Темнота мешала определиться с местонахождением. Методом научного тыка, пальцами вокруг себя удалось выяснить, что нахожусь в бревенчатом сарае размером метра три на четыре. Пол, на котором я и валялся, покрыт тонким слоем соломы. Более никакой информации получить не удалось. Покряхтывая от боли в затылке и ступнях, устроился поудобнее и принялся ждать рассвета…

Запели петухи. Значит, скоро деревня проснется, и ко мне придут. А пока стоит проанализировать имеющуюся информацию, чтобы быть хоть как-то готовым к этой, надо полагать, малоприятной встрече. И лучше пока забыть о том, что весь этот мир, возможно, лишь плод моего больного воображения. Потому что если это все же не так, то могут случиться большие неприятности в случае неправильного поведения. Какие такие неприятности могут быть больше тех, которые уже имеются, представить было трудно. Хотя… Разыгравшееся воображение тут же услужливо нарисовало соответствующие красочные картины – видел как-то в музее экспозицию, посвященную методам проведения средневековых казней. До чего же изощренны были предки! М-да, забыл старое правило: если кажется, что положение хуже некуда, – значит, ты просто не владеешь всей полнотой информации о происходящем. Вот и надо попытаться данную информацию пополнить, а не растекаться мыслью по древу – не на ученом совете, чай!

Начнем с начала. То есть с момента возвращения в свой мир. Которое произошло после того, как меня огрели палкой по голове. Значит ли это, что обратный перенос возможен только в бессознательном состоянии? Или, может быть, достаточно простого сна? Ведь провал сюда оба раза случился во сне! Надо бы проверить. Эта простая мысль привела меня в возбуждение – вот прямо сейчас засну и окажусь дома. В смысле – в номере гостиницы. К сожалению, первые лучики света уже пробивались сквозь плохо заделанные щели между составлявшими стены моего узилища необструганными бревнами. Резерва времени не оставалось, да и не засну я в таком состоянии. Что же, остается попытаться дожить до вечера, чтобы проверить данную гипотезу.

Интересно, а если меня тут-таки до смерти убьют – вернусь ли я назад или?.. Что-то совсем не хочется проверять. В снах, бывает, тебя убивают, но все как-то неудачно, не до конца. Видимо, срабатывает какая-то защита в мозгу, не позволяющая ощутить собственную смерть. Вопрос, однако, действует ли такое правило и здесь. Никакой гарантии, разумеется, нет, поэтому от действий, могущих привести к летальному исходу, стоит всеми силами воздерживаться.

Кстати, еще один важный сопутствующий вопрос: почему меня не добили, а притащили сюда? Внезапный приступ гуманизма у местного населения по отношению к непонятному субъекту, нагишом вываливающемуся внезапно из леса, маловероятен. О полезных изобретениях нашей эпохи, вроде закона о превышении самообороны, здесь и не слыхивали. Есть угроза – надо ее ликвидировать. То-то давешняя тетка долго не раздумывала. Хотя, если увидели, что я уже в отключке, а первый испуг прошел, могли решить и не добивать, а разобраться, что за птица такая. Может, от бандитов человек бежал, например?

Судя по тому, что меня бросили сюда в том же виде, в котором я пред ними появился – даже какой-нибудь завалящей тряпкой не накрыли, особых надежд на доброжелательное отношение со стороны аборигенов питать не стоило. Вполне вероятно, что меня оставили в живых исключительно для того, чтобы назавтра же торжественно повесить на глазах всех жителей деревни как разбойника с большой дороги или даже сжечь на костре как одичавшего колдуна, одержимого Сатаной. Впрочем, последнее маловероятно – сжигание ведьм практиковалось, насколько помню, только в городах, куда их свозили со всей округи. Тут и священника в нужном для вынесения такого приговора сане не сыскать. Хотя что я достоверно знаю об этой эпохе? Практически ничего. Так что, может быть, и обойдется, зря себя пугаю. Проблема только в том, что объясниться с местными жителями я не смогу. Хм, а зачем, собственно? Сказать мне им все равно особо нечего, зато у меня ведь есть прекрасная отмазка! И как я сразу не додумался? По головке дубиной стукнули? Стукнули. Вот после этого я, дорогие товарищи колхозники, дар речи и потерял! Вместе с памятью. Сами виноваты, не надо было быть такими агрессивными. Так я и выиграю немного времени.

