано. Таким образом приходилось заниматься и этим.
Макки протянул руку к телефону и переговорил с лейтенантом Ширером, посоветовав ему выделить человека для наблюдения за Верой Тремли и дав её адрес.
Тодхантер перешел к Найрн Инглиш и начал объяснять разницу между нею и её братом Артуром. Помимо врожденной разницы характеров определенную роль сыграло и окружение. Миссис Инглиш долго хворала и ей приходилось много путешествовать для укрепления здоровья. Девушка оставалась с матерью и отцом, тогда как Артур жил у Бэронов. Жена Хью Бэрона, покойная Вирджиния, была очень привязана к нему. Одноклассница Найрн Инглиш возмущенно сказала как-то об Артуре Инглише и его жене:
— Да, они предложили Найрн после смерти отца поселиться с ними. Просто им нужна была постоянно живущая в доме прислуга, работающая только за содержание. Утонченная форма белого рабства и старые платья Фанни Инглиш. У Найрн ведь не осталось ничего. И она совершенно справедливо послала их к черту.
Макки глянул в окно на залитую жарким солнцем улицу. Да, Найрн динамичная и сильная молодая женщина.
Раз или два она встречалась с Монтаном ещё до того, как он пришел в школу преподавать живопись. Всю осень и зиму они были вместе, пока Барбара Бэрон, которой все успело наскучить и надоесть, не решила прослушать курс лекций по дизайну костюма в школе на Шайнбоун-аллее. Интерес Монтана к ослепительной юной дебютантке стал явным только за месяц до её гибели. До той поры он был с ней если и не груб, то совершенно безразличен. Но девушка, разбившая сердца дюжины самых блистательных студентов, заезжего лектора — француза и приятеля Веры Тремли, наконец-то добралась и до Монтана.
— Странно, что Фэрчайлд этого не замечал, — сказал Макки, размышляя над резкой фразой Нормы Дрейк: «Тогда, должно быть, вы были совершенно слепы»…
Тодхантер покачал головой.
— Нет, инспектор, все было чисто, я хочу сказать, по крайней мере с виду. Здесь много чего происходило, но все делалось неофициально, не так как в других школах, с которыми мне приходилось сталкиваться. Кроме того, полагаю, Монтан был достаточно скромным.
Скромность не относилась к числу тех достоинств, которые Макки числил за молодым художником. Он продолжал беспокойно постукивать пальцами по столу.
Тодхантер ещё не закончил. Он поднял с пола большую груду бумаг, развернул их и, разгладив, положил перед шотландцем.
Рисунки на плотной шершавой бумаге изображали ноги и руки, безголовые тела, разрезы, сделанные так, словно тела были разрублены топором мясника. Кости были нарисованы белым мелом, а мышцы — красным.
Мужчины переглянулись. Это было наиболее суровое обвинение против Монтана или девушки, находившейся в кустах в тот момент, когда умер Вилли Клит. Анатомические зарисовки. Монтан преподавал анатомию, Найрн Инглиш слушала этот курс, и стопроцентно успевала.
— Кто бы не ударил Вилли Клита, он знал куда бить, — мрачно буркнул Тодхантер. — Конечно, могло и просто повезти.
Макки ничего не сказал, но резко отодвинул от себя рисунки. Его нервировало что-то связанное с девушкой с волосами червонного золота. Не её внешность, и не манера поведения; может быть, взгляд её удлиненных серых глаз, смотревших так прямо, страстно и невинно. Или, по крайней мере, так ему казалось.
— А что насчет Хью Бэрона? — резко спросил он.
Тодхантер аккуратно свернул длинные листы бумаги.
— Мне не удалось раскопать ничего нового, и я как раз собирался поговорить с мисс Рен. Она знает всех этих людей. Она была крестной матерью Барбары Бэрон и воспитывала её. У неё дом в Ривердейле недалеко от дома Титуса Фэрчайлда. А кроме того, у неё дом в городе, на Шестьдесят восьмой стрит. Я заглянул, но там оказалось закрыто.
Макки бессмысленно вертел свой блокнот. Его место было здесь, возле телефона, откуда он мог руководить поиском Монтана и следить за развитием событий. Но он оттолкнул свое кресло и встал.
— Пошли, я поеду с вами.
— Ну, инспектор, это просто замечательно. Я уверена, что вы останетесь пообедать.
Оливия Рен устремила взгляд своих пронизывающих темных глаз на Макки, сидевшего в гостиной на втором этаже большого угрюмого дома на берегу Гудзона, дома, заполненного до такой степени, что просто негде было повернуться, самой безобразной мебелью, которую ему когда-либо приходилось видеть. Это была необычайно крепкая женщина лет шестидесяти, с незапамятных времен известная в высшем свете Нью-Йорка. Сейчас она ушла в со сцены и явно этим наслаждалась, но, должно быть, время от времени это ей надоедало, и потому она так живо приветствовала их появление.
В дверях улыбалась стоявшая наготове служанка, но Макки отклонил приглашение.
— Я бы очень рад, мисс Рен, но у меня слишком трудно со временем.
— Ну ладно. Нен, — мисс Рен повернулась к служанке, — заберите Туддлса вниз.
Туддлсом звали ожиревшего и дряхлого фокстерьера, грозно рычавшего и явно собиравшегося укусить. Он обнюхивал ноги Тодхантера, сидевшего совершенно неподвижно и делавшего вид, что он деревянный. Его белые носки, казалось, приводили Туддлса в возбуждение. Служанка подхватила собаку и исчезла.
— Неприятная собачонка, верно? — заметила мисс Рен, улыбаясь гостям. — Я имею в виду, для вас. Ему уже четырнадцать лет. Но мне нравится его скверный характер. Меня никогда особенно не привлекало дружелюбие, это же чертовски противно. Ну, я думаю, что вы пришли из-за Барбары Бэрон?
Она продолжала улыбаться. Ее спокойствие, которое, казалось, превосходило её пышные размеры, позволяло ей с равной стойкостью воспринимать и жизнь, и смерть.
Макки подтвердил и после нескольких вступительных фраз спросил:
— Мисс Рен, что вы можете сказать об отношениях между Барбарой Бэрон и её отцом?
Величественная престарелая дама пристально посмотрела на него, перебирая пальцами свои драгоценности, поблескивавшие в приглушенном полусвете гостиной.
— Ну, это довольно серьезный вопрос, не так ли? А что-нибудь не так с Хью? Я влюблена в Хью. Надеюсь, вы не думаете, что он мог убить Барбару?
Она хохотнула, но тут же вновь стала серьезной. Подумав немного, она сказала:
— Нет, инспектор. Хью никого не смог бы убить. У него нет, — как бы это сказать, — железа в характере. Если бы он мог, он должен был убить свою жену, вместо того, чтобы позволять ей умереть своей смертью. Я знала Вирджинию ван Скотт с раннего детства и до могилы. Не думаю, что кто-либо ещё был мне так неприятен.