Снаружи послышались приближающиеся шаги, и я быстро лег на пол, изображая из себя тяжелобольного. Вот и пришло время проверить свои теоретические построения на практике.

Послышался грохот снимаемого запора, и после того, как закрывавшая вход криво сбитая доска была отодвинута в сторону, в мою «темницу» ворвался поток яркого утреннего солнечного света. Тотчас же в появившийся проем просунулась круглая упитанная морда, обрамленная копной густых рыжих волос, и, мигая зенками, уставилась на меня. Я глухо застонал и приоткрыл глаза. Морда удовлетворенно ухмыльнулась и радостно сообщила новость кому-то снаружи. После чего подалась вперед, увлекая за собой остальное довольно-таки внушительное широкоплечее тело. С некоторым трудом протиснувшись сквозь входное отверстие, «рыжий» остановился в метре от меня, опираясь на немаленьких размеров дубинку. Надо полагать, это охранник. Значит, сейчас заявится евойный босс.

Так и произошло. В проеме появилась еще одна морда, на этот раз бородатая, в которой я сразу же признал давешнего «председателя». С некоторой настороженностью косясь на меня, он также проследовал внутрь, впрочем, не выражая желания приближаться к пленнику вплотную. Этим составом, как оказалось, высокая комиссия по контакту с гостем из будущего не ограничивалась. Вслед за дедком в конуру вплыла весьма дородная бабища в опрятном длинном платье из тонкого сукна – довольно сильно отличавшемся в лучшую сторону от виденных мной тут ранее одеяний крестьянок. Небольшая проблема тетки заключалась лишь в принципиальном отсутствии даже намека на талию, посему характерное средневековое приталенное платье смотрелось на ней не лучше, чем на любой корове из местного стада. Жена «председателя»? Очень может быть. Тогда понятно, почему тот по девкам бегает!

Итак, собравшись в полном составе, члены комиссии обменялись короткими репликами и принялись буравить меня изучающими взглядами. Я решил перехватить инициативу, не дожидаясь, пока те придут к каким-либо, возможно, неприятным для меня, выводам, и принялся играть роль сильно ударенного по голове:

– Где я? Кто вы такие? – вопросил я как можно более слабым и измученным голосом на немецком, стараясь тем не менее произносить слова по возможности четче и медленнее. Авось поймут.

Судя по оживлению в рядах комиссии – поняли. Дедок приосанился и выдал короткую фразу. Скорее всего, название деревни, но разобрать ничего не удалось – слишком быстро он говорил. Выдержав небольшую паузу, «председатель» в свою очередь задал какой-то вопрос, в котором я понял только слово «ты». Хотя смысл вопроса, естественно, лежал на поверхности: «Кто ты сам-то такой?» Так что я мог бы и продолжить эту милую светскую беседу, но, во-первых, отвечать мне было нечего – не рубить же правду-матку о межвременном переносе, во-вторых, даже если бы мне было что сказать, то все равно сложные фразы на столь далеком от нынешнего языке они не поймут, ну а в-третьих, у меня совсем другие планы насчет дальнейшего течения разговора. Поэтому вопрос я проигнорировал и жалобно простонал:

– Пить! Воды! – пить действительно очень хотелось.

Видимо, как минимум одно из этих слов соответствовало местному аналогу, так как коровоподобная тетка сразу же полезла в принесенную с собой плетеную корзинку и, достав оттуда деревянную флягу, приложила ее горлышко к моим губам, наплевав на предостерегающий жест «председателя». Когда я напился, тот, как попугай, повторил в точности свой вопрос. Вот привязался! Не видишь – человеку плохо! Пришлось разыгрывать следующую заготовку:

– Не понимаю! Ничего не помню! – На всякий случай я повторил эти же фразы и по-английски, со стоном трогая голову. Если не поймут значения, то хоть убедятся, что я иностранец. Не уверен, правда, что это пойдет мне на пользу – немцы всегда славились неприязненным отношением к чужакам, а уж в те времена – и подавно. Еще не хватало объявить, что я еврей! Тогда моя участь будет предрешена. К счастью, благодаря способу моего попадания сюда никаких внешних следов, указывающих на этот факт, не осталось.